Если это вообще иллюзия. Запах полыни ну точь-в-точь как на поле позади
нашего дачного поселка. В старые времена там сажали клевер, но с тех пор
поле одичало, заросло сорняками и совсем уж превратилось в частицу Великой
Степи. Кабы не ветер, заболела б голова.
- Да, и даже с Леной. А ведь она - наш талант, наша надежа и опора.
Удивительный случай самородка.
- КПН? - сухо спросил я.
- В том-то и дело, что нет. Ты же, наверно, встречался с такими.
Прости, не стал изучать по тебе материалы, боялся привлечь внимание. Но вот
этот ваш Аркадий Кузьмич, в Мухинске, он же бывший их офицер... - Флейтист
на мгновение замолчал, внимательно уставившись под ноги. Кажется, тоже
боялся оступиться. В его возрасте это по-настоящему опасно. - Такие уже
приелись интригами, они специалисты высшего класса... гроссмейстеры. Или
вон посмотри на нашего юного друга Мауса. Он часто рассказывает о тонкостях
тестирования сетевых протоколов или о механизмах действия вирусов-червей? А
почему? Еще недавно это была его страсть и восторженные слова перли из него
фонтаном. А теперь привык, теперь - это работа, в которой он виртуоз. Так
вот, те, кто пришли из КПН, очень похожи на нашего Технического Хранителя.
Они прекрасные исполнители, куда уж до них нам, нытикам-интеллигентам, но в
политику они не полезут. Успели уже нахлебаться на всю оставшуюся жизнь.
Они могут стать опорой новой власти, но никогда не отважатся шагнуть
первыми.
Я вдруг понял, что Струна стала ближе. А ведь прошли всего ничего.
Видать, тут и впрямь расстояния не подчиняются метрике старого Евклида.
Струна лично решает, когда ей быть ближе, а когда скрыться от
нежелательного визитера...
- Лена сама по себе талант. Есть талантливые музыканты, есть жулики,
есть полицейские... В каждом деле нужна одаренность. Так вот она -
гениальный политик. Увы, я слишком поздно разглядел это в ней. А потом уже
тихой сапой появилась оппозиция... состоящая, как правило, из лучших наших
людей...
- Она у них главная?
- Официально - вряд ли. Скорее уж серый кардинал. Я вообще не уверен,
что, захватив власть, они провозгласят некоего диктатора. Больше шансов за
"коллективное руководство". Я знаю, кто перешел к ним, но не знаю, как у
них распределяются роли. - Он усмехнулся. - Честно говоря, я и о заговоре
узнал лишь когда они попытались воздействовать на Струну через Юрку. У них
был козырь... они знали о Дальнегорске.
- О Дальнегорске? Он говорил про...
- Не знаю, насколько ты в своей реальной жизни следил за войной. Но
все-таки должен помнить историю с Восточным Мостом. Громкое было дело,
скандальное.
- Что-то очень смутно, Максим Павлович. Вы напомните?
Глаза его затвердели, затянулись стальными льдинками.
- Боевики обстреляли автобус с детьми, направлявшийся на северный
берег, в расположение федеральных сил. Акцию проводил красный крест...
тогда еще с ним считались обе стороны... Вернее, считалось, что
"считаются". Часть детей сумела выбраться из горящего автобуса и побежала
по мосту на северный берег, к своим... к федералам. А те приняли это за
провокацию, или просто не разглядели, что там дети, а не "духи" - и
засадили из миномета. Потом были статьи в газетах, разбирательства военной
прокуратуры, но никто так и не понес ответственность. А между прочим, как
раз среди этих детей... - он не смог договорить. По сизым, сморщенным щекам
потекли две узкие полоски слёз.
И тут же я ощутил нечто сравнимое если не с ударом грома, то разрядом
тока никак не меньше двухсот вольт.
"...и сны... И тот мост... Они ведь к нам тогда бежали... а расстояние
большое, сходу не разберешь. Да и не приучены мы разбирать, у нас же
рефлексы... Ну и засадил со всей дури... из миномета... и мост в клочья,
и..."
- Он нес это в себе, не говорил никому. Даже мне. Я-то по Струне
узнал... умеет Она рисовать картинки прошлого... Но до сих пор ума не
приложу, как им стало известно. Наверное, тоже без струнных энергий не
обошлось. Знаешь, Костя, его воротило от всей нашей следственной части,
всей этой игры в инквизицию, трибуналов... Мне кажется, он просто знал, что
первым обязан пройти Коридором...
- Но Струна прощала его? - удивился я.
- Струна прощает многих. Она судит не поступки - только содержимое
души, а он не ведал, что творил. И потому судил себя куда страшнее, чем это
сделали бы тысячи струн. Хотя я не исключаю, что сигнал к трибуналу над
"отступником Осоргиным" Она могла и дать. Знаешь, я так и не смог понять Ее
до конца. Но, по-моему, Она его никогда не любила. Терпела, да... Но лишь
из-за меня.
Флейтист снова остановился и, запрокинув голову, взглянул в небо.
- Я забыл попрощаться с ним.
- С кем?
- С солнцем. Здесь его нет. Здесь облака то не наши, Ее... Юрка не
говорил никому, даже мне, а они шантажировали его. Хладнокровно,
расчетливо. Этот ваш вечно в черном сударь КПН... там бы так не смогли. А
Лена могла, потому что думала, никто не знает. Никто и не знал. Только
я... - он глубоко вздохнул, а потом неожиданно повернулся назад, туда,
откуда мы с ним пришли. - Посмотри, Костя.
Я обернулся.
Степь... Бескрайняя во все стороны, до туманной полоски горизонта.
Трава, трава, трава. Ветер воет и плачет, а где-то совсем далеко темные
тучи срастаются с бесконечной травой, и так в никуда... как фон на
страничках глобальной сети... Маленькие, идентичные квадратики слеплены в
громадное панно, целый мир, "псевдотональность".
- Ты видишь, откуда мы пришли?
- Нет.
- Вот именно. Ни разу не возвращался тем же путем, да и нету его у
нас. Наверное, если ты сейчас повернешь, будешь вечно бродить в этих
землях, но даже деревьев и то не будет. Ни деревьев, ни сусликов, ни птиц.
Я вздрогнул. Было не то что страшно - жутко. Людей я уже не боялся,
попросту устал. Но что люди по сравнению с такими нечеловеческими,
запредельными силами?
- Послушай, Костя, я не хочу навязывать тебе решение, - глядя туда же,
на зыбкий горизонт, сказал Флейтист. - Ты должен всё выбрать сам и сделать
сам. Только, пожалуйста, помни о главном - нас ждет группа умных и очень
толковых людей, прекрасная заготовка для замечательной хунты. Они не
допустят ни новой войны, ни разрухи. Они обеспечат порядок железной рукой.
В дамской бархатной перчатке. И потому расстрелы на площадях станут частью
воскресного развлечения, и многим благополучным господам придется
переселиться в сибирские бараки. Зато как грибы после теплого дождика
вырастут новые школы, больницы, библиотеки... И вся ответственность ляжет
на тебя, и ты, как это свойственно человеку твоего склада, рванешься не
допустить и пресечь террор. Пожалуйста, вспомни, о чем мы говорили тогда,
на даче. Микрохирургия...
Я посмотрел на него. Взгляд Флейтиста остановился, он будто
высматривал что-то вдали у самого горизонта, мечтал увидеть, да так и не
мог.
- Нашу страну обязательно вытащат. Но не мы, не Хранители. Наше дело
совсем в другом. Спасаются лишь те корабли, где штурвал держит рулевой, а
еду готовит кок. Не думай о странах, народах и их трагедиях. Тебе, твоим
близким хватит и персонального пайка тьмы. Думай о них, может что-то и
выйдет.
Я снова взглянул на него.
- Зачем вы все это говорите?
- Просто так, - сказал он. - Я старый человек и многое понял. Мне
больше не хочется спасать мир, я хочу увидеть тех, ради кого в свое время
отправлялся записывать передачи на телевидение, а потом стоял в очереди в
обычный советский магазин за простыми советскими дефицитами. Я надеюсь
увидеть их очень скоро. И я их увижу. Просто я волнуюсь за тебя, Костя, -
неожиданно мне показалось, что он вновь заплакал. - За тебя, за них,
дураков, ну и за эту страну. Я могу говорить, что угодно, но я служил ей
как мог. Ведь она моя Родина...
Он обернулся и я последовал его примеру.
Струна была здесь.
Она молчала. Просто высилась, вырвавшись из земли и проткнув собою
низкое небо. Прочный и узкий штырь. И ради вот этой железной мачты мы с
Флейтистом бродили по осенней степи? Не чувствовалось в Ней величия, да и
не такая уж Она была высокая. Возможно, облака скрадывали расстояния.
- Всех спасти не удастся, - вздохнул он. - А значит, надо спасать,
спасать и спасать. Всех, до кого дотянется рука.... Поверь мне, я знаю, я
это видел... Корабль не перевернется, да. Но за борт вылетят многие. Береги
их, Сменяющий... Пожалуйста.
Я хотел открыть рот, но в следующий миг он уже повернулся к Ней и
сказал:
- Без надрыва, ладно? Ты ведь все уже понимаешь? Мы были близки. И
сейчас расстанемся по-хорошему, как воспитанные люди...
Старческая, испещренная вздувшимися венами рука осторожно коснулась Ее
гладкой, почти блестящей поверхности...
Струна плакала. Никогда не слышал Ее такой. Тихая грусть, залившая
мир - не только этот, ненастоящий, но и все бесконечные Тональности...
хотя, быть может, никаких Тональностей вовсе и нет... но чем это слово хуже
других? Нет, раньше такого не было - ни пафос Мраморного зала, ни
ослепительный прыжок в Резонанс, ни то, что звучало в день первого моего
Восхождения.
Это был реквием - долгий и грустный, но грусть не растворялась в
безнадежности. Что-то вспыхивало за горизонтом тоски, ощущались призрачные,
зелено-розовые сполохи надежды. Наверняка кто-то сейчас радуется. А траур -
это всего лишь темные одежды. Король умер. Да здравствует король!
Я стоял, словно боялся пошевелиться, изучая свое отражение в гладкой,
блестящей Струне. Всего в паре шагов от меня, в примятой траве лежал
старик, обычный такой пожилой человек, из тех, что толпятся в сберкассах,
получая свои куцые пенсии. Руки немного раскинуты, рот полуоткрыт, глаза
закатились. Я знал, что он мертв, и даже не пытался в этом удостовериться.
Я смотрел на Струну, а Она на меня. Мы оба ждали.
Поздравляю, господин Главный Хранитель.
Я закрыл глаза. Лицо Флейтиста представилось мне каким-то совсем
другим. Еще молодой, с редкой проседью и забавным, нелепым бантом на шее.
Таким он вел свои передачи? Нет. Это какой-то промежуточный случай, между
тем народным артистом и этим народным инквизитором.
Инквизиция... Я не боюсь этого слова и никого не хочу обвинить. Тем
более его, Флейтиста.
Я открыл глаза. Ветер дул все сильнее, трепал мой дурацкий пиджак,
такой логичный в крупном столичном офисе и столь нелепый здесь, в этой
проклятой степи. Травы гнулись сильнее, удары воздуха нарастали, и только
Струна оставалась такой же прочной, совершенно неколебимой.
Ничего не менялось. Я оставался здесь, в плену мира... Один.
- Он умер только что? - послышалось из-за спины.
Я вздрогнул, словно боялся увидеть призрака. А кого же еще? Вот
встреть я тут Веньку Копалкина с его риторическим "Нарушаем?", можно было б
и впрямь испугаться. А так... Коренной житель.
Костик стоял в траве, метрах в пятнадцати от меня. Рыжеволосый, в
мятой майке и драных джинсах. Просто несовершеннолетний дух откуда-то из-за
пределов Тональности, но такой родной, такой близкий и теплый.
- Умер. Я... он сам выбрал это. Он решился... - я понял вдруг, что
пробую оправдаться, а этот некто в мятой майке и с рыжими волосами изо всех
сил сдерживается, чтобы не заплакать, как это полагается обычным
мальчишкам. А может ли заплакать тот, кто много лет уже как исчез в рыжем
пламени? Способно ли его новое эфемерное тело на слёзы?
Костик медленно, словно проталкиваясь сквозь невидимую вязкую среду,
опустился на колени возле Флейтиста. Положил ему обе руки на лоб. Посидел,
помолчал. И лишь плечи подергивались. Затем он бережно закрыл старику глаза
и поднялся на ноги.
- Теперь держись, тезка, - Ковылев возник рядом. Я и не думал
удивляться. Секунду назад там была только трава и дальний горизонт, а
теперь стоял он - давно умерший под завалами собственного дома, вместе с
семьей, с соседями...
Я совсем не боюсь мертвых. Я к ним привык, как к живым. Может быть,
где-то там, в другом мире, где есть городские морги и лохматый футбольный
мяч с железными зубами катится параллельно рельсам... А здесь?
Сам-то я жив? С чего вдруг такая уверенность?
- Придумал, что будешь делать? - спросил Ковылев.
Я только плечами пожал.
- Константин Дмитриевич, - Костик как-то затравленно оглянулся. - Я не
могу его увести... как это полагается... Как всех уводят... Она его
держит, - он с ненавистью указал на сверкающий стержень Струны. - Как на
цепи, понимаете? А эти уже здесь, у вас нет времени... Вам надо решать.
- Слушайся их, - Ковылев сделал шаг в мою сторону и положил руку мне
на плечо. - Слушайся, тезка, хотя бы поначалу. Другого выхода нет.
Я вопросительно взглянул.
- Бороться можно, только имея какой-то план, а его у тебя нет. У тебя
есть только они и Струна. Кому ты веришь?
- Никому, - честно признался я. - Даже вам, вы ведь просто призраки. А
я... Я тоже убит на лунном поле почти год назад, я просто грязная точка...
Мне больше некому верить. Разве что правда... вы обещали совет.
Я взглянул на взволнованного Костика-младшего, он продолжал озираться,
ощущая чье-то приближение, но, поймав на себе мой взгляд, посмотрел мне в
глаза.
- А ты что скажешь, дитя наше светлое? - изо всех сил выдавливая
улыбку, произнес я.
- То, что нефига ржать, - как-то совсем по-взрослому вздохнул он. -
Вот спроси его, он чего-нибудь умное скажет. Ваше, математическое.
Я снова перевел взгляд на Ковылева. Тот виновато улыбнулся и развел
руками:
- Пространство тут, как видишь, дедушке Евклиду не подчиняется. Учти
это. Может помочь... - он как-то смутился, даже глаза опустил, уставился на
собственные ботинки, старые, тертые, но все еще надежные. - Может помочь,
хотя пока что навредило. Дозвониться сюда даже на "мыльницу"...
- Все, поздно, дядь Кость! - неожиданно вскрикнул младший. - Поздно!
Их тут вся стая!
- Прости, тезка, - Ковылев виновато развел руками. - Прощаться
некогда, а увидеться больше не выйдет. Разве что потом, когда и все. А тебе
еще долго осталось...
Он отступил на шаг, и я вдруг понял, что спустя миг он будет так же
далек от меня, как и некогда Струна.
Костя. Потерявший все, что возможно, ушедший отсюда и вернувшийся
назад ради меня... Как ты рвался обратно? С чем ты там встретился, кроме
этих поганых мошек? Чей гнев вызвал, нарушая законы и правила?
Прости, тезка. Если б не ты... Да не было б давным-давно ничего.
Только тихое лунное поле. И кляксы укрыл бы первый снег.
- А я с вами останусь, Константин Дмитриевич, - неожиданно сказал
рыжеволосый. - Меня они не заметят.
Я посмотрел на него.
- Лучше уходи. Что ты с ними...
- А что они со мной? - ехидно заметил он. - Да и деда не могу
оставить. Может, все-таки получится...
- Твой дед был великим человеком, - сказал я.
- Не заметят они меня, Константин Дмитриевич. Это вы берегитесь. А то
ведь...
Договорить он не смог. Не успел...
8.
Все изменилось мгновенно. Реальность раскололась на кусочки, на яркие
частички мозаики - трава, облако, туманный горизонт. Всё это сейчас
перемешалось, все это вращалось с бешеной скоростью, на мгновения застывая
странными сочетаниями - и вновь разрушаясь. Как рассмотреть картинки
калейдоскопа, если ты сам - не более чем одно из цветных стеклышек?
А потом тряска закончилась и я наконец-то смог оглядеться.
Струна, совсем недавно ужалившая Флейтиста, росла там же, где и
раньше. Гладкая, блестящая, твердая... Но упиралась она уже не в серое
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг