- А что значит нормальный?
- Значит, ты помесь ангела с чертом. Как и все другие.
- А комсомолец я хороший?
- Не знаю. У себя спроси.
- Плохой, конечно. Я просто не знаю, не могу сказать, зачем нужен
комсомол.
- Если тебе не нужен, мог бы не вступать.
- Это сейчас так. А когда вступал, заставляли всех подряд. Я и
пионером плохим был. Выбрали зубрилку командиром. Никто ее не уважал, кроме
учителей. На первый только сбор пришел. Протоколы там всякие, голосования.
Зачем?
- Встряхнись, Димка!
- Попаду в интересную жизнь - расшевелюсь... Мне стало страшно после
этого разговора. Скольких людей губит формализм! Но на Димкином примере
видно, что они еще не окончательно потеряны.
Сделал Лену своим "дублером". Кто с какой просьбой или жалобой
приходит, сразу попадает в руки нашей "бригады". Я выслушиваю, ставлю
диагноз, делаю назначения. А Лена тут же мои назначения выполняет. Если
кто-то из ребят удивляется этому, я шутливо говорю:
- А вы разве не знали? Перед вами не Лена, а главный заместитель
вашего врача!..
Ребята подставляют ей свои царапины или носы, и Лена смазывает их
йодом или закапывает капли.
Ей это нравится. Она краснеет от удовольствия, когда я ее
поторапливаю:
- Давай, хозяюшка, давай веселей! Ты же все тут знаешь! Как бы я без
тебя!..
Она старается, хмурит бровки и делает вид серьезный, даже сердитый.
Деловито покрикивает, если в кабинете много народа.
А когда все уходят, я рассказываю Ленке о правилах наложения повязок и
о действии разных лекарств.
Привез из Дома санитарного просвещения большой пакет плакатов,
памяток, буклетов. Дал два самых красивых Ленке, чтобы повесила у себя в
спальной. И вдруг следом за Ленкой явилась толпа возбужденных девчонок и
все потребовали "даров". Я вытащил все, что привез, и попросил Ленку
распределить. Она брала плакат за плакатом, разглядывала, читала надписи.
Девчонки тянули руки, получали и прижимали к себе бумаги, выспрашивали, где
я их достал. У них были лица голодающих, которым дали поесть.
- А разве девочки тоже должны обтираться водой? - удивилась одна,
разглядывая рисунок. - Я думала, это только мальчикам нужно!..
Они умчались и минут через пятнадцать пригласили меня. Их спальня
украсилась разноцветными пятнами, и по контрасту с типографским
великолепием особенно жалко выглядели стены, которым нужен был ремонт...
Позвонил в редакцию районной газеты. Спросил, что с тем письмом о
детдоме, которое я послал.
- Ваше письмо мы передали в производственный отдел, - ответил женский
голос. - Ваш детдом областного подчинения. Надо выяснить конкретно, в какой
мере за него отвечает район и в какой мере - область. Кроме того, надо было
вам какие-то предложения дать конкретные по устранению недостатков...
Сказано это было деловито, и я понял, что моя заметка никого не
взволновала.
Положил трубку и отказался от надежды на помощь прессы...
Санэпидемстанция тоже ничем помочь не в силах. Надавали лишь грозных
предписаний. Но все сроки "для устранения неполадок" прошли. И никаких
речей о закрытии детдома. А ведь пообещали сгоряча...
Олю за нарушение дисциплины выгнали из отряда и перевели в спальню к
первоклассницам. Она отказывается там спать - приходит на ночь в изолятор.
Я делаю вид, что не знаю об этом.
Раньше она почти не бывала у меня в кабинете. Сейчас появляется часто
вместе с Леной и Наташей. Молчит Слушает, как мы разговариваем. И вдруг ее
прорывает. Остается одна в кабинете, когда прозвучал сигнал на обед и все
убежали. Говорит, говорит...
- Самые верные в мире собаки. Мама с папой могут отказаться от дочки,
а собаки никогда не откажутся от друзей. Собаки не предают.
Вы рассказывали, как учились в медицинском институте, Сергей Иванович,
а я пойду в ветеринарный. Я все узнала. Чтобы заниматься служебным
собаководством, обязательно ветеринарный надо кончить. Я всю жизнь буду с
собаками. Я их любить буду. И они меня. А потом - не сразу - я стану
начальником и буду все делать, чтобы служебным собакам жилось лучше...
Сережа и Лена помогают мне вклеивать в карточки результаты плановых
анализов.
- Я сейчас про Сталина читаю, - говорит Сережа. - Очень страшно. Он
был преступником. Как ему разрешили стольких уничтожить!
- Было страшное время, - говорю я. - Он всех обманул. А ему верили.
- Я и то понимаю, кто честный, а кто враг.
- Сегодня друг, а завтра враг, - вступает Ленка. - Разве так не
бывает?
- Понимаю, почему нас так много! - восклицает Сережа. - Всех лучших
людей Сталин уничтожил. То есть наших дедов. Если бы наши, - он запинается
на секунду, - родители от этих лучших произошли, мы бы тут не были.
- Бы, бы, бы... - ворчит Ленка. - Будешь петь с нами?
- Вы и сами с усами!.. - говорит Сережа насмешливо.
Мы работаем и напеваем тихонько наши песни...
- Вы можете погулять со мной? - спрашивает Женя из третьего класса.
- Когда?
- Вот сейчас. После обеда.
- Зови друзей. Свожу вас к Неве.
- Нет. Со мной одним. Со мной одним никто не гулял...
Мы вышли к Неве, спустились по обрывистому берегу. Солнце грело так
ласково. Река дробила его свет, и каждая волна, каждый всплеск несли на
себе маленькое солнышко.
Слева был подъем, покрытый редкими еще травинками и листиками. Так их
было мало, что каждая травинка и каждый лист выглядели шедеврами.
- Я хочу кораблики пускать! - Женя стал поднимать прутики-соломинки и
бросать их в воду.
- Давай пойдем в путешествие!.. - Я показал рукой вперед. Песчаная
полоска тянулась почти до горизонта и далеко впереди сворачивала вправо.
Маленькие березки карабкались по обрыву. Некоторые, устав, клонились к
воде.
- Давай!.. - Женя протянул мне руку, и мы пустились в путь. Цепочка
следов-корабликов тянулась за нами.
Когда мы вышли за поселок, стали попадаться бревна. Они лежали на
мелководье, поблескивая влажными боками. Жене обязательно хотелось пройти
по каждому бревну, и я, если хватало длины руки, поддерживал его. Потом
вдруг встретили длинную цепочку бревен, соединенных друг с другом. Она с
мелководья уходила на глубину и, сделав полукруг, возвращалась к берегу.
- Пошли?.. - спросил Женя, повернув ко мне счастливое лицо.
- Пошли!..
Женя подал мне руку и первым ступил на зыбкую тропинку. Мы медленно
двигались по бревнам. Солнечные зайчики слепили, волны бежали справа и
слева от нас. Под ногами была глубина. Голова слегка закружилась, и я
старательно ставил ноги, чтобы не покачнуться, не свалиться. Когда берег
снова придвинулся, я не смог удержаться - вздохнул облегченно.
Мы побродили по лесу, а потом вернулись к поселку - вышли к Дому
культуры. Тут мы увидели маленькую речушку. Сейчас, по весне, она была
переполнена водой и силой - раздвинула, растащила бетонные кольца,
положенные там, где ее пересекала дорога.
Мы попрыгали по этим кольцам. Интересно было глядеть в бешено
несущуюся воду. Она завораживала. Какие-то силуэты скользили по ней -
извивались, переплетались. Что это было? Игра света? Тени зимы?..
И вдруг под стремительной поверхностью, в желтоватой мгле я увидел
скрюченную лапу. Не поверил себе, но Женя подтвердил - тоже видит. Я
опустил руку в воду, схватил, потянул вверх. Показалась вторая лапа. И вот
под водой возникло видение курицы - безголовой птицы, которая, растопырив
крылья, висела в нереальной полутьме. Вода перебирала перышки, и казалось,
что курица шевелится.
- Отпустить? - спросил я у Жени.
- Отпусти!.. - кивнул тот.
Я разжал руку, и курица встрепенулась, понеслась куда-то суматошно,
мелькнула белым бесформенным пятном и исчезла в бетонных кольцах, внутри
которых ревела и пенилась вода...
Долго потом Женя вспоминал нашу прогулку.
Прибыла комиссия из Министерства просвещения. Очередная проверка.
Важная дама-инспектор ходила повсюду в сопровождении свиты. В свой
черед пришли ко мне. Дама стала спрашивать о диспансеризации, об
углубленных осмотрах детей. И... ни к чему не смогла придраться. Попросила
отчет за прошлый год. Я вытащил "Журнал здоровья", в который у меня сведена
вся необходимая отчетная информация. Объяснил даме суть своего новшества:
только один отчетный журнал и никаких других бумаг. Зато в этом журнале
все, что нужно...
Дама ничего не поняла и сказала, что должны быть формы документов,
утвержденные министерством. Я сказал, что министерство требует много
лишнего. Дама сказала, что министерству виднее, какие цифры лишние, а какие
нет. Я сказал, что виднее всегда на местах, а не где-то там, в министерской
дали.
После этого она разозлилась, что было заметно по ее глазам. Но вслух
свою злость не показала - свиты постеснялась. Она спросила, где у нас шины.
Я продемонстрировал шины Крамера на полке шкафчика. Дама заявила, что по
инструкции министерства шины должны находиться на видном месте.
Меня смешили эти ее бесконечные "по мнению министерства", "по указанию
министерства", "министерство считает"... Не сдержав улыбку, заявил, что, по
моему мнению, шины здесь вообще не нужны, учитывая близость больницы и то,
что "скорая" может быть у нас через пять минут после любого ЧП. Это ее еще
больше разозлило. Так что при внешней вежливости накал нашей беседы
возрастал стремительно.
Она пошла в изолятор, и тут судьба подбросила ей "подарок". В
изоляторной посуде, предназначенной для больных, не хватало кружек и ложек.
Тарелки и кастрюли были на месте, а вот кружек и ложек не было - девчонки
унесли их на кухню.
В глазах у дамы появилось торжество. Я сказал про девчонок-помощниц,
которые перестарались, проявив излишнее усердие. Но дама не слушала.
Наступила ее "звездная минута", и она обрушила на меня потоки отшлифованной
канцелярской демагогии. Когда она сказала о том, что "надо про детей
думать", я не выдержал и снова улыбнулся. Дама после этого замолчала.
Должно быть, сочла меня безнадежным. Выговор я, видимо, все таки заработал.
По закону парных неприятных случаев пришла ко мне в тот же день
Валеркина бабушка. Толстая, краснолицая, она нависла надо мной, как скала.
- Почему вы положили Валеру в больницу, не спросив разрешения у меня?
- А почему я должен спрашивать у вас?
- Я ему бабушка!
- Вы отдали его в детдом.
- Это вас воспитательница науськала на меня?
Я промолчал.
- Подождите, вы у меня еще поплачете! От меня не один врач плакал!
Я промолчал.
- Все равно его выпишут! Пойду и заберу!..
Бабушка ушла. Я занялся ребятами, которые ждали помощи. Через час
позвонил в больницу - спросил, отпустили Валеру или нет.
- Ну что вы! - ответила заведующая. - У него температура держится...
Бабушка?.. Была, ругалась. Мы ее пристыдили...
Ленка прибежала и закричала.
- Сергей Иванович, дайте мне адрес!
- В лесу ты, что ли? Какой адрес?
- Ваш!
- Давал ведь уже.
- Потеряла бумажку!
- Ну, сбавь тон-то!
- С мальчишками дралась! Дураки - во!.. - Ленка повертела пальцем у
виска. - Такие гадости говорят!.
- Когда тебя ждать в гости?
- Когда-нибудь!.. Прежде к маме надо съездить в субботу. А потом уже к
вам.
- А ты пропусти один выходной.
- Да вы что! Чокнулись?
- Иди-ка успокойся! Когда захочешь, тогда и приедешь. Всегда буду
рад...
Я написал на рецептурном бланке свой адрес. Ленка взяла его и ушла.
Только на другой день до меня дошел дичайший формализм комиссии из
министерства. Они приехали, свысока поучили нас, как жить и работать. А
когда мы попытались поднять болевые темы, те, о которых я писал в районную
газету, нас вежливо и непреклонно оборвали, не пожелав даже выслушать до
конца. Зачем, нужны, спрашивается, подобные инспекции?..
- Ну что, были "репрессии"? - спрашиваю у Зинаиды Никитичны. Напоминаю
наш разговор о том, как она выступила против директора.
- Не было никаких, - Зинаида Никитична говорит торжествуя. - Но не это
меня излечило от страха. Меня ребята вылечили, восьмиклассники. Я тут
недавно дежурила, и получился у нас очень острый разговор в их спальной.
Они ничего не принимают на веру, стремятся самостоятельно все находить,
вырабатывать в себе. Они будут борцами. Они не испугаются говорить правду,
как мы боимся по привычке. Как я боялась...
- Димка небось больше всех выступал?
- А откуда вы знаете?
- Он умница. Но хитрый. И озорной...
- Алеша, тебе куртку стирали хоть раз? - Я показываю на школьную
форму, заношенную и покрытую на груди белыми пятнами.
- Не-а! Но зато ее гладят каждую неделю! - отвечает первоклассник
Алеша. - Стирают рубашки, трусы и майки...
Он плотный, чернобровый. Когда говорит, не смотрит прямо - глаза все
время стреляют вправо-влево.
- Расскажи про папу с мамой. Пили?..
- Не-а! Только папа водку. Я тоже один раз...
- Папа угостил?
- Папа хороший. Меня от мамы защищал.
- Но ведь мама не пила?
- Мама психовала. А один раз я картошку с ней чистил. Она тогда не
психовала.
- А еще что хорошее помнишь?
- Бабушка мне мороженое купила.
- Она где живет?
- Вместе с папой и мамой. Она тоже водку пила. Но не каждый день. И
тоже от мамы меня защищала.
- Ты боялся, когда мама психовала?
- У нее глаза такие... И кричала. Будто ей больно.
- Била тебя?
- Что вы! Никогда не била!
- От чего же тебя защищали?
- Не знаю. Мы с папой убегали. И пили пиво.
- Ас бабушкой?
- С бабушкой вино пили. Сладкое...
Алеше девять лет. В первом классе учится второй год. Иногда в
разговоре вдруг начинает изображать младенца - сюсюкает, коверкает слова,
старательно заменяет "р" на "л", словно забывая ненадолго, как она звучит,
эта "рычащая" буква...
Сережа почти не заходит. От других ребят слышу, что он плохо ведет
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг