облачное небо, да и высокие травы исчезли, прихватив в собой бесконечно
раскинувшиеся степные пространства.
Это был Мраморный зал, такой привычный и такой неожиданный. Не хватало
лишь метронома, да и весь потолок сильно изменился. Он стал выше и
освещался дополнительными рядами ламп, словно на новых станциях столичного
метро. И в самом центре его зияло отверстие, неровный круг, из которого
сочилась черная пустота. Точно такая же дыра имелась в мраморном полу.
Между ними и протянулась Струна, опускаясь из тьмы и убегая во тьму.
Я вновь огляделся.
Они были здесь, стояли в дверях лифта. Да и куда им деться?
Восхождение окончено, доступ в зал разблокирован. Лена, гладковыбритый
Геннадий и худощавый глава боевиков Сальников. Руководящая тройка. Ферзи,
примеряющие колону.
А вот лифт, на котором сюда приехала честная компания, я видел
впервые. Очередной секрет "Струны". Странно только, почему такой светлый?
Весь белый, словно идеальная больничная палата.
Я стоял у Струны, троица мялась в лифтовой кабине, не решаясь выйти в
зал. Краем глаза я различил нечеткий, расплывающийся силуэт рыжеволосого
Кости и вдруг понял, что его замечаю лишь я.
- Он мертв? - Лена кивком указала на тело Флейтиста.
Кажется, приближаться она боялась. Сила, неподвластная геометрии
Евклида, вряд ли подчинится Старшему Хранителю Елене Ивановне.
Та провела ладонью по лбу и, вздохнув, прошептала:
- Держись, Кость. Ну кто же знал, что этим все кончится? Мы были
уверены, что всё как всегда...
Я стоял, украдкой посматривая в сторону Костика, но старался не
отрывать глаз и от троицы. Кто их знает, какие у них в запасе хитрости,
какие тайные дорожки имеются у них к глиняному Демидову?
- Пойдем, - так же отрывисто, явно сдерживая слезы, велела Лена. -
Давай в лифт, скорее...
- А он? - я перевел взгляд на труп Максима Павловича.
Теперь, когда странное поле исчезло, все выглядело по-настоящему
страшно и неизбежно. Пожилой человек в старомодном пиджаке лежит на черном
мраморном полу, рот едва приоткрыт, глаза тоже...
Сердечный приступ в метро. Суетливые люди, голова идет кругом, нет сил
удержаться, ты падаешь, из последних сил пытаясь найти за что схватиться,
сердце раздается болью по всему плечу, дама, которую ты зацепил рукой,
возмущенно оборачивается, потом, сообразив, в чем дело, что-то говорит,
больно и холодно... А потом усталый от долгой смены сержант, сидит рядом и
пишет ручкой в замызганном бланке со слов свидетельницы:
"...Я почувствовала сильный толчок сзади, обернулась и увидела, что
какой-то старик падает, попыталась ему помочь, но не смогла. Когда
подоспели мужчины..."
Сержант машинально записывает, стараясь оставить место для подписи
свидетеля, и думает, что нет процедуры глупее. Окажись это тщательно
скрытым убийством, никто все равно не дойдет до истины. Надо скорее
составить опись вещей и вызывать труповозку...
...Я дернулся - столь живо представилась мне эта картина. Но голос
Лены напомнил мне, где я и кто.
- Идем, Кость, быстрее. Струна оставляет таких себе. В следующий раз
его не будет.
Какая глупая фраза. Будто не из жизни, а из фильма Тарковского
"Сталкер". Хотя у Стругацких Зона вела себя как-то приличней.
- Иди, - шепнул рыжий Костик. - Они о чем-то подозревают. Не
усугубляй.
- Струна, - произнес я. - Она забирает виновных...
- Всегда, - кивнул худощавый Сальников.
Мне почему-то казалось, он попытается обогнуть эту тему.
- Все это все, - попробовал я. - Но Флейтист - это Флейтист. Он - не
все. Я не чувствую необходимости оставлять его. Я не верю, что Она требует
этого. Это же варварство, в конце концов.
- Идем же, Кость, какой же ты все-таки... - в голосе Лены послышались
раздраженные нотки. - Она никогда этого не требует. Это само собой
разумеется. Так должно быть!
- Почему? Откуда это известно? Кто напел? Если не Высокая Струна, то
кто же? А давай вот сейчас Ее спросим, а? Раз уж ко мне перешла его
сила... - сам не понимая, что делаю, я воздел руки к темному потолку. -
Высокая Струна, скажи свое слово!
Рыжий Костик предостерегающе зашипел, но было поздно. Я понимал, что
творю нечто безумное, но уже не мог остановиться. Наконец-то я убил в себе
этот барьер не то страха, не то просто инстинкта самосохранения. Убил и
понял, что не хочу больше ничего. Совсем ничего, никакого исхода.
Без меня... без меня, как и раньше. Ведь кем бы я ни был во всей этой
нелепой истории, этой карикатуре на справедливость, я оставался лишь
кляксой на Лунном поле, маленькой и неподвижной. Мимо меня проходили
какие-то люди, им было нужно добраться до цели, и дороги их столь
различались, что темнело в глазах.
Зимин с потомками рвался открыть новый бар, "Струна" - спасти всех
детей на Земле, КПН - остаться собой, просто тайной полицией, ибо секретные
службы очень быстро превращаются в самодостаточные структуры. Даже у Пашки
Копалкина была цель. Мечтал же он, как чакры его разверзнутся, а мозг
зальет хлынувшим из астральных сфер Добром.
А я? Как был, так и остался бомжом, собирающим бутылки. Как старая
космическая станция, работающая лишь на поддержание внутренней температуры.
Я просто существовал. Надоело.
Надоело существовать.
- Что же ты молчишь, Высокая Струна? - усмехнулся я, глядя на дырку в
потолке. - Не в голосе ныне, или не в тоне?
- Достаточно, - прервала меня Лена, а рыжий успел лишь шепнуть:
- Они просто не могут подойти к тебе. Их не пускает... Это очень
смелая женщина, стоит на самой границе...
И тут уже я рассмеялся.
Главвоспитатель и главбоевик стояли в кабине лифта. Одна лишь Елена
Ивановна, Леночка, Ленка отважилась сделать несколько шагов вперед.
Дорога к Струне.
Можно дотронутся до Нее, если та разрешит, а не скроется как вечно
отдаляющийся горизонт. А ведь обратного пути нет. Есть лишь бесконечные
травы, шум ветра и облака. Псевдотональность. Заготовка для сайта...
- Послушай, Демидов, - голос у нее изменился. Сейчас он был сух, и не
осталось в нем ни ласки, ни иронии, ни даже той кошачьей угрозы, которой в
свое время удостоился гордый торговец Абдульминов.
- Послушай, Демидов. Ты можешь сидеть тут всю жизнь. И похоже, ты
сделаешь это, потому что ты - русский интеллигент, а значит - дурак.
Устроишь себе то ли скит, то ли логово... А может, вдруг озвереешь... - она
осеклась, позволив себе улыбнуться. - Помнится, в Мухинске ты уже доказал,
что и без Резонанса готов на ратные подвиги. Но выслушай меня сначала, а
потом уже кидайся ломать самовластие и писать на нем граффити.
- Да я слушаю. - Мне удался спокойный тон. - Только пока ничего
интересного не услышал.
- Так послушай. Сейчас мы даем тебе то, о чем так долго и много
говорилось - свободу. Ты можешь выбраться... - она вновь осеклась, но
теперь замолчала как-то совсем по-другому, опустив голову. Мне показалось,
она попросту глотает слезы. Да нет, быть такого не может. - Максим Павлович
обрисовал тебе свою сторону медали, взгляни теперь на нашу...
Она откашлялась, будто собираясь начать лекцию.
- Наверное, ты считаешь нас кровожадной хунтой, Косточка? Власть ради
власти, цель оправдывает средства, историю не делают в белых перчатках, да?
Максим Павлович не пожалел красок?
Я молчал. Не хватало еще пересказывать наши разговоры с Флейтистом. Да
и спорить не хотелось, и даже неинтересно было, что еще скажет Лена, какие
найдет тропинки к моему сердцу, чем станет обольщать. И так ясно, что это
она умеет мастерски.
- Так вот, Костя. Давай уж откровенно. Вся эта наша "струнная"
деятельность ни черта не стоит. Это даже не капля в море, это молекула...
Аш-два-о. "Струна" действует более пяти лет. У нас, казалось бы, есть всё -
и сила, и деньги, и связи. А толку? Мы спасаем детей - одного, двоих,
десятерых... Ты статистикой нашей не нашел времени поинтересоваться? Это
ведь даже не закрытая база. Видать, боялся лишний раз нос высунуть,
маскировался... И тебе даже в голову не приходило, что столь нелюбопытные
сотрудники уже именно этим подозрительны... Так вот, база статистики.
Уничтожено наркоторговцев, сажавших на иглу несовершеннолетних - три
процента от средней оценки по стране. Притонов - семь процентов. Сутенеров,
торгующих детским телом - два процента! Прикинь, это великая и ужасная
"Струна". Ты знаешь, сколько всего детей охвачено системой наших приютов?
Двенадцать тысяч пятьсот. А всего по стране беспризорников - пять
миллионов.
Она перевела дыхание, взглянула на меня негодующе, словно лично я был
виноват в столь низкой эффективности.
- О, как это благородно - отнять ребенка у отца-садиста и
матери-шлюхи, спасти и обогреть! Сразу ощущаешь себя героем. И плевать, что
миллионы других детей где-то там, во тьме... ну не доходят до них руки,
понимаешь. Потом, когда-нибудь... в будущем веке... А этот отдел сетевой
преступности... эти наши борцы с интернетовскими педофилами... Глупо и
смешно. Закроют десяток сайтов, выловят парочку шизиков - и вагон счастья
ребятам . Надо же их чем-то занять, поставить на Великое Служение...
особенно если ни к чему практическому непригодны... Да ты себя вспомни,
свою судьбу. Ужаснейшее преступление, прыщавому отморозку по мордам
съездил. Ты знаешь, что каждый пятый старшеклассник в этой твоей бывшей
школе балуется травкой, а то и чем покруче? Тебе сказать процент будущего
бесплодия среди раскованных девочек? Так нет, вместо того, чтобы делом
заниматься, мы в игрушки играем, в инквизицию наряжаемся, эти дебильные
Коридоры Прощения устраиваем.
- Насчет дебильности - совершенно согласен, - не смог я удержаться от
комментария.
- А насчет всего остального? Ты что же, не понимаешь главного? Все эти
наши маразмы имеют единственную причину - мы бессильны по сути. Нам
остается корчить из себя неуловимых мстителей, а отсюда и прочие глупости.
А ведь все очень просто, Косточка. Нельзя лечить симптомы. Это же не
насморк, это рак. И как бы даже не запущенный. Операция нужна. Настоящая,
профессиональная. Не микрохирургия дилетантская, о которой вы всё с
Максимом Павловичем шушукались.
- Жучки, микрофончики? - хмыкнул я. - А не совестно своих
подслушивать?
- Косточка, - вздохнула Лена, - у тебя у самого-то очень чистая
совесть? Снежно-кристальная? Ну так вот когда воссияешь аки ангел небесный,
тогда и нас, темненьких, суди. Не думаешь же ты, что мы вас из чистого
удовольствия слушали?
- Как можно, Елена Ивановна? - развел я руками. - Долг. А также высшие
интересы.
Лена поглядела на меня как-то очень странно. Нельзя сказать, чтобы с
сожалением или с обидой, но и радости в ее глазах совершенно не осталось.
Сквозила в них унылая правильность, с которой бесполезно спорить.
- Не кривляйся, - наконец сказала она. - Не идет тебе, совершенно. Ты
вообще можешь подумать о чем-нибудь, кроме как о себе любимом, о своих
болячках и обидках? Так вот, изначально порочна была сама идея. Благородные
рыцари, неизвестно откуда прилетающие на крылатых конях, водятся лишь в
сказке. А в жизни все так переплетено. Вот ты лучше подумай, откуда
берутся, к примеру, бездомные дети. А также, откуда у "Струны" берутся
деньги. Мы спасли хорошего мальчика Игорька, помнишь? А заодно посадили на
"оброк" Пасюкова с Абдульминовым. Откуда же они деньги на "клиентские
взносы" берут? А все оттуда же. Языком милицейских протоколов - "вступая в
контакты с оргпреступностью, содействуя коррупции и теневой экономике".
Короче говоря, сами же мы эту преступность плодим. Одной рукой наказываем
бандитов, другой - кормим и защищаем. И иначе ведь не выйдет, Высокая
Струна баксы из воздуха не рожает. И тянется этот порочный круг, эта
ловушка "малых дел". Хватит, Костя! - Ее голос налился медным звоном. -
Безобразие надо кончать. Причина детских несчастий - в несчастье этой
страны. Пока здесь такая власть, пока здесь такой воздух - такая будет и
жизнь. Надо прекращать. И "Струна" может это сделать. Может взять власть.
Может вывести корабль из темной полосы.
- Красиво говоришь, - заметил я. - Хоть бы что новое услышать...
- Ну да, - кивнула она. - Типичное ваше с Флейтистом чистоплюйство.
Руки испачкать боитесь. Как настоящие русские интеллигенты, вы только на
кухнях болтать горазды, а как доходит до дела - так в кусты. Ну ладно, хотя
бы и в кусты. Главное - не мешай нам. Тем, кто может.
- "Кто знает, как надо", - ввернул я давно уже ставшую банальностью
строчку.
- Да чего тут знать? Тоже мне, бином Ньютона. Чем сильней загноится
рана, тем больше зеленки придется налить. Если мы сделаем это сейчас, все
получится быстро и тихо. Но через десять лет... Вот тогда это будет террор
высшего класса. Впрочем, страну когда-нибудь спасут. Причем именно полиция,
та или иная. Если не "Струна" сегодня, то какой-нибудь военизированный
клан. Годом раньше, годом позже... Государственный ли, самопальный... Но
тогда уже будет не до детей. Ты уверен, что Заводская площадь не придет
сюда? Ты уверен, что переулки Столицы не перегородят баррикадами? И кто
будет виноват?
Если предполагалось, что сейчас я упаду под грузом собственной вины,
то Лена явно просчиталась. Мне было всего лишь пусто и холодно.
- Всё это я читал в предвыборных плакатах. И уже не верю. Знаешь,
почему? Тебе... вам всем... почему-то всем вам, спасателям, кажется, что
жизнь укладывается в ваши стройные схемы. Вы считаете на десятилетия... и у
вас всё так гладко на бумаге...
И тут она не выдержала.
- Хорош болтать! - на бледных щеках выросли красные пятна - точно розы
на снегу. - Иди к нам. Ты нам нужен. Сила Высокой Струны живет в тебе. И
только через тебя мы все причастны этой силе. Пойми, идиот, мы не можем
тебя заставить... опутать проводами... качать энергию как из генератора...
Ты должен сам...
- Кому должен? Вам или Струне? Мне почему-то казалось, что все свои
долги я давно выплатил.
Она отрицательно покачала головой и улыбнулась. Теперь уже улыбкой
женщины, знающей о своем превосходстве над любым мужчиной - невнимательным,
неспособным различить ее ложь.
Она знает меня. Видит насквозь, даже глубже. Слышит до последнего
звука моей внутренней музыки, до сотой доли полутона. Старший Хранитель
может не играть на скрипке, но слух иметь просто обязан.
- Ты сам не знаешь, что хочешь, - словно врач заключила она. - То ли
сломать всё, то ли построить по-своему, то ли просто лежать на диване,
кутаясь в плед и читая романчик... Ты сам не знаешь... А всего поганее, что
и не хочешь знать.
Я сделал шаг в ее сторону. Всего один, ведь хуже не будет.
- Аккуратнее, Константин Дмитриевич, - шепнул рыжий тезка. - Здесь все
меняется очень быстро. С каждым шагом, с каждым миллиметром. Постарайтесь
увидеть... Вглядитесь...
Во что? - чуть было не спросил я. В их души? Но Костик ответил сам:
- Мысли их от вас скрыты, значит, смотрите на дела...
- А если наши взгляды на будущее страны не слишком совпадут? -
заинтересовался я. - Тоже неудачное Восхождение?
Лена прыснула, словно девчонка-пятиклашка:
- Ты думаешь, тут мясорубка? Костик, ты правда поверил ему? Будто мы
научились убивать неугодных Струной?
- Ну вот еще, - утешил я. - Силенок у вас на такое не хватит.
Я сделал еще один шаг, маленький шажок в сторону этих странных
путчистов.
- Знаете, Константин Дмитриевич...
Я оглянулся и неожиданно понял, что Костик стоит на месте. Он не идет
за мной, и скоро мне станет трудно его расслышать. Еще пара шагов - и за
скрученным воздухом и пространством его ломающийся голос растает, развеется
горьковатым дымком. Навсегда.
- Знаете, Константин Дмитриевич, - сказал мой рыжий тезка. - Они очень
пекутся о тех, кто служит в обеспечении яруса. Из техников на Нижние Этажи
опускалась лишь их бригадирша, ваш друг Маус и еще двое узких специалистов.
Но и они никогда не входили в Мраморный зал... Правда, лифт и пограничный
подвал... тот, куда уже не пускают, но связь со зданием еще есть... Вы сами
увидите.
Странное чувство, будто весь мир вокруг вертится, точно взбесившийся
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг