шутили, смеялись, и все - ученые агрономы, шоферы, лаборантки и рабочие -
радостно кричали друг другу, показывая пальцами:
- Смотрите, как здесь пошли!
- А тут уже обгоняют!
- Нет, вы подойдите сюда!..
Во всех пяти гнездах одинаково тянулись к свету остроконечные росточки.
Кондратенков решил пожертвовать одним из них, и я выковырял из земли почти
прозрачный росток с корешком телесного цвета. Мы сфотографировали это дерево,
родившееся десять минут тому назад. Оно лежало у меня на ладони - клочок
кожуры с двумя белесоватыми отростками.
Между тем Вера, присев на корточки, проверяла, все ли питомцы вылупились
на свет. Она первая заметила важную перемену в жизни растений и, бросив на
землю блокнот, захлопала в ладоши:
- Иван Тарасович, зеленеют! И уже листочки! Гляньте, какие крошки! Словно
шляпка гвоздя, не больше... Кондратенков взглянул на часы:
- Запишите себе, Григорий Андреевич. Произошло ответственное событие в
биографии дерева. Растение зеленеет - это значит, что оно стало
самостоятельным, детский период кончился. Сухой паек съеден без остатка, пора
добывать пищу своими силами. И вот появилось зеленое вещество - хлорофилл. Его
задача - улавливать из воздуха углекислый газ и превращать его в крахмал. А
затем уже из крахмала, воды и солей растение построит и белки, и жиры, и
клетчатку, и все клетки своего тела - для листьев, стеблей, корней и коры...
Минуты складывались в часы, а мы всё стояли и смотрели, переходили к
соседнему гнезду и снова стояли и смотрели. Мы сравнивали, удивлялись, считали
листочки, восхищались их нежной зеленью и быстрым ростом, уходили и снова
возвращались, всякий раз- находя всё новые, а может быть, только ранее не
замеченные подробности.
Понемногу разгорелся день, жидким золотом разлилась заря, и вот на востоке
вспыхнула малиновая искра, заливая розовым светом бледные лица, серые от
бессонницы.
- Ночь! - неожиданно скомандовал Кондратенков.
И эта команда была выполнена так же четко, как все предыдущие. Сотрудники
извлекли из неистощимого грузовика складные металлические ящики и прикрыли
сверху гнезда.
Снаружи ящики были отполированы, как зеркало, и в них тотчас же отразились
наши ноги и колосья.
- Ну и всё! - весело сказал Кондратенков. - Больше смотреть нечего...
Борис Ильич, распорядитесь дежурными. А пока пойдем завтракать. Сегодня нас
угостят пончиками.
Уже возле самого института я нагнал Леву и взял его под руку.
- Ну как, - спросил я, - видали вы что-нибудь подобное на Курильских
островах?
Но Леву не так легко было смутить:
- Конечно, в точности такого не видел, но зато было там другое, не менее
удивительное. Не буду голословным, в свое время я вам покажу. И тогда вы сами
оцените.
Я отошел несколько смущенный: неужели у профессора Рогова были "не менее
удивительные" достижения?
ГЛАВА 3
ЗАЧЕРКНУТО КРЕСТ-НАКРЕСТ
В честь рождения замечательных деревьев был устроен торжественный завтрак.
Повар решил блеснуть искусством, и после пончиков, на удивление всем, появился
гигантский торт, где на целой клумбе кремовых лилий и роз возвышался
шоколадный тополь. Когда эта бисквитно-кремовая скульптура была разрезана на
кусочки, за одним из столиков встал Борис Ильич - заместитель Кондратенкова.
Он протер очки и, поднимая тарелочку со своей порцией, сказал:
- Перед началом рабочего дня не полагается пить вино, но я считаю, что
этот торт вполне заменяет бокал вина... Итак: за новое, небывалое дерево, за
тополь стремительный, за первого представителя будущего семейства
стремительных - Виоленти, нового семейства, еще не занесенного в ботанические
каталоги! Я предлагаю окрестить новорожденного по правилам ботаники: Популюс
Виолентус Кондратенкови...
- Не Кондратенкови, а популярис, то-есть народный,- перебил Иван
Тарасович.
- Тополь советский!.. Тополь научный!.. Нет, обязательно Кондратенкова! -
послышались голоса.
Но в это время на пороге столовой появилась Верочка.
Она была назначена дежурной на утренние часы и поэтому пришла только к
концу завтрака. И сразу споры смолкли. Все повернулись к дверям, и несколько
человек сказали хором:
- Ну как?
Прошло не больше часа с тех пор, как они ушли от ростков. Но за это время,
наверное, они уже подросли. И вот живой очевидец...
- Иди сюда, Верочка, иди к нам! Рассказывай, как там? "Как там?" - этим
вопросом жил весь институт Кондратенкова. "Как там?" спрашивали мы каждого,
кто приходил из-за лесной полосы. И всякий вновь прибывший с гордостью
торопился сообщить самые свежие новости:
- Товарищи, я только что видел листья. Листья громадные, больше моих
часов.
- Слушайте, а как точки роста?
- Точки роста? Будьте уверены, самые надежные! Последние сводки получались
каждые полчаса. Мы обсуждали цифры, спорили о них, сравнивали, отмечали
красным карандашом на диаграммах. О росте говорили в лабораториях, на полях, в
клубе, в столовой, в библиотеке. А когда после обеда я лег подремать, в мою
комнату влетел Лева и закричал во все горло:
- Вы слышали, четырнадцать сантиметров уже!.. Ох, извините, Григорий
Андреевич, я вас разбудил, кажется...
Четырнадцать сантиметров... семнадцать... девятнадцать... Мы с увлечением
следили за успехами своего детища. Первый листочек, второй, третий... Дело
двигалось, дело шло. А мне кажется, это самое радостное в жизни: работать и
видеть, что дело движется - то дело, в которое ты вложил душу.
Например, строить дом. Ряд за рядом класть кирпичи на фундамент, следить,
как растет стена... второй этаж... третий... четвертый... Вот она уже
переросла соседние здания, горделиво смотрит на их железные макушки, усаженные
трубами... Вот и карниз. Широко расставив стропильные ноги, на нем
утверждается шумная железная кровля... Лестничные ступени, паркет елочкой,
двери, оконные рамы...
В забрызганных краской комнатах возятся веселые маляры, набивая узор по
трафаретам. И вот уже визгливый алмаз режет стекла и мраморщики в последний
раз полируют цоколь. И какие-то детишки, стоя на мостовой, показывают друг
другу: "Смотри, это наши окна, здесь мы будем жить".
Или растить человека, слышать, как в первый раз, раскрыв беззубый ротик,
он выговорит первое человеческое слово: "ма", потом, через несколько лет,
начертив две косые палки с перекладиной, сказать ему: "Это буква "а"; год за
годом передавать ему все достижения предшественников - от таблицы умножения до
квантовой механики, учить ребенка гордиться своей Родиной - ее героями,
рабочими, учеными, ее победами, славным прошлым и великим будущим, чтобы
однажды прочесть в газетах, что за особые заслуги перед Родиной награжден
такой-то - твой сын, или воспитанник, или ученик...
Или еще... Но примеры можно умножать до бесконечности. Я только хочу
рассказать, какая праздничная атмосфера царила в институте в эти дни.
- Тридцать четыре сантиметра! - объявлял Кондратенков. - Сильно вытянулись
междоузлия.
Кто-то пожимал руки, кто-то хлопал кого-то по плечу, кто-то поздравлял
Ивана Тарасовича. Кондратенковцы так гордились удачей своего небывалого опыта!
- Видишь, - корила Верочка Леву, - а ты сомневался!
- А что такое междоузлия? - допытывался я. - Это хорошо, если они
вытянулись?
И мне снисходительно объясняли, что междоузлия - это расстояния между
двумя узлами, то-есть зачатками листьев, и что в узлах клетки растений
делятся, а в междоузлиях они растягиваются, поэтому обычно стебель удлиняется
за счет междоузлий.
Я записывал, кивая головой:
- Понятно, понятно... А когда дерево зацветет?
Читатели постарше не забыли, наверное, 1944 год. Они помнят, как, увидев
красные и зеленые созвездия салюта, незнакомые люди спрашивали друг друга на
улицах:
- Салют? В честь чего это? Говорят - Лида. А что такое Лида? Объявляли:
важный узел железных дорог. Вчера тоже был салют... теперь каждый день. Какие
молодцы наши солдаты! Да, и солдаты и генералы. Гитлеровцам каюк - они сами
это чувствуют. А далеко от этой Лиды до Берлина?
Вот так же единодушно и в нашем маленьком мирке мы воспринимали известия о
росте деревьев. Сухие цифры были насыщены для нас глубоким смыслом. Тридцать
девять сантиметров. Это была новая ступень, новый шаг к победе. Всего час тому
назад было тридцать семь... А листья растут хорошо? А какого цвета кора?..
Когда кончился беспокойный день, насыщенный сводками о сантиметрах, я
забрал одеяло и отправился ночевать возле посадок. Как можно было спокойно
спать до утра и не знать, что происходит с растениями! И я постелил плащ в
пушистой пыли, подложил под голову кожаное сиденье из кабины трехтонки. От
прохладной кожи приятно пахло бензином, пружины уютно поскрипывали под
головой. А высоко надо мной висели неестественно яркие звезды, мелкая пыль
Млечного пути; и Лебедь несся, вытянув шею, мимо яркоголубой Веги.
- Григорий Андреевич! Ого-го, сюда! Кончаю ночь.
Это Петя Дергачев - шофер - звал меня посмотреть, насколько поднялись
растения за последний час.
Дело в том, что растения, как мне объяснили, неодинаково растут днем и
ночью. При свете они создают и накапливают материал. Рост идет главным образом
в толщину.
В темноте же, расходуя запасы, накопленные днем, растения тянутся ввысь.
Поэтому для нормального роста необходимо чередование дня и ночи. И
Кондратенков решил установить для своего быстрорастущего гибрида особый режим:
в течение дня несколько искусственных "ночей" под ящиками, а в ночное время -
светлые промежутки при помощи прожектора. "Кончаю ночь" - это означало:
"зажигаю прожектор".
Услышав крик, я быстро вставал и спешил к посадкам.
Петя уже ожидал меня, держа руку на рубильнике. И вот ослепительно белое
пятно ложилось на гнезда. Из темноты появлялись квадраты зелени. Они резко
выделялись на фоне желтеющих колосьев. Широкие листья, отдельных растений
перекрывали друг друга, образуя единую глянцевито оливковую поверхность, и от
этого казалось, что гнездо растет сплошной массой, вздымаясь, как опара.
Мы осторожно погружали линейку в густую листву, стараясь нащупать почву.
- Как у вас, Григорий Андреевич?
- Пятьдесят один. А у тебя?
- То же самое. А как на крайнем квадрате?
- Как всегда, выше всех.
- Ну еще бы! Туда "ПН-55" светит - у него самый полезный свет.
И мы всерьез принимались обсуждать, почему у прожектора "ПН-55" самые
полезные лучи.
Днем Петя Дергачев был шутником и балагуром, но ночью звезды настраивали
его на задумчивый лад. Засветив прожекторы, он подсаживался ко мне и,
рассеянно чертя щепочкой в пыли, неожиданно спрашивал:
- А как по-вашему, Григорий Андреевич, что в жизни нужнее всего?
Если поблизости был Лева - а это случалось чуть ли не каждую ночь: либо он
дежурил сам, либо дежурила Вера, и он навещал ее, - юноша начинал отвечать не
задумываясь:
- В жизни нужнее всего наука, и раньше всего наука о растениях.-Мы живем
за счет растений: пища, одежда, топливо, строительный материал, краски,
лекарства, даже кислород, которым мы дышим, - все это дают нам растения.
Какое бесконечное разнообразие форм! Дуб и плесень, рожь и одуванчик...
Удивительная песчаная акация, которая _может расти вниз головой, если ее
вырвать с корнями, росянка - растение-паук... Да разве можно все перечислить!
И каждое дерево - это целый мир, где живут миллионы клеток, и каждая
клетка - в свою очередь, сложнейший организм. Подумайте о хлорофилловых
зернах, умеющих из воды и газа готовить сахар, растительное масло, хлопковое
волокно, картофельный крахмал и ароматный сок ананаса. Подумайте о росте
дерева - о том, какие силы поднимают многотонную крону дерева на десятки
метров вверх. Понять этот мир, познать его законы, жизнь, структуру - это
значит найти путь к изобилию и счастью для всех людей.
- А ты не увлекаешься, Лева? - осторожно спрашивала Верочка.
Эта деловитая и неуемная девушка как-то особенно бережно и любовно
относилась к Леве. Она не спорила с ним, не поучала его, только чуть
предостерегала: "Лева, опомнись... Лева, ты увлекаешься..."
Петя Дергачев внимательно слушал "за" и "против". Лидо его выражало
неудовлетворение. Некоторое время он молчал, а потом обрушивал на нас
следующий вопрос:
- А что такое счастье?
- Счастье, - начинал Лева, - это такая категория, которая...
И снова начиналась дискуссия, пока кто-нибудь не спохватывался:
- Петя, пора давать углекислоту! Заговорились...
В атмосфере содержится три десятитысячных доли углекислого газа. Но если
его несколько больше, растение развивается лучше. Поэтому, по указанию
Кондратенкова, наш быстрорастущий гибрид получал добавочную порцию.
Итак, дежурный и Петя Дергачев отправлялись подкармливать посадки
углекислым газом, а я закрывал глаза до следующего прожекторного "утра" -
через два часа.
Конечно, далеко не все и всегда проходило гладко. На третий день, когда
быстрорастущие уже давным-давно переросли пшеницу и возвышались над нивой
широко разросшимися густозелеными купами, Кондратенков решил вырубить лишние
деревья, чтобы оставшиеся могли свободнее куститься... Два часа спорили они с
Борисом Ильичом, какие стволы убрать, какие оставить, и каждый из нас, стоя в
отдалении, беспокоился о судьбе своего любимца. Но как только рубка была
закончена, налетел вихрь-и какой., не хуже чем в день нашего приезда!
Низкорослые еще лесопосадки вокруг пшеничного поля не смогли прикрыть от ветра
наши гнезда. Буря всей силой обрушилась на бугор. Два быстрорастущих деревца
были сломаны, у других облетели листья.
Металлические ящики были уже малы, а специальные сборные домики еще не
готовы, и нам пришлось сооружать перед гнездами баррикаду из автомашин,
ящиков, кожаных сидений и бортовых досок в ожидании, пока плотники в
мастерской закончат подгонку щитов.
Наконец домики были собраны, растения укрыты, обмыты, подкормлены
углекислым газом. Но тут случилась новая, беда - утечка газа в кране.
Выяснилось это не сразу, только к вечеру, и многие растения просто
захлебнулись от избытка углекислоты. Пришлось их проветривать, даже снабжать
кислородом, как тяжелобольных.
Борис Ильич, отчаявшись, предлагал бросить всё и посадить новые гнезда, но
Кондратенков сказал:
- Не страшно, если иные пропадут. Зато выживут самые крепкие!
И настойчивость его оправдала себя. К вечеру все пришло в норму. Деревья
снова тронулись в рост, и опять мы могли радоваться, сообщая друг другу:
- Сто семьдесят один... есть даже сто семьдесят три... Вот настолько выше
Верочки, честное слово! А вы заметили в самой яркой зелени красноватый
оттенок?.. Да, да, это говорит о изобилии хлорофилла...
Так продолжалось дней шесть или семь - я уж не помню точно, сколько
именно. К этому времени наши питомцы выросли метра на два с лишком. Во всяком
случае, мы смотрели на них снизу вверх. Теперь это были тоненькие, стройные
молодые деревья, увенчанные неширокой кроной, с огромными, в мою ладонь
величиной, красновато-зелеными глянцевитыми листьями. На каждом квадрате
оставалось только два дерева, остальные отстали в росте и были вырублены. Зато
внизу Кондратенков вместо так называемого "подроста" посадил еще раз семена, и
новое поколение бурно развивалось под защитой листвы старших товарищей.
Понемногу мы привыкли к успехам наших растений, даже начали воспринимать
как нечто само собой разумеющееся, если они поднимались на тридцать-сорок
сантиметров в сутки.
Но вот однажды, выйдя к обеду, я заметил, что настроение в столовой
какое-то неуверенное. Не было ни горячих споров, ни новых цифр, ни веток, ни
листьев, ни междоузлий, ни узлов. Я трижды переспросил Веру, прежде чем она
решилась нехотя ответить мне:
- Всего четыре сантиметра с самого утра.
Всего четыре сантиметра с самого утра! Для нашего дерева это была
катастрофа.
После обеда весь институт собрался вокруг посадок.
Надо сказать, наши питомцы не понравились мяе на этот раз. Вид у них был
какой-то несвежий и понурый. Широкие листья уныло повисли; даже цвет у них
чуточку изменился: вместо красноватого оттенка появился коричнево-желтый.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг