-- Ну, коли что. Мавра Силантьевна, -- подошёл к самому крыльцу Максяха,
держа шапку в руках и отводя Дурнуху в сторону, -- придём песни петь...
-- Не оставьте, милости просим!
Мавра поклонилась в пояс с широкой улыбкой.
-- Хмель в пиво, в постель крапива! -- визгнула Дурнуха, прячась за
девок.
-- Милости просим... милости просим! -- ещё раз Мавра поклонилась и,
просиявши во всё лицо, вернулась к мужикам в избу.
Холостёжь разобрала девок по рукам, всем стадом тронулись на серёдку, и
скоро оттуда под коровий мык и лошадиный топот -- пастух гнал по выгону
стадо -- донеслась до Петра Кирилыча насмешливая песенка:
У балакиря есть сани,
Без кобылы едут сами!
Он, уедет наш жених
Из Чертухипа на них!
* * * * *
В эту ночь не взошел уж, как потемнело, над Чертухиным месяц: посветил,
да и будет! Избы стояли словно чёрные монахи возле дороги, и за селом по
полю, и к лесу вплотную грудилась непроглядная темь. В одной только избе у
Акима в окне горел огонёк: Мавра ради такого случая зажгла перед образом
Миколы лампаду и оставила её на полном свету на всю ночь.
Под лампадой сидел Пётр Кирилыч, облокотившись на руку, и о чём-то,
видно, крепко думал. Бог его знает о чём. Пётр Кирилыч был на простой
взгляд... чудной человек. Только, должно, всё о том же!
Только если взглянуть бы в окошко в ту ночь на него, так можно было бы
подивиться: уж то ли так его облила светом лампада, то ли ещё почему, только
весь казакин на нём каждой ниткой так горьмя и горел, и то ли кудри это у
него так золотились в лампадном свету, то ли с иконы упал ему на голову
венчик -- едва ли бы кто разобрал: у Мавры, с делами да с ребятнёй, на
стёклах висит паутина, и похожи они на мутные спросонья глаза; сами-то они
упёрлись в дорогу, в землю глядят, хотя едва ли что видят, а в них... хоть
всю ночь просмотри, припавши к стеклу, а едва ль... едва ли что взаправду
увидишь...
Глава восьмая
БАЛАКИРЕВА СВАДЬБА
ДВЕ УСТИНЬИ
Правду думал Пётр Кирилыч про Спиридона, что мужик он был непонятный:
есть над чем голову поломать, хитро было всё прилажено в человеке, и
винтики, как в заморских часах, для простого глаза совсем незаметные.
Потому по внешности мало кто заметил перемену, происшедшую в Спиридоне
после одного случая с ним...
А случай был действительно очень чудной...
* * * * *
Незадолго до приезда Феклуши как-то молился Спиридон Емельяныч в своей
тайниковой молельне. Ни снов ему перед этим каких-нибудь таких, неподобных
не снилось, и думать об чём-нибудь таком он давно уж забыл, да, видно,
многое с нами в жизни бывает не потому, что мы этого ждём или хочем.
Уж то ли на этот раз напустил Спиридон свыше меры ладанного дыму в
подполицу, то ли чересчур переложил еловой смолы в большое кадило, только
когда он в середине службы со всей своей торжественностью расхлебястил
царские двери и возгласил: "Со стра... хом... бо... бо..." -- как тут же
осёкся и чуть не уронил с головы чашу с дарами... Поглядел Спиридон
Емельяныч в угол: баба! Поглядел в другой угол: ещё баба!
Плохо рассмотрел их Спиридон, только было вышел он из алтаря с дарами
над головой, обе бабы склонились перед Спиридоновой чашей, и в глазах у него
прочернели бабьи затылки, повязанные в кашемир, как у монашек. У одной
из-под шали на диво такая пушистая коса в прозолоть рассыпалась по всей
широкой спине, на кончиках игривые курчавые завитушки, как подвенечные
кольца, а у другой овечьим хвостом болтается сбоку...
Муть ударила в Спиридона с чёрных кашемировых шалей, и по каймам, как
обгорелым на незримом огне, забахромились чёрные кисти.
Спиридон взглянул на одну, взглянул на другую, чуть даже шатнулся, но
испуга своего не показал и не вымолвил ни одного слова.
Собрал Спиридон в себе силы и с дрожью в густом и тёмном своём, как
стоялое сусло, голосе дотянул торжественный и самый любимый возглас с дарами
над головой: "...О... о... жи... им и ве... ве... рою... приступите!.."
"Как это они только сюды попали? -- мелькнуло вслед в голове
Спиридона. -- Неужли Авдотья-полула?.. Так ведь Авдотья в Москве... и не
Машка... Главное -- две!.."
Бабьи спины разогнулись от этого возгласа, и Спиридон прижмурил глаза, и
из глаз у него покатились на пол золотые колечки: перед ним по правую руку
стояла первая его жена, а по левую -- вторая!..
Почему-то первым делом подумалось Спиридону, что обеих их звали
по-одинаковому: обе они были Устиньи.
Только первую некогда звал он ласково Устинькой, и когда после её смерти
прошло много незапамятных лет, похоже было на то, что на самом-то деле
никакой Устиньки не было, а что Спиридон вычитал это о краснощёкой
столоверке в своей волшебной книге в главе о непорочной деве и потом
примечтал на сонную душу. Велико горе было тогда у Спиридона, и с этого горя
он долгое время не верил смерти жены. Бывает, так неожиданно уходят люди из
дома -- пойдёт в лес за грибами и назад уже не вернётся. Часто видели
Спиридона, бывало, за гусёнской околицей, повечеру долго стоит и словно
кого-то ждёт, упёршись в дорогу... Глаза у Спиридона не глядели на баб, не
видел он Устиньке равных!
О второй Спиридон мало жалел, хоть и помнил.
От второй живая память осталась: две девки!..
* * * * *
Стоят бабы перед Спиридоном: одна высокая и стройная -- на картинку её
рисуй, со щёк так и стекает розовый жар, пышет круглолицый, слегка пушком
покрытый румянец; другая же как хворостинка возле дороги с обглоданной
зайцами шкуркой, такая же бедная, словно обкраденная, как и при жизни...
Глядят обе они на Спиридона странными улыбающимися слегка, но такими
пустыми, словно выпитыми глазами, и на губах у них у обеих большие печати --
наподобие тех, какие видел Спиридон на казённых пакетах.
"Уста наши закрыты, Спиридон, уста наши закрыты, -- как будто хотят они
сказать Спиридону выпитыми глазами, -- раскрой наши уста!.."
Спиридон даже молитвы не сотворил против такого наваждения -- может, не
догадался от неожиданности, а может, забыл в этот час все молитвы, --
повернулся он, как всегда, неторопливо на месте и шагнул в глубь алтаря.
Не глядя перед собой, словно спасаясь от призрачных баб, закрыл Спиридон
алтарные створки и тут же припал на колени к яслям, в которых лежал
спеленутый в золотой воздух Христос рождающийся.
-- Буди мне грешному... окаяшке безумному! -- шепчет Спиридон, склоняясь
перед своею святыней.
По чину надо бы выйти потом из алтаря из боковой дверки, подойти к
Ивану-воину и к Нилу Сорскому, постоять перед ними, шепотком читая молитвы,
и поцеловать потом обоих святых в самые губы, но на этот раз Спиридон
перепутал весь богослужебный чин и вылез из алтаря, когда, видно, немало
время прошло и Спиридону даже есть захотелось... Как там никак, а всё живой
человек!
Вышел Спиридон из боковой алтарной дверки, крадливо и испуганно сначала
оглядев все углы в молельне. Думал Спиридон про себя, что, пока он был в
алтаре, обе его супруги подобру из молельни убрались той же дорогой, которой
пришли, но не тут-то было: стоят обе по углам и усердно отмахивают поясные
поклоны.
-- Честнаго и животворящего хреста...
Спиридон глубоко передохнул и занёс над головой для благословения крест,
пронеслась у него в голове, кажется, вся земля перед этим крестом и прошли
какие ни на есть на ней народы и люди (из глаз Спиридона валила темь
большими кругами). Обе бабы сорвались с места, словно кто их сразу столкнул,
и неживыми шагами заколыхались к алтарной ступеньке, на которой стоял
Спиридон и шатался, как большой дуб на сильном ветру.
Что дальше с бабами было, Спиридон хорошо не успел рассмотреть, понял он
только, что совсем возле него бабы затеяли ссору: кому первой к кресту
прилагаться!
-- Мне... мне... -- страстно трепещет большою печатью молодуха, --
мне... мне: я умерла от Спиридоновой плоти!..
Выставилась Устинька вся перед Спиридонов крест и заслонила его широкой
спиной.
-- Мне... мне, -- шипит змеиным искажённым росчерком запечатанных губ
лядавая баба, -- мне... мне: я Спиридоновой плоти не знала!..
Скрючилась вся перед Спиридоном, как согнутая палка под огородным
чучелом, и, видно, вот-вот сейчас бросится на молодуху.
Не успел Спиридон благословить их крестом -- обе бабы друг в дружку
вцепились, чёрные шали взметнулись и, как большие чёрные птицы, взлетели в
синюю высь домотканого неба, стремглав пролетели над головой пречистой мати,
лампады убавили свои огоньки, свечи согнулись от сильного ветра вбок
язычками, и на иконах зашевелились тёмные лики.
Победоносец к самой груди Спиридона приставил длинную пику, и
Архистратиг над самой, кажется, его головой занёс с иконы огненный меч.
Ни жив и ни мёртв стоял Спиридон с поднятым высоко для благословенья
крестом, слышал он только, как под ногами у него тряслись половицы и как с
горящего лба его катился солёный пот, попадая в глаза и звонко стукая о
тяжёлую шитую ризу.
Ни мысли никакой не промелькнуло в голове Спиридона, ни молитвы
мало-мальской на ум не пришло, видел он только, как топочутся у него перед
глазами две бабы, спутались у них в ногах подолы, цепкие руки вклещились в
косы, и со спины Устиньки катятся вниз на молельный пол золотые колечки, а с
лядавой бабы большими лоскутами падает чёрная темь.
Тихий стон шёл по молельне, отдаваясь жутко в углах...
Долго ль так простоял Спиридон, трудно сказать, только одна Устинья
стала одолевать другую Устинью, подмяла её под себя, как овцу в стрижку, и
лядавая баба притихла и начала на глазах у Спиридона пропадать, пока совсем
в половой щели не пропала.
На том месте, где она топошилась, остался только смешной хвостик от
чахлой косички, выдранной пьяницей мужем, рванула этот хвостик Устинька и со
всей силы бросила от Спиридоновых ног куда-то в тёмный угол молельни.
Видно было по всему, что столоверка сильней и проворней.
Дивно стала она оживать в памяти, проясняться каждой чертой, сквозь
чёрный покров её странного одеянья зарозовели полные, как дубенские берега
по весне, круто налитые груди, затрепетали, как некогда в благодатную ночь
на четвёртый год после их свадьбы, сильные руки, и от всей Устиньки пошло на
Спиридона тепло, и ветерок душистый подул ему в бороду от прерывистого и
жаркого её дыханья.
Показалось в сей миг Спиридону, что за алтарной перегородкой на
духменном сене в овечьих яслях радостно вскрикнул младенец, как в первый раз
кричит каждый из нас, появляясь на этот свет из материнской утробы, с
потолка чуть повернула в ту сторону скорбную голову пречистая мати, и с
тонких губ её слетела нежная улыбка, и сизо-золотая голубка заметалась
пылающими крыльями над головой молодого спаса, входящего на иконе в тихие
иорданские воды.
Просветлел на лицо и сам Спиридон; плач младенческий стих, и с ним сразу
всё стихло в молельне, на пенушках ещё ярче располахались язычки от свечей,
и на самый разный манер изо всех углов замигали лампады.
Чует Спиридон, что лежит сейчас Устинька перед ним в глубоком поклоне,
обхватив розовыми крепкими руками его большие сапоги, слышит он, как
колотится об пол её сердце, отчего и у Спиридона спирает в груди и к горлу
подваливает из самого нутра жар и холод.
"Спиридон... дон... дон..." -- слышится Спиридону её голос,
запечатанный, еле доходящий до смертного слуха.
Видно, и впрямь примечтал Спиридон молодую столоверку, вычитав из книги
"Златые уста": как живая лежит она перед ним, раскинувши истомные руки и
раскрывши уста. Спиридон не выдержал испытания, выронил крест из занесённой
руки на ступеньку и припал к ней головой:
-- Устинька... Устинька...
И спала с Устинькиных губ большая печать, тянется она к нему пылающими
губами, порозовевшими от жаркого дыханья, шепчет она ему слова непонятные,
тайным смыслом наполненные, и каждой ниткой станушки дрожит.
"Дон... дон... дон..." -- звенит в ушах Спиридона мутовочный звон.
Кажется Спиридону, что рвёт он на Устиньке ворот суровой рубахи,
добираясь до тёплых грудей, жмёт их уже в горячей ладони и Устинька
бессильно уткнулась ему в бороду и шепчет в самые уши:
-- Тише, Спиридон... Ради оспода, тише!..
* * * * *
Когда Маша вошла к вечеру в молельню, она застала отца лежащим врастяжку
на полу перед алтарём; крест валялся в стороне на ступеньке, и сам Спиридон
тяжело дышал, словно на что-то навалившись.
Маша подняла крест с полу и осторожно окликнула отца:
-- Батюшка!
Но Спиридон ничего ей не ответил и не шевельнулся. Видит Маша, что
упёрся он локтями в пол и судорожно приложил ладони к самому сердцу.
"Чтой-то с тятенькой?.." -- немного согнулась Маша к отцу, но окликнуть
ещё раз побоялась.
Положила она свой малый начал и неслышно, на цыпочках, скользнула из
подполицы -- решила она, что Спиридон замолился.
Скоро и сам Спиридон показался из подполицы. Выглядел он за столом как и
всегда, ничего такого заметного у него на лице не было, не охотник он был
суропиться.
Только с той поры, когда выходил Спиридон поутру на крыльцо, он подолгу
простаивал на нём перед молитвой, веселыми глазами оглядывая розовеющую на
восходе Дубну и сладко потягиваясь, как молодой... Видно, как вспуганный с
чапужной берлоги медведь, вломился в Спиридонову кровь поздний жар и истома,
оттого и шёл от этой потяготы только хруст и треск в локтях да под домашней
холстинной рубахой на груди и спине жутко перевивалось скопленное за немалые
годы воздержной жизни буграстое тело.
ДЕВИШНИК
Удивительно было Маше больше всего, почему это Спиридон Емельяныч не
наложил на неё своей запретной заповеди и так скоро безо всего согласился
выдать её за Петра Кирилыча.
Знала Маша хорошо нрав Спиридона, а потому спросить его самого о
чём-нибудь побоялась: так зыкнет, что свету последнего не взвидишь!
И так Маша подумает, и этак в уме приложит, а всё вроде как не выходит.
Прикинула также и то, что ничего из этого запрета с Феклушей не вышло,
только рябуху себе раньше поры завёл Митрий Семеныч, и что от великой обиды
этой у Спиридона отлегло от заповеди сердце, одним часом подумала даже, что
Спиридон просто отступился от веры, но спохватилась и вслух сама себя
назвала полудурой.
И вправду, земля скорей перевернётся кверху ногами, чем Спиридон
отстанет от веры... Ухлопал он на эту веру целую жизнь!
Даже плюнула Маша, но так до поры и не смогла разгадать Спиридона.
* * * * *
На третий день или на четвёртый, как Пётр Кирилыч после сговоров
возвратился с братом с мельницы в Чертухино, к Маше после обеда привалили
большим стадом девки.
С утра день нахохлился, как петух на жерди. Над чертухинским лесом ещё
на заре повисла строгая пепельная бровь, словно кто оттуда подглядывал за
мельницей на берегу Дубны, и с самого утра моросил как из сита тёплый
дождик-травник. Трава такой дождик любит...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг