в них огни плафонов.
Секретарша, в больших очках, одетая, как и все в офисе,
по-европейски - в белой кофточке и узкой макси-юбке, тотчас узнала Иесуке и
закивала в знак того, что шеф ждет его.
У дяди все было толстым и тяжелым. Тучная фигура, заплывшее лицо с
тремя подбородками, брови - две толстые запятые, поднятые к вискам, толстые
усы, опущенные скобками по обе стороны толстогубого рта, очки с толстыми
стеклами. Он снимал и клал их на тяжелый стол, щурясь близорукими глазами
на неимоверной тяжести несгораемый сейф, который без подъемного крана не
вытащить...
Матсубиси встретил племянника без особой радости, хотя вежливо
справился о здоровье, подняв от деловых бумаг тяжелый взгляд и указав на
тяжелый стул напротив, выразительно жесткий. "Посидел, сделал дело -
уходи!"
- Иесуке, - начал дядя, - твои почтенные любящие родственники очень
недовольны. Ты не оправдал возложенных на тебя надежд, извини. Ты должен
перенять у европейцев их приемы, а ты вместо этого стал демонстрировать им
свои, которые более уместно применить здесь, на родине. Это не бизнес,
извини.
- Я не мог поступить иначе. Я старался спасти великого русского
ученого.
- При помощи столь же великой русской женщины?
- Скорее молодой, самоотверженной.
- Я слышал, что ты занялся изучением русского языка?
- Да, дядя, извините. Это "метод погружения". Мы, изучающие, на долгий
срок совершенно отключаемся от всего нам знакомого. Мы говорим только
по-русски, пишем по-русски, читаем их книги, слушаем русскую музыку, поем
русские песни, более того, мы думаем по-русски и даже видим русские сны. Я
несколько раз видел Москву. Извините.
Дядя откинулся в кресле, взял в руки очки и, покусывая их дужку,
задумался:
- А ты хотел бы увидеть ее не во сне?
- Разумеется, почтенный дядя.
Матсубиси опять погрузился в размышление. Потом вяло заговорил:
- Мои друзья по бизнесу, - Иесуке Танага знал, что дядя связан с
военной базой американцев на Окинаве, - могли бы оценить твое знание
русского языка. Я ведь угадываю твое тайное желание. Оно тоже может
оказаться полезным. Поэтому ты примешь участие в конкурсе изучающих русский
язык и получишь премию - поездку в Москву.
- Но если мне ее не присудят? - усомнился Танага.
Дядя выразительно хмыкнул и тяжело поднялся со своего места. Аудиенция
закончилась, и оба низко кланялись друг другу. Дядя, тяжело ступая
слоновьими ногами, проводил племянника до двери.
Иесуке понял, что на него делается ставка.
Лифтер, открывая перед ним дверцу, с почтительной улыбкой пожелал ему
успеха.
"Языковое погружение" закончилось, и Танага принял участие в конкурсе,
получил там словно заготовленную для него премию, хотя был не из самых
лучших знатоков русского языка, и... приехал в Москву.
Он видел ее лишь во сне и совершенно не знал города. Тем более не
представлял, как найти Анисимова и Аэлиту.
И как всегда принято считать, ему помог случай, который отнюдь не был
случайностью. К столику японца в отеле "Метрополь" подсел американский
журналист Генри Смит.
Они вместе любовались мраморным фонтаном в ресторанном зале,
плавающими в нем "красными рыбами", которых услужливые официанты по заказу
вылавливали сачками, наблюдали за пестрой разноязычной толпой туристов и
разговаривали, по-английски.
Генри Смит восхитился знанием Танагой русского языка. Он побывал на
Окинаве и общался там с японскими бизнесменами, но не выучил по-японски ни
слова. А тут - свободное общение с русскими! Когда же Смит узнал об
интересе Танаги к искусственной пище и ее создателям, восторгу его не было
границ. Он готов был оказать Танаге любую помощь - он знал Москву и русских
людей. Иесуке Танага, растерявшийся в чужой стране, рад был предложенной
помощи расторопного американца.
Генри Смит поговорил по телефону со своим "русским другом", как он
сказал, с которым познакомился в Риме, и узнал от него адрес института
академика Анисимова. К сожалению, самого академика в СССР не оказалось, он
уехал на Ассамблею ООН в Нью-Йорк, но его заменяет профессор Ревич,
"русский друг" попросит его принять Иесуке Танагу. Но... американский
приятель почему-то попросил Иесуке Танагу не выдавать в институте своего
знания русского языка.
- Значительно удобнее слушать, что при вас будут говорить русские на
своем родном языке, не подозревая, что вы их понимаете. Это может
пригодиться и вам... и нам, - многозначительно добавил Генри Смит.
Японец, благодарный Генри Смиту за помощь, пообещал говорить в
институте по-английски, мысленно решив, что русским языком он
воспользуется, когда дойдет дело до осуществления сокровенной мечты.
Так Иесуке Танага попал в кабинет профессора Ревича, который временно
замещал академика Анисимова.
Ревич вышел из-за стола, низко (совсем по-японски) кланяясь
посетителю. Иесуке тоже кланялся, удивляясь, какими сходными оказываются
обычаи в его стране и здесь.
Говорили по-английски. Японец интересовался миссией академика
Анисимова в Нью-Йорке, и, поскольку она освещалась всей мировой печатью,
профессор Ревич не делал из нее никакого секрета.
Геннадий Александрович Ревич любил внешние эффекты. Разговаривая с
японцем по-английски, он вспомнил "пир знатоков" и Аэлиту, так поразившую
всех своим знанием японского языка, и решил блеснуть перед японцем русским
гостеприимством. Дама-референт по его просьбе тотчас пригласила младшую
научную сотрудницу Толстовцеву. Танага не знал фамилии Аэлиты и, хотя и
понял обращение профессора к референту, не догадался, кто появится в
кабинете.
Когда вошла Аэлита, он онемел, не мог произнести ни слова ни на своем
родном, ни на одном из знакомых ему языков.
Аэлита узнала Танагу и несказанно обрадовалась:
- Это же доктор Танага! Как я рада вам, Иесуке-сан! - сказала она на
японском языке, по-европейски протягивая гостю обе руки, и, обернувшись к
Ревичу, добавила по-русски: - Представьте, это тот самый доктор Танага,
который спас от смерти нашего Николая Алексеевича в Германии!
- Ну что вы! Это сделали больше вы, нежели я, - на приличном русском
языке произнес Танага и спохватился.
Но было уже поздно. Профессор Ревич пронзительно смотрел на него.
Почему это он скрыл при посещении академического института свое знание
русского языка?
Вызов Аэлиты, как решил Ревич, оказался несомненной его ошибкой. Он
сразу утратил ведущее начало в разговоре с иностранным гостем. Танага и
Аэлита оживленно болтали по-японски, и это представлялось Ревичу вопиюще
нетактичным. Он не понимал ни слова и решительно не знал, как вновь
овладеть положением.
- Господин Танага так хочет увидеть Николая Алексеевича, - объяснила
Аэлита. - Надеется, что ООН примет решение о строительстве Города Надежды.
- Но у меня на это мало надежды, - буркнул Ревич. - Слишком
рискованная трата огромных денег. И зачем это делать в таком
труднодоступном месте? - Ревич сказал это и прикусил язык. Ведь японец,
скрывавший свое знание русского языка, понял его.
Академика ждали на следующей неделе. Иесуке Танага успел съездить в
Ленинград и снова появился в институте.
Академик Анисимов принял его в том же кабинете, что и Ревич,
переводчиков ему, прилично знавшему японский, не требовалось, хотя гость и
не скрывал от него своего умения говорить по-русски. Получилось, что в знак
взаимного уважения каждый из собеседников говорил на языке другого. И
все-таки Николай Алексеевич попросил даму-референта пригласить Толстовцеву.
Японец оживился. Он уже понял, кто придет.
Они вспоминали втроем особую палату, покойного академика Мишеля
Саломака, неугомонного бородача Вальтера Шульца и даже напыщенного
профессора Шварценберга. Не забыли и медицинских сестер, даже санитаров.
Когда на следующий день Ревич узнал о решении Анисимова взять доктора
Танагу на флагманский ледокол в качестве врача, то пришел в ужас.
Он присутствовал в кабинете, когда академик убеждал по телефону
морского министра включить японца в советский экипаж.
- Что вы делаете, Николай Алексеевич! - шипел Ревич. - У меня есть
неопровержимые данные, что японец подослан к нам.
Анисимов высоко поднял брови, но продолжал разговор с морским
министром, который очень неохотно уступал маститому ученому.
Лишь положив трубку красного телефона, Анисимов вопросительно взглянул
на Ревича.
- Надо быть бдительным, Николай Алексеевич. Вы согреете змею у себя на
груди.
- Не забудьте, Геннадий Александрович, что эмблема медицины: змея над
чашей. Она символ фармакологии. А доктор Танага будет лишь лечить больных в
нашей экспедиции.
- Но он скрыл свое знание русского языка, посетив меня!
Академик расхохотался:
- Только и всего?
Ревич уничтожающе посмотрел на своего шефа, но смолчал.
Академик продолжал смеяться. Но ведь он не знал, что Танага
действительно выполнял совет своего американского знакомого и просто не
сумел выдержать навязанной роли, едва увидел Аэлиту!
Аэлита же искренне радовалась тому, что Иесуке Танага поедет с
академиком.
- Вы должны будете, Иесуке-сан, лично следить за здоровьем академика,
всегда знать, как чувствует себя Анисимов-сан. Он ведь такой пожилой
человек. И он так нужен нам... всем. Честное слово, - почему-то смутившись,
добавила она по-русски.
По приезде в Японию Танага узнал о скоропостижной кончине своего
почтенного дядюшки, и ему не пришлось ехать на Окинаву.
Глава десятая
ЛЕДОСТРОЙКА
Нет на земном шаре морозов страшнее, чем в Антарктиде. Водись там
вороны, они ледяными камнями падали бы с неба, как в лютые зимы в Сибири.
Но никто не летал над ледяными просторами замерзшего материка.
Едва гасли последние перед полярной ночью зори, небо становилось
одновременно и черным и ярким. Так сияли на нем южные созвездия.
Когда еще луна не всходила, в одном и том же месте занималась заря,
хотя солнце уже ушло за горизонт. Зарево рождено было прожекторами стройки.
Люди в легких комбинезонах и специальных шлемах со спущенным
прозрачным забралом работали посменно круглые сутки споро и весело.
- Бери, бери, разноязычные! Оп, взяли! Сама пойдет, сама пойдет!
Цепляй крюком за петлю штопора! Это тебе не бутылки раскупоривать! Вира!
Вира! Эй, на вертолете! - слышался озорной голос Остапа, державшего перед
собой микрофон.
- Черт бы побрал эту загородку перед глазами,- ворчал Мигуэль, -
харкнуть некуда, не то что закурить.
И, приподняв на миг пластиковый щит, он сердито сплюнул себе под ноги.
Кусочек смерзшегося льда ударился в выемку, откуда вертолет с помощью
Остапа и его помощников поднял отделенную от монолита ледяную плиту.
- Моряки в море не плюют. И ты работу не оплевывай, - отозвался Педро,
придерживая повисшую на крюке плиту за угол.
- Плевать мне на эту работу! - продолжал Мигуэль. - Нашли место, где
делать эти проклятые электростанции!
- Лучше не делать? Лучше на панели сидеть? - рассердился всегда
добродушный толстый Билл с чикагских боен, где он потерял работу из-за
автоматизации убоя скота.
- Нет, отчего же не делать? Но почему не где-нибудь на Гавайских
островах? А то выбрали для Города-лаборатории самое богом проклятое место.
Тьфу! - И Мигуэль снова приподнял прозрачное забрало, откуда вырвалось
облачко пара.
- Уж не замерз ли мсье Мигуэль? Или его комбинезон плохо греет из-за
обрыва проводов? Что касается меня, то мне здесь нисколько не хуже, чем под
парижским мостом через Сену, - заметил француз де Грот.
- Таким, как ты, маркизам все равно где мерзнуть, - огрызнулся
Мигуэль.
- Чтобы не мерзнуть, лучше крепко работать, - заметил негр Мбимба.
- А ну, навались, ребятенки! - закричал Остап. - Бригадир наш Спартак
идет. Мигом разберем, отчего тепло, отчего холодно!
Рабочие поняли только два его слова "бригадир Спартак". И сразу
подтянулись, прекратив болтовню.
Они трудились в углубляющемся котловане, из которого вынимали ледяные
плиты, ставя их по краям в виде будущих стен. Там за них принимался Алексей
Николаевич Толстовцев, который, казалось, никогда не спал. Он поливал их
водой и облучал специальными аппаратами, чтобы получить сверхтяжелый,
нетекучий "лед Протодьяконова".
Подошел Спартак, крепкий, широкоплечий, одетый, как и все, в легкий
комбинезон, прошитый металлическими нитями. Длинный провод от его костюма
тянулся к щитовой палатке, где рядом с трансформаторами красовался
мраморный распределительный щит. Оттуда-то и шел вниз, к бухте,
высоковольтный кабель. Атомные установки вмерзшего в лед судна работали на
полную мощность, посылая электрическую энергию на ледостройку. Потому
горели здесь прожекторы, тепло было людям в рабочих нагреваемых
комбинезонах, хотя температура воздуха опустилась ниже семидесяти градусов
по Цельсию, потому и кипела в котловане работа, и волшебное излучение
Толстовцева превращало лед в камень.
Нож-ледорез тоже нагревался электрическим током. Спартак включил
электропитание. Вдвоем с Остапом они понесли от щитовой палатки нож-ледорез
к очередной плите. Провод тянулся по незапорошенному льду.
С виртуозной ловкостью друзья обрезали будущую плиту по шаблону с
четырех сторон. Другие рабочие тем временем ввернули в нее штопор с кольцом
для подъемного крюка. Но прежде требовалось отделить плиту снизу от
монолита.
Нагретый ледорез входил в лед с шипением, как раскаленный нож в масло.
Нельзя было терять и секунды, чтобы не дать подрезанной снизу плите снова
примерзнуть!
- А ну! Не спи, не храпи, не зевай. Вира! Эй, ангелы! На вертолете! -
орал в микрофон Остап.
Плита легко отделилась от дна котлована и поплыла по воздуху.
Порывистый ветер гнал тучи снега и раскачивал ее.
Но со следующей плитой приключилась беда. Почему-то погасли разом все
прожекторы. С вертолета осветили котлован, и рабочим удалось зацепить
крюком уже отделенную от дна плиту, но она не поднималась. Вертолет
оказался на мертвом якоре.
Напрасно Остап сыпал проклятьями на всех языках:
- Доннер веттер! Гад дем! Сакраменто! Чертова перечница!
Плита примерзла.
И тут все запрыгали где кто стоял. Холод перехватывал дыхание. Тело,
которое еще минуту назад согревалось комбинезоном, леденело.
- Я погибаю! - заорал Мигузль, - Глоток виски! Спасите!
- Авария, - тихо сказал Спартак Остапу. И закричал: - Всем к
складу-палатке. Разобрать шубы, варежки, валенки!
Люди, не знавшие русского языка, все же поняли его и, толкая друг
друга, побежали в кромешной тьме, прорезываемой лишь лучом прожектора с
вертолета, к складу-палатке, где хранилась теплая одежда.
Зажглись карманные электрические фонарики.
Началась пурга. Летящие сугробы обрушивались на лед, насыпая снежные
барханы, грозя занести только что сооруженные стены котлована.
И тут на нескольких языках послышалась команда маленького инженера
Толстовцева:
- Всем работающим не выходить из склада-палатки. Прижмитесь друг к
другу. Не бойтесь, что занесет снегом. И продолжайте работу.
- Как это продолжать работу? - возмутился Мигуэль. - Мы еще не
спятили.
- Продолжайте работу мысленно. Напрягайте мышцы, ворочайте тяжести, не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг