отца, какой матушки? Как тебя по имени зовут? Ты иди к нам в Чернигов
воеводой, будем все мы тебя слушаться, тебе честь отдавать, тебя
кормить-поить, будешь ты в богатстве и почёте жить. Покачал головой Илья
Муромец:
- Добрые мужички черниговские, я из-под города из-под Мурома, из села
Карачарова, простой русский богатырь, крестьянский сын. Я спасал вас не из
корысти, и мне не надо ни серебра, ни золота. Я спасал русских людей,
красных девушек, малых деточек, старых матерей. Не пойду я к вам воеводой
в богатстве жить. Моё богатство - сила богатырская, моё дело - Руси
служить, от врагов оборонять.
Стали просить Илью черниговцы хоть денёк у них перебыть, попировать на
весёлом пиру, а Илья и от этого отказывается:
- Некогда мне, люди добрые. На Руси от врагов стон стоит, надо мне
скорее к князю добираться, за дело браться. Дайте вы мне на дорогу хлеба
да ключевой воды и покажите дорогу прямую к Киеву.
Задумались черниговцы, запечалились:
- Эх, Илья Муромец, прямая дорога к Киеву травой заросла, тридцать лет
по ней никто не езживал...
- Что такое?
- Запел там у речки Смородиной Соловей-разбойник, сын Рахманович. Он
сидит на трёх дубах, на девяти суках. Как засвищет он по-соловьиному,
зарычит по-звериному - все леса к земле клонятся, цветы осыпаются, травы
сохнут, а люди да лошади мёртвыми падают. Поезжай ты, Илья, дорогой
окольной. Правда, прямо до Киева триста вёрст, а окольной дорогой - целая
тысяча.
Помолчал Илья Муромец, а потом и головой тряхнул:
Не честь, не хвала мне, молодцу, ехать дорогой окольной, позволять
Соловью-разбойнику мешать людям к Киеву путь держать. Я поеду дорогой
прямой, неезженой!
Вскочил Илья на коня, хлестнул Бурушку плёткой, да и был таков, только
его черниговцы и видели!
Илья Муромец и Соловей-разбойник
Скачет Илья Муромец во всю конскую прыть. Бурушка-Косматушка с горы на
гору перескакивает, реки-озёра перепрыгивает, холмы перелетает.
Доскакали они до Брянских лесов, дальше Бурушке скакать нельзя:
разлеглись болота зыбучие, конь по брюхо в воде тонет.
Соскочил Илья с коня. Он левой рукой Бурушку поддерживает, а правой
рукой дубы с корнем рвёт, настилает через болото настилы дубовые. Тридцать
вёрст Илья гати настелил, - до сих пор по ней люди добрые ездят.
Так дошел Илья до речки Смородиной.
Течёт река широкая, бурливая, с камня на камень перекатывается.
Заржал Бурушка, взвился выше тёмного леса и одним скачком перепрыгнул
реку.
Сидит за рекой Соловей-разбойник на трёх дубах, на девяти суках. Мимо
тех дубов ни сокол не пролетит, ни зверь не пробежит, ни гад не проползёт.
Все боятся Соловья-разбойника, никому умирать не хочется. Услыхал Соловей
конский скок, привстал на дубах, закричал страшным голосом:
- Что за невежа проезжает тут, мимо моих заповедных дубов? Спать не
даёт Соловью-разбойнику!
Да как засвищет он по-соловьиному, зарычит по-звериному, зашипит
по-змеиному, так вся земля дрогнула, столетние дубы покачнулись, цветы
осыпались, трава полегла. Бурушка-Косматушка на колени упал.
А Илья в седле сидит, не шевельнётся, русые кудри на голове не дрогнут.
Взял он плётку Шелковую, ударил коня по крутым бокам:
- Травяной ты мешок, не богатырский конь! Не слыхал ты разве писку
птичьего, шипу гадючьего?! Вставай на ноги, подвези меня ближе к
Соловьиному гнезду, не то волкам тебя брошу на съедение!
Тут вскочил Бурушка на ноги, подскакал к Соловьиному гнезду. Удивился
Соловей-разбойник, из гнезда высунулся. А Илья, минуточки не мешкая,
натянул тугой лук, спустил калёную стрелу, небольшую стрелу, весом в целый
пуд. Взвыла тетива, полетела стрела, угодила Соловью в правый глаз,
вылетела через левое ухо. Покатился Соловей из гнезда, словно овсяный
сноп. Подхватил его Илья на руки, связал крепко ремнями сыромятными,
подвязал к левому стремени.
Глядит Соловей на Илью, слово вымолвить боится.
- Что глядишь на меня, разбойник, или русских богатырей не видывал?
- Ох, попал я в крепкие руки, видно, не бывать мне больше на волюшке.
Поскакал Илья дальше по прямой дороге и наскакал на подворье
Соловья-разбойника.
У него двор на семи верстах, на семи столбах, у него вокруг железный
тын, на каждой тычинке по маковке голова богатыря убитого. А на дворе
стоят палаты белокаменные, как жар горят крылечки золочёные.
Увидала дочка Соловья богатырского коня, закричала на весь двор:
- Едет, едет наш батюшка Соловей Рахманович, везёт у стремени
мужичишку-деревенщину!
Выглянула в окно жена Соловья-разбойника, руками всплеснула:
- Что ты говоришь, неразумная! Это едет мужик-деревенщина и у стремени
везёт вашего батюшку - Соловья Рахмановича!
Выбежала старшая дочка Соловья - Пелька - во двор, ухватила доску
железную весом в девяносто пудов и метнула её в Илью Муромца. Но Илья
ловок да увёртлив был, отмахнул доску богатырской рукой, полетела доска
обратно, попала в Пельку, убила её до смерти.
Бросилась жена Соловья Илье в ноги:
- Ты возьми у нас, богатырь, серебра, золота, бесценного жемчуга,
сколько может увезти твой богатырский конь, отпусти только нашего батюшку,
Соловья Рахмановича!
Говорит ей Илья в ответ:
- Мне подарков неправедных не надобно. Они добыты слезами детскими, они
политы кровью русскою, нажиты нуждой крестьянскою! Как в руках разбойник -
он всегда тебе друг, а отпустишь - снова с ним наплачешься. Я свезу
Соловья в Киев-град, там на квас пропью, на калачи проем!
Повернул Илья коня и поскакал к Киеву. Приумолк Соловей, не шелохнется.
Едет Илья по Киеву, подъезжает к палатам княжеским. Привязал он коня к
столбику точёному, оставил с конём Соловья-разбойника, а сам пошёл в
светлую горницу.
Там у князя Владимира пир идёт, за столами сидят богатыри русские.
Вошёл Илья, поклонился, стал у порога:
- Здравствуй, князь Владимир с княгиней Апраксией, принимаешь ли к себе
заезжего молодца?
Спрашивает его Владимир Красное Солнышко:
- Ты откуда, добрый молодец, как тебя зовут? Какого роду-племени?
- Зовут меня Ильёй. Я из-под Мурома. Крестьянский сын из села
Карачарова. Ехал я из Чернигова дорогой прямоезжей. Тут как вскочит из-за
стола Алёша Попович:
- Князь Владимир, ласковое наше солнышко, в глаза мужик над тобой
насмехается, завирается. Нельзя ехать дорогой прямой из Чернигова. Там уж
тридцать лет сидит Соловей-разбойник, не пропускает ни конного, ни пешего.
Гони, князь, нахала-деревенщину из дворца долой!
Не взглянул Илья на Алёшку Поповича, поклонился князю Владимиру:
- Я привёз тебе, князь. Соловья-разбойника, он на твоем дворе, у коня
моего привязан. Ты не хочешь ли поглядеть на него?
Повскакали тут с мест князь с княгинею и все богатыри, поспешили за
Ильёй на княжеский двор. Подбежали к Бурушке-Косматушке.
А разбойник висит у стремени, травяным мешком висит, по рукам-ногам
ремнями связан. Левым глазом он глядит на Киев и на князя Владимира.
Говорит ему князь Владимир:
- Ну-ка, засвищи по-соловьиному, зарычи по-звериному. Не глядит на него
Соловей-разбойник, не слушает:
- Не ты меня с бою брал, не тебе мне приказывать. Просит тогда
Владимир-князь Илью Муромца:
- Прикажи ты ему, Илья Иванович.
- Хорошо, только ты на меня, князь не гневайся, а закрою я тебя с
княгинею полами моего кафтана крестьянского, а то как бы беды не было! А
ты. Соловей Рахманович, делай, что тебе приказано!
- Не могу я свистать, у меня во рту запеклось.
- Дайте Соловью чару сладкого вина в полтора ведра, да другую пива
горького, да третью мёду хмельного, закусить дайте калачом крупитчатым,
тогда он засвищет, потешит нас...
Напоили Соловья, накормили; приготовился Соловей свистать.
Ты смотри. Соловей, - говорит Илья, - ты не смей свистать во весь
голос, а свистни ты полусвистом, зарычи полурыком, а то будет худо тебе.
Не послушал Соловей наказа Ильи Муромца, захотел он разорить Киев-град,
захотел убить князя с княгиней, всех русских богатырей. Засвистел он во
весь соловьиный свист, заревел во всю мочь, зашипел во весь змеиный шип.
Что тут сделалось!
Маковки на теремах покривились, крылечки от стен отвалились, стёкла в
горницах полопались, разбежались кони из конюшен, все богатыри на землю
упали, на четвереньках по двору расползлись. Сам князь Владимир еле живой
стоит, шатается, у Ильи под кафтаном прячется.
Рассердился Илья на разбойника:
Я велел тебе князя с княгиней потешить, а ты сколько бед натворил! Ну,
теперь я с тобой за всё рассчитаюсь! Полно тебе слезить отцов-матерей,
полно вдовить молодушек, сиротить детей, полно разбойничать!
Взял Илья саблю острую, отрубил Соловью голову. Тут и конец Соловью
настал.
- Спасибо тебе, Илья Муромец,-говорит Владимир-князь.- Оставайся в моей
дружине, будешь старшим богатырём, над другими богатырями начальником. И
живи ты у нас в Киеве, век живи, отныне и до смерти.
И пошли они пир пировать.
Князь Владимир посадил Илью около себя, около себя против княгинюшки.
Алёше Поповичу обидно стало; схватил Алёша со стола булатный нож и метнул
его в Илью Муромца. На лету поймал Илья острый нож и воткнул его в дубовый
стол. На Алёшу он и глазом не взглянул.
Подошёл к Илье вежливый Добрынюшка:
- Славный богатырь, Илья Иванович, будешь ты у нас в дружине старшим.
Ты возьми меня и Алёшу Поповича в товарищи. Будешь ты у нас за старшего, а
я и Алёша за младшеньких.
Тут Алёша распалился, на ноги вскочил:
- Ты в уме ли, Добрынюшка? Сам ты роду боярского, я из старого роду
поповского, а его никто не знает, не ведает, принесло его невесть
откудова, а чудит у нас в Киеве, хвастает.
Был тут славный богатырь Самсон Самойлович. Подошёл он к Илье и говорит
ему:
- Ты, Илья Иванович, на Алёшу не гневайся, роду он поповского
хвастливого, лучше всех бранится, лучше хвастает. Тут Алёша криком
закричал:
- Да что же это делается? Кого русские богатыри старшим выбрали?
Деревенщину лесную неумытую!
Тут Самсон Самойлович слово вымолвил:
- Много ты шумишь, Алёшенька, и неумные речи говоришь,- деревенским
людом Русь кормится. Да и не по роду-племени слава идёт, а по богатырским
делам да подвигам. За дела и слава Илюшеньке!
А Алёша, как щенок, на тура гавкает:
- Много ли он славы добудет, на весёлых пирах мёды попиваючи!
Не стерпел Илья, вскочил на ноги:
- Верное слово молвил поповский сын - не годится богатырю на пиру
сидеть, живот растить. Отпусти меня, князь, в широкие степи поглядеть, не
рыщет ли враг по родной Руси, не залегли ли где разбойники.
И вышел Илья из гридни вон.
Илья избавляет Царьград от Идолища
Едет Илья по чистому полю, о Святогоре печалится. Вдруг видит - идёт по
степи калика перехожий, старичиме Иванчище. - Здравствуй, старичище
Иванчище, откуда бредёшь, куда путь держишь?
- Здравствуй, Илюшенька, иду я, бреду из Царьграда. да нерадостно мне
там гостилось, нерадостен я и домой иду.
- А что же там в Царьграде не по-хорошему?
- Ох, Илюшенька; всё в Царьграде не по-прежнему, не по-хорошему: и люди
плачут, и милостыни не дают. Засел во дворце у князя царьградского великан
- страшное Идолище, всем дворцом завладел - что хочет, то и делает.
- Что же ты его клюкой не попотчевал?
- А что я с ним сделаю? Он ростом больше двух саженей, сам толстый, как
столетний дуб, нос у него - что локоть торчит. Испугался я Идолища
поганого.
- Эх, Иванчище, Иванчище! Силы у тебя вдвое против меня. а смелости и
вполовину нет. Снимай-ка ты своё платье, разувай лапти-обтопочки, подавай
свою шляпу пуховую да клюку свою горбатую: оденусь я каликою перехожею,
чтобы не узнало Идолище поганое меня. Илью Муромца.
Раздумался Иванчище, запечалился:
- Никому бы не отдал я своё платье, Илюшенька. Вплетено в мои
лапти-обтопочки по два дорогих камня. Они ночью осенней мне дорогу
освещают. Да ведь сам не отдам - ты возьмёшь силою?
- Возьму, да еще бока набью.
Снял калика одежду стариковскую, разул свои лапотки, отдал Илье и шляпу
пуховую, и клюку подорожную. Оделся Илья Муромец каликою и говорит:
- Одевайся в моё платье богатырское, садись на Бурушку-Косма-тушку и
жди меня у речки Смородиной.
Посадил Илья калину на коня и привязал его к седлу двенадцатью
подпругами.
- А то мой Бурушка тебя враз стряхнёт, - сказал он калине перехожему.
И пошёл Илья к Царьграду Что ни шаг - Илья по версте отмер дает,
скоро-наскоро пришёл в Царьград, подошёл к княжескому тере му. Мать-земля
под Ильёй дрожит, а слуги злого Идолища над ним подсмеиваются; - Эх ты,
калика русская нищая! Экий невежа в Царьград пришёл Наш Идолище двух
сажен, а и то пройдет тихо по горенке, а ты стучишь-гремишь, топочешь.
Ничего им Илья не сказал, подошёл к терему и запел по-каличьсму:
- Подай, князь, бедному калике милостыню!
От Илюшиного голоса белокаменные палаты зашатались, стёкла посыпались,
на столах напитки расплескались, Слышит князь царьградский, что это голос
Ильи Муромца, - обрадовался, на Идолище не глядит, в окно посматривает.
А великанище-Идолище кулака по столу стучит:
Голосисты калики русские! Я тебе, князь, велел на двор калик не
пускать! Ты чего меня не слушаешь? Рассержусь - голову прочь оторву.
А Илья зову не ждёт, прямо в терем идёт. На крыльцо взошёл - крыльцо
расшаталось, по полу идет -половицы гнутся. Вошёл в терем, поклонился
князю царьградскому, а Идолищу поганому поклона не клал. Сидит Идолище за
столом, хамкает, по ковриге в рот запихивает, по ведру мёду сразу пьёт,
князю царьградскому корки-объедки под стол мечет, а тот спину гнет,
молчит, слезы льёт.
Увидал Идолище Илью, раскричался, разгневался; - Ты откуда такой
храбрый взялся? Разве ты не слыхал, что я не велел русским каликам
милостыню давать?
- Ничего не слыхал, Идолище не к тебе я пришёл, а к хозяину - князю
царьградскому.
- Как ты смеешь со мной так разговаривать?
Выхватил Идолище острый нож, метнул в Илью Муромца. А Илья не промах
был - отмахнул нож шапкой греческой. Полетел нож в дверь, сшиб дверь с
петель, вылетела дверь на двор да двенадцать слуг Идолища до смерти убила.
Задрожал Идолище, а Илья ему и говорит:
- Мне всегда батюшка наказывал: плати долги поскорей, тогда ещё дадут!
Пустил он в Идолища шапкой греческой, ударился Идолище об стену, стену
головой проломил, А Илья подбежал и стал его клюкой охаживать,
приговаривать:
- Не ходи по чужим домам, не обижай людей, найдутся и на тебя старшие?
И убил Илья Идолище, отрубил ему голову Святогоровым мечом и слуг его
вон из царства прогнал.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг