неудачное выступление забылось.
- Вы говорите страшные вещи, Танага-сан!
- Никому не признался бы теперь в этих опасных мыслях своей юности,
Аэри-тян, никому, кроме вас! И потому вам следует решится...
- Бемс? - испуганно спросила я.
Танага кивнул.
- Если людей наша врачебная этика и заскорузлые традиции заставляют
мучиться лишние дни, то в отношении собак такого запрета нет.
- Вы хотите усыпить его?
- Все произойдет без вас, Аэри-тян. Надо помочь бедному животному.
- Но знаете ли вы, Танага-сан, что мы не восстановим производство
пищевых продуктов. Дозаторы мы не наладили, индикаторов запаха нет. Бемса
необходимо вылечить!
- Увы, добрейшая из женщин! Мне все известно как одному из директоров.
Достойный господин Шульц, - он перешел на официальный латинский язык, -
распорядился прекратить экспорт пищевых продуктов, срывая поставки и идя на
неустройки, но сохраняя запасы пищи для населения Города. Однако вашего
бесценного контролера на завод не вернуть.
- Как это ужасно, Танага-сан! Ведь Бемса действительно некем заменить.
И мы не держали охраны! В этом большая наша ошибка. Подумать только! Все
индикаторы запаха испорчены!
- Не ошибается тот, кто ничего не делает. И еще одной ошибкой было бы
продолжить страдания пса. Он не заслужил такого жестокого отношения,
извините.
- Жестокое отношение! Вы можете подозревать во мне жестокое отношение к
любимому существу?
- Нет, Аэри-тян, извините. Не подозреваю этого, стремлюсь лишь
подготовить вас, женщину, к мужественному решению.
- Усыпить Бемса?
- Он спокойно уснет как от снотворного. И не будет страдать.
При всей своей воображаемой "мужественности" я, как девчонка,
разрыдалась на груди нашего милого доктора. Он гладил мои волосы и увещевал:
- Все будет сделано без вас. Простой укол. Ведь столько раз я делал
это, стараясь спасти его.
- А теперь?
- Спасу его от страданий. Вам не следует быть со мной.
- Нет, - решительно мотнула я головой. - Останусь с ним до конца. Пусть
женщина, но ведь вы сами требуете от меня мужественности.
- Это слишком тяжелое испытание, Аэри-тян.
- И все-таки буду с вами... с ним... до конца.
- Извините, - почтительно произнес Танага.
Дальнейшее помню как во сне.
Мы прошли к Бемсу. Я сидела подле него и гладила его по голове между
ушей и думала: не здесь ли ранил его проклятый Мурильо!
Танага уходил готовить шприц,
Он вернулся с молоденькой сестрой милосердия, маленькой и изящной
японочкой, своей дальней родственницей, последовавшей за ним в Город
Надежды.
Яноночка взяла в руки голову Бемса, которую я продолжала гладить,
ощущая его тепло. Ведь у собак нормальная температура около сорока градусов.
У них всегда "жар". Может быть, у Бемса сейчас было даже больше... Мне жгло
руку...
Танага привычно помазал спиртом лапу, словно делал лечебную процедуру,
дезинфицируя место укола, потом ввел иглу в нащупанную перед тем вену.
Бемс не реагировал.
Сквозь слезы я видела его закрытые глаза. Казалось, он уже уснул.
И вдруг он дернул головой так, что девушка не смогла удержать ее. Глаза
на миг открылись, и я боюсь вспомнить, что в них прочла! Голова упала, потом
он снова поднял ее. И в этот миг меня обдало струей.
- Ай-яй! - укоризненно сказал Танага, прикрывая низ живота Бемса
большим куском ваты.
Прощальной лаской держала я ладонь на голове своего уходящего друга и
беззвучно рыдала. Японочка в белой наколке одной рукой придерживала крутой
лоб Бемса, а другой протягивала мне мензурку с питьем. Пришлось через силу
проглотить его.
Доктор Танага, вставив в свои уши наконечники резиновых трубок,
прослушивал сердце Бемса.
Наконец он неторопливым движением вынул трубки из ушей, аккуратно
сложил фонендоскоп в футляр и сказал:
- Конец, милая Аэри-тян. Вы настоящий мужчина.
"Настоящий мужчина" горько плакал, припав губами к рыжей, еще теплой
шерсти своего потерянного друга".
Глава четвертая
ИНДИКАТОР ЗАПАХА
Завод "вкусных блюд" встал. Индикаторов запаха не было. Запасы пищевых
продуктов Города не пополнялись, поставки в другие страны прекратились, а
люди там... голодали...
Около ледяных цехов толпились рабочие. Перед экстранным заседанием у
Вальтера Шульца я не удержалась и забежала сюда.
- О сеньора! - завидев меня, воскликнул Педро. - Мы вас ждем как святую
заступницу. Руки наши отвыкли от безделья. Дайте им что-нибудь делать. Ведь
еду-то нам дают!..
- О добрая сеньора! Да просветит вас пресвятая дева, как помочь нам, -
добавила жена Педро Мария, держа младенца на руках.
Зачем они здесь? Ведь они имеют все независимо от занятости! Я же не
могу распустить персонал завода, перебросить кого-нибудь на другие работы.
Завод должен действовать, должен!
Я стояла среди озабоченных людей и ничего толком не могла сказать им.
- Жаль бедной собаки! - вздохнул грузный Билл, хороший мастер
псевдомясных блюд. - Если тут котлами и трубами заменяют Чикагские бойни,
так неужели нет прибора, который заменил бы пса?
Я пожимала плечами, чувствуя себя виноватой перед доверившимися нам
жителями Города Надежды. Восстановить испорченные индикаторы запаха не
удалось...
- Толкаться здесь, мадам, нам теперь не пристало. Не позволяет этикет
"знатных людей грядущего", - заметил француз де Грот.
- Вот и займи место Бемса, - посоветовал Билл. - Духи парижские любишь?
Значит, есть у тебя маркизское чутье. Не хуже собачьего.
- Пробовал, Билл, пробовал. Но нос мой оказался хоть и длинный, но...
тупой.
Мы действительно попробовали заменить индикатор человеком, но неудачно.
- А еще аристократ! Видно, вонь парижских ночлежек у тебя обоняние
отбила.
Я заторопилась в Директорат и, пообещав нашим "безработным" непременно
найти выход, побежала. Николай Алексеевич все-таки приучил меня бегать!
Впереди на бульваре показалась так хорошо мне знакомая подтянутая
фигура статного широкоплечего человека, с иголочки одетого. Он шел, гордо
неся голову, словно у него срослись шейные позвонки.
Я сбавила шаг. Не хотелось его догонять. Он ведь всегда делал вид, что
не замечает меня. Напускное пренебрежение оскорбляло. Но на это он и
рассчитывал.
Почему люди, когда-то близкие, могут так перемениться? Неужели от любви
до ненависти только шаг?
А была ли любовь? Была ли она у девчонки, "пытавшейся пристроиться",
как уколола меня однажды его мать? А была ли любовь у него, избалованного
красавца, которому понадобилось подчинить себе "строптивую азиаточку", как
он меня прозвал? Не решилось ли все его самолюбием и себялюбием?
Тщетно пыталась я оправдать его, понять, взять вину на себя.
Ну и что ж! Вина моя бесспорна. Но не в том, что я ушла от него, а в
том, что "выскочила" замуж.
И как я была слепа! Не видела ничего, кроме броской наружности. Не
разглядела за высоким ростом приземистого человечка, ползающего среди
обретенных им удобств!
Однако я так и не прозрела полностью!
Юрий Сергеевич продолжал удивлять: после приезда сюда он ни разу не
повидался с сыном. Пусть ему неприятно появляться у нас с Николаем
Алексеевичем в доме, но в Школу жизни и труда, где по Уставу Города
воспитывался Алеша, он мог бы заглянуть!..
Идя следом за ним, я не хотела думать о нем, честное слово! Скорее
беспокоилась о белках кандиды с биофабрики, количество которых продолжало
расти, не поступая в переработку. Шульц распорядился доставлять их в дальний
угол Грота. Там было как в погребе. Сказывался обнаженный ледяной массив, в
который мы продолжали вгрызаться.
В Хрустальном зале Директората все приглашенные уже сидели за столом.
Шульц укоризненно посмотрел на часы. Полторы минуты опоздания! Все из-за
того, что я перешла с бега на шаг. Я извинилась.
Папа издали тепло улыбнулся мне. Юрий Сергеевич посмотрел "насквозь",
будто я была прозрачной. Тамара Неидзе помахала точеной рукой. Доктор Танага
кивнул и отвел глаза за большими очками.
Я обошла стол и села рядом с папой.
Шульц открыл заседание, сказав, что ждет советов. Закончил он словами:
- Положение угрожающее, достойные господа!
И обратился ко мне, могу ли я что-нибудь предложить.
- Выход есть! Честное слово! - вскочила я. - Вот моя старая диссертация
"Определение запаха чувствительными приборами и биологическими системами"...
- Кому нужна эта теоретическая галиматья? - буркнул по-русски Юрнй
Сергеевич.
- Достойная госпожа имеет в виду какие-нибудь приборы, которые позволят
пустить завод? - поинтересовался Шульц.
- К сожалению, достойный господин Генеральный директор, таких приборов
пока нет. Их обещают освоить в Советском Союзе в ближайшие месяцы. А ждать
нельзя.
- Так что же вы имели в виду предложить?
- Вызвать на самолете собак с ближайшего континента. В моей работе
рассмотрены все приемы, которыми обучали Бемса. Они помогут дрессировке. Мы
сможем быстрее наладить дозаторы.
- С континента? Собак? Опять собак? - послышались голоса. - А сколько
времени их натаскивать?
- Увы, достойная госпожа, - вздохнул Шульц. - Рассчитывать быстро на
такую помощь, по крайней мере из Америки, невозможно, ибо власти США
запретили полеты лайнеров в Антарктиду после трагедии в Бермудах с
"Конкордом", который мы не перестаем оплакивать. Увы!..
- Это происки недостойного журналиста Генри Смита, извиняюсь, - вставил
Танага. - В своих статьях он требовал запрета полетов к нам.
И тут поднялся мой папа:
- Прошу простить, достойные господа! Если нельзя быстро ждать
дрессировщиков с собаками, то передайте диссертацию моей дочери мне.
Надеюсь, что требуемый "индикатор запаха" можно создать, для чего
исследование Аэлиты окажется полезным.
- Что здесь происходит? - воскликнул Юрий Сергеевич.
Все обернулись к нему. Он поднялся, слегка побледнев, проводя рукой по
чуть волнистым (я-то знала, что завитым!) волосам:
- В чем хочет убедить нас инженер Толстовцев? Будто ему, оторванному от
научно-исследовательских баз, в одиночку по плечу сделать то, что оказалось
не под силу таким корифеям, как Рентген и Иоффе?
- Изобретения тем и примечательны, достойный инженер Мелхов, что они
делаются впервые, осуществляя прежде недоступное. Я не собираюсь копировать
испорченные индикаторы, а предложу новый. Пусть назовут меня упрямцем, но я
буду твердить, что в нашем случае на помощь к нам придет бионика,
неизвестная в прежние времена. Надо не копировать достижения природы, а
использовать их.
Бионика? Я вопросительно взглянула на Танагу, но тот отвел глаза и
опустил голову.
Юрий Сергеевич ответил назидательно:
- Как известно, "упрямство - оружие слабых, а упорство - орудие славы".
Но славу не добудешь эфемерными фантазиями! Ближе к земле, достойные
господа! Рассчитывать надо не на несуществующие приборы, а на реальную
помощь Америки, воззвать к ее традиционному благородству! Лишь американские
самолеты способны на рейс к нам. Запрет на полеты должен быть снят! И я
лично не остановлюсь перед тем, чтобы ради этого поставить под удар даже
самого себя!
Он красовался, став в позу героя, готового на самопожертвование.
- Кто же снимает запрет? - спросил Вальтер Шульц.
- Я, достойный господин Генеральный директор! Вот магнитофонная лента,
которая прозвучит на весь мир и ляжет вещественным доказательством и на стол
международного и на стол федерального суда Соединенных Штатов, разоблачая
мистера Генри Смита и его Агентство, которое отнюдь не принадлежит к числу
информационных.
Юрий Сергеевич включил свой магнитофон. В Директорате зазвучал голос
Генри Смита:
"- Хэлло, Юрий! Как вы поживаете в своей ледяной берлоге? Я не против
ее осмотреть..."
Дальше мы услышали и намеки шантажиста, и наглые угрозы, и гнусные
предложения "журналиста", пытавшегося по заданию некоего Агентства разложить
общество Города-лаборатории изнутри.
- Какая мерзость! - застонал Вальтер Шульц, теребя свою черную бороду.
- Надеюсь, достойные господа, что отныне роль мистера Генри Смита в
судьбе "Конкорда" станет яснее, - торжественно провозгласил Юрий Сергеевич.
Все молчали.
- Пусть меня осудят, - патетически продолжал он, - но и учтут тот вклад
в расследование злодеяний врагов Города-лаборатории, который я, не
задумываясь, вношу.
Так вот какая дружба направляла Юрия Сергеевича в его действиях и даже
в семейной жизни! Я встала, с трудом сдерживая презрение:
- Напрасно инженер Мелхов считает, что вовремя выступил со своим
разоблачением. Он явно запоздал. Трусливо покрывая Генри Смита, почему-то
молчал во время расследования. Я не задыхаюсь от восторга по поводу его
сегодняшнего "героического" поступка. Что ж, пусть магнитофонная лента ляжет
на судебный стол. Боюсь, что Городу Надежды не скоро станет от этого легче.
И хоть теперешний президент США не раз помогал нам, ему могут помешать снять
запрет с полетов через Бермудский треугольник из-за компрометации какого-то
газетчика. Там компрометируются и куда более значительные персоны: и
сенаторы, и губернаторы, и вице-президенты, и даже президенты. В лучшем
случае назначат сенатское расследование деятельности Агентства. Все
решается, на мой взгляд, проще. Дрессировщиков с собаками доставят нам на
Ту-144 из Советского Союза. И моя диссертация поможет им.
Доктор Танага захлопал в ладоши. Тамара Неидзе поддержала его, но Шульц
осуждающе посмотрел на них. Наступило молчание.
Его прервал мой папа:
- А я все-таки прошу этот материал передать мне. Могу заверить:
бионический индикатор запаха будет.
Я никогда не видела Юрия Сергеевича таким смятым, смущенным, как после
моей горькой речи. Это не помешало ему бросить на меня испепеляющий взгляд.
Я отвернулась и передала диссертацию отцу".
Глава пятая
"ИНОПЛАНЕТНАЯ ТЕХНИКА"
"Странной секретностью окружил папа свою лабораторию! Даже мне мягко
сказал, что я могу помешать ему!..
Только для доктора Танаги и его помощницы было сделано исключение. Я
ревновала к милой японочке собственного отца. Ей можно ему помогать, хотя
там никаких медицинских процедур нет, а мне, так заинтересованной в
задуманном приборе, нельзя!..
Но я сделала вид, что поняла отца, потому что восхищалась его
решимостью изобрести необыкновенное.
Ждали прилета Ту-144 с собаками. Сколько же времени понадобится, чтобы
их натаскать!..
С обратным рейсом Ту-144 повезет нашу почту в ООН - разоблачающую Генри
Смита магнитофонную ленту, переданную Юрием Сергеевичем.
Неожиданно и очень корректно он попросил свидания со мной.
- В связи с индикатором запаха и работой моей биофабрики, - сказал он,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг