теперь в полупьяной логике своей допустил, что где-то в непрочитанных
страницах и пропущенных лекциях содержалось объяснение этого прозрачного
феномена в шинели с красными петлицами.
- Успокоился?- участливо спросил Седой, когда Василенко уселся на
скамейку и задымил.- А то пока дергаться и разбираться что да как, то
всякая охота разговаривать пропадет. Годится?
Василенко утвердительно кивнул, все больше склоняясь к мысли, что весь
этот необычный разговор - просто сон. Такой сон от переутомления, литра
пива и еще ста пятидесяти граммов до того.
- Так кто ты по службе будешь, Василенко? - спросил Седой.
- Архитектор.
- Это что еще такое? - не понял Седой.
- Ну, это вместо художника, - терпеливо пояснил Василенко, привыкая к
условностям такого сна. - Я рисую, что надо построить, а рабочие потом все
это в натуре делают.
- А сам ты, значит, с камнями, с известкой не возишься?
- Я же сказал, рисую проект. Такой исходный рисунок для строителей.
Без него никто работать не может.
- Панская работенка, - повертел головой Седой, не то одобряя, не то
осуждая.
- Свинская, а не панская, - решил обидеться Василенко.
- Давай-давай. Не нюхал ты, видно, свинской работы, - беззлобно бросил
Седой.
- А ты мою видел? Что мне делать приходится? Типовые проекты
привязывать! Да автобусные остановки малевать - ах, творчество, мать его...
На первом курсе такое делают!
- А как же дома, вон их сколько? - спросил Седой, указывая на блочники
ближайшего микрорайона.
- А никак. Есть типовые проекты, есть альбомы стандартных деталей, так
что никакого творчества. Только и смотри, чтобы коммуникации были покороче,
чтобы на чужие трассы не налезать.
- За что же тебе деньги платят? - искренне изумился Седой.
- А хрен его знает. Целый день, правда, как собака гавкаю и
отгавкиваюсь, а если по сути - так от меня ничего и нет.
Седой сощурился:
- А чего же тебе не хватает? Работа у тебя чистая, деньги исправно
идут, жена небось есть, дом, так?
- Ну...
- Я ж по морде вижу: крестьянских ты кровей. А в навозе не
ковыряешься, не пашешь сам на себе вскачь. Что же тебя печет? Что водкой
заливаешь?
Василенко досадливо поморщился, подергал плечом и достал новую
папиросу:
- Да, пью, бывает. А оттого, что работа моя, "чистая", на дурака
рассчитана. А я не дурак. И не могу им быть. Мельников - тот как раз может,
он дерьмо - не архитектор, самое большее способен коровники в стиле
"баракко" лепить. А мне все не дает голову поднять...
- Командир твой?
- Ага. Командир.
- А что, повыше его нету никого?
- А толку-то, что есть? Что я, жаловаться побегу? И на что? Мельников
же, выходит, кругом прав...
- А если прав, то чего ты пыркаешься?
- Как бы тебе объяснить... - Василенко разволновался, присел на
корточки и принялся, как всегда в минуты волнения, чертить какие-то знаки,
в данном случае - на песке. - Мельников прав по-своему, если исходить
только из минимума затрат... минимума риска, минимума новизны. А я в таких
рамках плясать не могу. И никто не может, прошло то время. Так что я,
выходит, тоже прав. А он... Вот по этому вашему спорткомплексу: на
пятьдесят тысяч больше получилось, вышку я по-своему вывернул. Так мой
фельдфебель: чуть с... этим самым не слопал. А сильное дело - пятьдесят
тысяч!
Для Седого эти тысячи, не соизмеримые с крестьянским бюджетом, и в
самом деле означали немного; а вот другое... Да, это был его человек, и не
просто любопытство тянуло Седого... Выждав очень неприятную паузу, он тихо
спросил:
- Так это ты спорткомплекс выдумал? Но Василенко не сразу понял, что
может означать интонация Седого, и начал весело:
- Я. Вышку-то классно решить удалось! Если еще строители не подгадят -
будет на сто лет заметка!
И только тут понял, что слова повисают, что даже увеличивается
ощущение проступка, и спросил: - Слышь, как тебя: я что, не то сморозил?
Несколько мгновений Седой смотрел на него молча, не двигаясь, смотрел,
что называется, в самую душу. А потом так же молча исчез.
Глава 8
...И тут Наташа заплакала.
Только что Виктор с увлечением говорил, рассказывал, как он впервые в
полном масштабе организует здесь непрерывный монтаж, и казалось, что дочь
слушает и радуется, хотя, быть может, и не слишком понимает тонкости. И
вдруг... Конечно, понял Виктор, что рассказывал больше для себя, а она не
могла представить, как это здорово и что это значит, когда выстроена
технологическая линия, и непрерывным потоком идут машины, и скользят по
рельсам рукастые краны, и карабкаются все выше огни электросварки, и
застывает тяжелый сизый бетон, превращаясь в ровные поверхности; но чтобы
слезы...
Растерянно, едва ли не испуганно, как, наверное, большинство молодых
отцов в подобных ситуациях, Виктор попытался заглянуть ей в глаза:
- Что случилось? Я тебя обидел?
Наташа покачала головой и отвернулась. Потом отошла в сторонку и села
на скамью. Уже на самом краю расчищенной территории.
В десяти метрах от нее, как маленькое железное стадо, потерявшее
своего железного пастыря, сгрудились машины спецкоманды. Моторы выключили
недавно, и над капотами еще струился нагретый воздух.
- Ну почему здесь? - спросила, подняв заплаканные глаза, Наташа. -
Разве нельзя, чтобы не трогать?
- Ты посмотри,- обнял Виктор худенькие вздрагивающие плечи,- мы же
почти что в самом центре города. А улицы вокруг узкие, тесные, кривые. Все
тесно. Нужна скоростная магистраль, нужна зона отдыха, без этого уже никак
не обойтись...
Виктор говорил традиционные, привычные фразы, которыми взрослые
успокаивают и убеждают детей да и самих себя. Но слова, которые, быть
может, еще могли успокоить Наташу, никак не могли успокоить самого Виктора.
Более того... Лучше бы всего этого не говорить!
Наташа перестала всхлипывать. Кочергин взял дочку за руку, и почти
бегом они вернулись к машине.
Василенко еще не подошел. Виктор нервно посигналил раз, другой, потом
запустил мотор. Наверное, еще бы минута - и он так бы и уехал, но тут
приплелся Анатолий Петрович.
"Москвич" резко развернулся и помчался прочь. Все трое молчали.
Несколько раз Василенко порывался что-то сказать, но только вздыхал и
косился на девочку.
Так и доехали до его дома.
- Пока, - сказал, еще раз вздохнув, Анатолий Петрович и выбрался из
машины.
Наташа сидела, словно оцепенев, и смотрела в одну точку. Наверное,
Виктор мог бы ясно представить, что застыло перед ее мысленным взором. Но -
не хотел. Очень не хотел посмотреть на происходящее хотя бы ее глазами.
Цеплялся за это нехотение, за привычные слова и привычные оправдания, да
попросту старался не думать.
Совсем ни к чему были ему сейчас мысли. Но совсем не думать не
удавалось, и он опять сворачивал на то, чтобы думать о т о м, как, вместо
того, чтобы думать о сути происходящего. Старался думать о грядущей
стройке, о том, что приходит пора осваивать все новые и новые территории из
числа тех, которые вроде бы не особо надо бы трогать. И сожалел, что
городская застройка, приходящая на смену руинам, заповедным уголкам,
сентиментально-памятным местечкам, полудиким скверикам, разномастным старым
домишкам, оказывается слишком уж рациональной и стандартной. Вроде бы
справедливой, но в то же время безликой и искусственной, как военный
городок...
- Ты иди домой,- попросил Кочергин дочь, когда машина вкатила во
двор,- я задержусь. Ужинайте без меня. Мне надо карбюратор раскрутить.
- Мама уже дома. Обидится,- впервые нарушила молчание Наташа.
Сначала Виктор хотел отшутиться и остаться. Карбюратор действительно
барахлил, на малых оборотах двигатель глох... И не очень манил семейный
ужин. Но решил все же пойти: не надо оставлять Наташу под окриками
Валентины, вымотанной рабочим днем.
Как-то так получалось, что Виктор, а в последнее время и Наташа
оказывались вроде бы в чем-то виноватыми перед Кочергиной. Иногда это были
конкретные причины: скажем, Виктор забыл или не смог выполнить какое-либо
поручение, или во время уборки задевал куда-нибудь нужную вещь, или убивали
время на дурацких прогулках или аттракционах. Чаще был виноват Виктор, и
чаще всего из-за нехватки денег.
Сам Кочергин считал, что здесь у Валентины есть определенный резон:
едва сводились концы с концами и на что покрупнее - например, "переобуть"
"Москвич", оставшийся Виктору от отца, - никогда не хватало. Зарплата
Виктора, не такая уж и маленькая, уходила только на текущие расходы.
Сколько получает жена, Кочергин не знал, так было заведено - все деньги
находились в ее распоряжении.
С тех пор как Виктор стал главным инженером, Валентина взяла за
правило ежедневно класть в его карман десятку - на бензин и обед. Но всегда
в течение недели объявлялись просьбы, мелкие срочные покупки, дочиста
съедающие десятку к четвергу - пятнице. К счастью для себя, Виктор не пил,
не водил компаний и был неприхотлив в еде.
"Валентина права", - говорил себе Кочергин, подыскивая сверхурочную
работу.
Всего три года тому назад он хорошо подрабатывал, делая курсовые
заочникам. Но сейчас основная работа отнимала все силы. И ладно бы сама
работа, а то сопутствующие обстоятельства, бесконечная война с таким вот
Воднюком! Виктор уставал, как самый добросовестный каменщик при потогонной
системе; но Валентина не хотела понять, как много изменилось в его работе.
Возможно, просто не могла, поскольку работать - а не служить - ей пока не
доводилось...
- И что выездили?- спросила жена, когда Наташа ушла переодеваться.
Татка сидела перед телевизором - передавали кукольный спектакль.
Виктор не удержался - забежал в комнату, потискал крепкую, тугую, как
мячик, младшенькую.
- Якиносмотью,- сообщила, пропуская "р", Татка, - меня потом тьогать
будешь.
- Ладно,- серьезно согласился Виктор,- сама скажешь, когда можно
будет.
Татка кивнула и тут же залилась смехом, глядя, как потопали
вразвалочку Емелины ведра.
Наташа все еще не выходила из спальни. Виктор негромко побарабанил
пальцем по двери:
- Нат, пойдем ужинать.
За шумом телевизора Виктор не расслышал ни шороха. Только ровный
бесцветный голос Наташи:
- Я не хочу.
Виктор потоптался перед дверью, но так и не вошел в комнату. С особой
тщательностью вымыв руки, возвратился на кухню.
- Ездили смотреть площадку,- словно бы не прошло пяти минут между
репликами.
- А что такая срочность? Отвез бы девочку домой.
- Действительно срочно,- пожал плечами Виктор,- завтра уже технику
перебазировать.
Валентина придвинула тарелку с салатом и отозвалась спокойней, чем
обычно:
- Вечно у тебя горит. И всегда ты самый крайний.
- Сейчас особый случай...- Виктор потер лоб, подбирая нужные слова.-
Как бы тебе объяснить...
- Вот так и объясни. Тебе что-то светит?
- Хорьков уходит на пенсию.
- Не поняла.
- Скоро меня поставят на его место.
- Точно?
- Вытяну этот спорткомплекс - точно.
Несколько минут Валентина молчала. Казалось, она была начисто
поглощена ужином. И вдруг спросила:
- А Воднюк?
- Не будет никакого Воднюка,- вздохнул Виктор,- сегодня в тресте
определенно пообещали.
- Это они сейчас обещают.
- Нет. Уверен,- отреагировал Виктор поспешней, чем следовало.
- Мне твои "уверен" давно уже... - начала Валентина.
- Что - "давно уже"?- не выдержал Виктор.- Скоро сама увидишь...
- А что ты кричишь? Глухая, что ли? Молчал бы уже...
- Могу и помолчать.
- Вот так-то лучше,- удовлетворенно констатировала жена,- пока я не
сосчитала, сколько раз ты был просто "уверен", а сколько раз - "твердо".
И снова Виктор готов был сорваться, наговорить кучу обидных слов, из
которых следовало бы, что их жизнь складывается вовсе не плохо, не надо
только ее самим портить непомерными претензиями... И получить в ответ
дюжину обидных сравнений, показывающих, что и сам он, Виктор, не умеет
жить, и семье жизнь поганит, в то время как другие...
Но - не сорвался. Даже не грохнул тарелкой, спокойно поставил ее в
раковину и вышел в прихожую: обуваться.
- Когда прикажешь ждать?- из кухни спросила Валентина.
- Как закончу... Если сам справлюсь.
Жена вроде бы никак не отреагировала на его слова. Но, когда Виктор
уже взялся за дверную ручку, впервые заинтересованно спросила:
- А сколько у начальника оклад?
- Двести десять. Минимум.
- А прогрессивка?
- Трестовская.
- Ну хорошо. Иди. Вылизывай свое счастье. Виктор пожал плечами и пошел
во двор. Остановился на крыльце и подумал:
"Надо бы почитать что-то по истории города..."
Глава 9
День начинался суматошно.
После короткого совещания в тресте, на котором Виктор дал
окончательное согласие на строительство в такие сроки, а управляющий
наконец-то подписал приказ о переводе сквозных бригад СУ-5 на особый режим
финансирования, Виктор поехал на объект.
Выколоченный у Егоровича (так называли про себя замуправляющего
трестом Ивана Егоровича Маркина) особый режим существенно облегчал жизнь.
Теперь можно было начать одновременно два сооружения: собственно
водный стадион и игротеку, обычное двухэтажное здание, чуть меньше, чем на
сто тысяч рублей. Параллельная работа давала возможность маневра, давала
возможность подстраховаться.
Еще до совещания Виктор позвонил Лаптеву в исполком, но того на месте
не оказалось: уехал в промкомбинат, а оттуда обещал податься на кладбище.
После совещания Виктор перезвонил в промкомбинат горкоммунхоза, но
Лаптев уже уехал. Секретарша сказала, что "Валентин Семенович поехал что-то
решать с церковью".
Нижние ворота оказались распахнутыми, и на площадке у главной аллеи
уже стояла бытовка СУ-5. Сварщик и мастер, кепки на затылках, колдовали у
аппарата.
Виктор, не останавливаясь, проехал выше - увидел Валентина Семеновича.
- Значит, так,- отдуваясь, сказал Лаптев, когда Виктор подошел
поближе,- внизу все в порядке. Тут была проблема с трейлером, но уже все
улажено. А вот здесь,- Лаптев, не оборачиваясь, указал на церковь, -
маленькая загвоздка. За руки хватают...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг