своей сознательной жизни успевает проработать не более ста тысяч часов.
Значит, две жизни убито на стадионе. Ценой двух жизней забит гол. Искусно
пройдя по левому краю, Бекназаров укокошил двух работников.
- Так нельзя рассуждать, Гелий. На самом деле, пройдя по левому краю,
Бекназаров продлил жизнь ста тысяч людей.
- Это каким же способом?
- Они увлекутся спортом, будут заниматься регулярно. Если хотя бы два
часа в неделю...
Гелий был непробиваем:
- Сто тысяч человек по два часа в неделю! Но это же еще хуже. Это
убиение двух работников еженедельно. Сто человек в год загублено ради
времяпрепровождения.
- Вы говорите ерунду, Гелий. Игра - не времяпрепровождение, игра
необходима живому существу. Я как биолог могу вам сказать, что играют все
животные, и не от нечего делать. Играют, чтобы учиться жить, чтобы мускулы
тренировать. Телята бодаются, чтобы подготовиться к будущим битвам, волчата
прячутся, нападают, борются, котята ловят клубок, чтобы научиться ловить
мышей. И взрослая кошка тренируется, жестоко играя с мышью.
- Каких мышей собираются ловить футболисты?
- Гелий, не острите. Футболисты тренируют ноги.
- Зачем им бегать? Они же ездят на метро.
- Гелий, не надо задавать наивных вопросов. Ноги отсохнут, если их
держать на подушке.
Мы спорили всю дорогу до Одинцова - ив электричке, и по пути от
станции. Придя в дом, Гелий по-новому осмотрел комнату, тоном
прокурора-обличителя сказал:
- Юра, я вижу теперь, вы из той же породы убийц времени. Вот лыжи.
Гири! Ружье и охотничьи трофеи. Зачем вы охотитесь? Сколько обедов добываете
охотой? Я скажу, я разоблачу вас! Ваши далекие предки оставили вам ненужное
наследство. Они добывали мясо насущное охотой, а вы в охоту играете, вы трех
дней не прокормитесь дичью. Они гонялись на лыжах за оленем, а вы ходите на
лыжах просто так, вы играете в гонку. Для чего? Потому что вам досталось
тело первобытного охотника и вы его холите, вы лелеете, вы тратите время на
поддержание тела лесного охотника, хотя сами вы добываете свои отбивные и
шашлыки, исписывая бумагу за письменным столом.
- Ну и что вы предлагаете? Отсечь ноги и руки?
- Я ничего не предлагаю пока. Я только вижу проблему. Вижу пласт
человеко-часов, пропадающих втуне.
Тот разговор был осенью, в конце футбольного сезона, а в начале лета я
получил письмо:
"Есть решение, - писал Гелий. - Приезжайте - продемонстрирую.
Обеспечиваю виллу на берегу моря, отдых в масличной роще и сколько угодно
разговоров о будущем человека и техники".
Я подсчитал свои возможности и согласился. Дел особых у меня не было:
минимум я сдал, а тему должны были утверждать осенью. Путевки не было тоже,
а денег... Какие же деньги у аспиранта? Да и велик ли труд в наше время
посетить Крым? Под Москвой вы выходите на просторное поле, разлинованное
бетонными дорожками, поеживаясь от прохладного ветра, разгоняющего рябь на
зеленой траве, два часа сидите в трясущейся от рева алюминиевой трубе,
глядите, как за круглым окном проплывают очень белые, очень туго набитые и
очень однообразные подушки, затем пристегиваетесь, перестаете курить и
выходите на просторное поле, разлинованное бетонными дорожками. Вся разница,
что это новое поле желтое от засохшей травы и мелкой рябью дрожит от густого
зноя.
Не без удивления увидел я среди встречающих за загородкой сухонькую
фигуру Гелия. Изысканной вежливости я как-то не замечал в его натуре. От
аэропорта до Приморского надо было ехать километров полтораста на автобусе.
Право же, не имело смысла тратить целый день на то, чтобы указать мне дорогу
к автостанции.
- Я тронут, но, честное слово, мог доехать и без вас, - сказал я,
здороваясь.
- Я довезу вас на машине.
- На собственной? Вы обрастаете, Гелий.
- Руки надо приложить, - ответил он, как обычно.
Собственность Гелия выглядела очень скромно в ряду блистательных
курортных машин: крошечный старой марки "Запорожец", кургузенький,
горбатенький, пронзительно-голубой. Но густой слой свежей краски не мог
скрыть вмятин и швов залатанного кузова. Видно было, что он не один год
провел на свалке, прежде чем Гелий выкопал и вернул его к жизни.
Не без труда я боком влез в машину и долго размещал там свои ноги.
Гелий приспособил еще какой-то ящик перед сиденьем, так что колени пришлось
подтягивать чуть ли не к подбородку. Занятый размещением своих ног, я не
сразу заметил всех новшеств. Гелий вынес все управление на щит - и тормоза
были кнопочные, и сцепление. Но зато ноги были заняты педалями. Все время
Гелий накручивал их, словно на велосипеде сидел.
- Это зачем? - спросил я.
- Потом объясню. За городом.
Видимо, Гелий был не слишком опытным автомобилистом. С напряженным
лицом следя за светофорами и круглыми знаками, разрешающими, запрещающими и
предписывающими, Гелий довольно медленно вел машину по городу, пробираясь в
сутолоке симферопольских улиц, заполоненных трамваями, курортными машинами и
курортниками. Но вот мы миновали центр с тенистыми акациями и двухэтажными
домами губернского стиля, миновали окраины с пятиэтажными зданиями
современного черемушкинского стиля, открылись просторы степей, асфальт
запрыгал с холма на холм. И тут Гелий, нагнувшись, откинул крышку ящика,
из-за которого я сидел скрючившись. Под ней оказались педали, такие же как
под рулем, - вторая пара.
- Работайте, - сказал Гелий. - И как следует работайте, если не хотите
ночевать в дороге.
Я крутанул, стрелка спидометра тут же дрогнула, отмечая мои усилия.
Нажал - кусты рванулись навстречу. Убрал ноги - машина тут же сбавила ход.
- Но-но, не ленитесь, не так уж вы устали, - подзуживал Гелий. - Вон
грузовик впереди, неужели мы не обгоним грузовик?
Я потрудился на совесть. Ветер свистел в левом ухе; разбившиеся мошки
желтыми крапинками забрызгали стекло. Грузовик мы обошли как стоячий.
- А "Волгу" догоним?
Дорога здесь ныряла в долинку ручья, черная "Волга", распластавшись,
словно жук, взбиралась по той стороне по склону. Я нажал на педали, колени
так и мелькали. Грохнул под колесами настил моста, с разбега мы выскочили на
перевал. Черная машина вырастала на глазах, как бы толчками увеличивалась.
Нагнали, поравнялись. Удивленный водитель уставился на нашу крошку, уверенно
обгонявшую его новую машину. Я не удержался и ладонь протянул: дескать, на
буксир не взять ли?
- Сколько дает? - спросил я, кивая на спидометр.
- Дорога лимитирует, - сказал Гелий. - Мотор я поставил полнолитражный.
Конечно, все пришлось переделывать, но это к лучшему. Ручная работа может
быть точнее конвейерной. Когда приложишь руки, резервы находятся. В общем,
на шкале у меня двести километров, все остальное зависит от вас. Крутите с
прохладцей, как на прогулочке, имеете сорок - пятьдесят километров в час.
Жмете на совесть, получаете сто, сто двадцать, сто пятьдесят. Но на сто
пятьдесят вас не хватит надолго. Захочется дух перевести.
Конечно, и дух перевести хотелось тоже. И полюбоваться хотелось. Бежали
навстречу пестрые, желтые, зеленые всех оттенков поля. Даже матово-лиловые
были - полосы цветущей лаванды. А обочины были забрызганы каплями крови:
маки цвели на обочинах, как у нас одуванчики. Послышался гудок. Та же черная
"Волга" обогнала пас, пахнула перегаром. Торжествующий водитель мне протянул
руку: на буксир не взять ли?
- Не сдадимся?
- Ни в коем случае!
Так мы гонялись с этой "Волгой" всю дорогу до Старого Крыма. Там уже
поотстали, когда горы придвинулись ближе, шоссе начало петлять. Надо было
вести поосторожнее.
А потом мы свернули в сторону, и дорога запетляла по склонам, обходя
каждый овраг. Красоты открывались за каждым поворотом - так хотелось выйти
из машины, посмаковать, впитать живописность. То появлялся откос с
кизиловыми кустами, оплетенными колючками; то лужайка с ручьем, сбегающим
вприпрыжку; то голый обрыв, истекающий родниковой водой; то изъеденные
ветром скалы с капюшонами, шлемами, шляпами, коронами, скалы-близнецы,
скалы-пальцы, скалы-собаки.
В каждой скале была своя фигура, лишь бы фантазии хватило.
- Работайте, Юра, ножками работайте! Как бы нам назад под уклон не
покатиться.
На подъемах ощутимо труднее было гнать машину вверх. Мускулами
чувствовал я крутизну.
- Передохнуть хотите, Юра?
- А далеко еще?
- Ну и где же ваша спортивная закалка? Два часа покрутили ногами - и
пшик!
Наконец среди скульптурных скал открылся синий треугольник. Дорога
свернула к нему, машина резво покатилась под уклон. Теперь уже педали сами
раскручивали мои ноги. Замелькали белые домики, частоколы палок,
поставленных для винограда. Еще два-три поворота, и Гелий затормозил перед
красочной вывеской: "Дом юных техников". Вывеска была, а ворот и забора не
было. Впереди в пыльно-желтых скалах стояли навесы. И сверкал ярко
выбеленный домик в два окна: "вилла" Гелия. И ютились под окнами пятнышки
редкой тени от трех бескровно-зеленых, как бы запыленных масличных
деревьев - оливковая роща, обещанная мне для отдыха.
- Ну и как вам понравилась моя машина? - спросил Гелий за обедом.
Обед был обыкновенный, холостяцкий, самодеятельный: помидоры, хлеб,
рыбные консервы и кофе растворимый. Я сам в Москве трижды в день ем хлеб и
консервы, если некогда ходить в столовую. Никому не рекомендую подобную
диету, но в холостяцкой кухне важнее всего экономия времени.
- Машина превосходна, - сказал я. - Спортсмены ухватятся за нее с
восторгом. Такое своеобразное сочетание авто и вело. И техника работает, и
мускулы, и сила нужна, и уменье. Превосходно!
Я хвалил от всей души и с удивлением увидел, что лицо Гелия вытянулось.
- Я делал ее не для спортсменов, - сказал он. - Это машина "вместо
спорта". Человек едет домой с работы и по дороге разминается.
Пятнадцатиминутная зарядка в пути.
- А если он не ездит на работу? Если у него служба рядом с домом?
- Но не в колесах же суть - суть в педалях. Я сконструировал педальный
регулятор скорости, его можно приладить к любой машине, к любому мотору,
тепловому или электрическому. В результате спорт в рабочее время. Нужны тебе
киловатт-часы - покрути, поработай руками или ногами. Что вы скажете на это,
великий разбазариватель часов?
Я - разбазариватель часов? Клевета какая!
- Что я скажу? Я скажу, что ваше изобретение направлено не по адресу. С
машинами имеют дело шоферы, машинисты, мотористы, но они и так не избавлены
от физического труда: таскают, ворочают, поднимают. А спорт нужнее всего
белым воротничкам - бумажным труженикам. Им что прикажете крутить, какие
регуляторы? Ручку арифмометра, что ли?
- А у них регуляторы будут в быту. Вот поглядите, как это организовано
на нашей станции. Ладно, кофе потом допьете, не ради кофе сюда приехали.
Пошли покажу.
Станция юных техников была довольно обширна. В Восточном Крыму, где
воды маловато и почти нет зелени, полным-полно сухих пустырей, и Гелию
отрезали площадь не скупясь. Между скал там ютилось десятка два просторных
навесов, будочек, сараев, носивших гордые названия мастерских и лабораторий.
Впрочем, все строения были аккуратно выкрашены, даже украшали яркими
красками одинаково бесцветные известковые скалы. Внутри будочки были чисто
убраны и оформлены в основном лозунгами с любимыми изречениями самого Гелия,
например:
"Надейся на себя!"
"Руки приложи!"
"Все, что сделано, сделано людьми. Все, что придумано, придумано
людьми. Все, что не придумано, можешь придумать ты".
"Головой думай, головой!"
"Не ищи там, где все ищут; не шарь там, где все шарят. Открытия
прячутся в тупиках, куда никто не заглядывает, куда не считают нужным
заглянуть".
"Думай об узком месте. Где загвоздка, там и гвоздь решения".
"Усложнение - не откровение".
"Не бойся материала - он мертвый. Руки приложи!"
"Сделай, что задумал. Наоборот попробуй тоже".
Под этими изречениями, запоминая их невольно, трудились до полусотни
юных конструкторов: пионеры из ближайшего лагеря, нарядные пионерки в
ослепительно белых блузках и синих юбках, босоногие аборигены, загорелые до
синевы, и приезжие "дикари", розовые, как бы ошпаренные солнцем. Многие, как
я узнал позже, уже третий год подряд заставляли своих родителей приезжать в
Приморское. Им интересно было проводить дни в цветастых сарайчиках, где
Гелий обрушивал на стриженные под машинку головы град своих идей. В свою
очередь, сам он получал целую команду добровольных помощников. Некоторые уже
приобрели известное мастерство и в моделировании, и в конструировании даже.
Я не удивлюсь, если лет через десять появятся в разных ОКБ молодые инженеры,
которые на производственных совещаниях будут изрекать с апломбом: "Главное,
определить узкое место. Где загвоздка, там и гвоздь решения".
Пока что все эти потенциальные изобретатели усердно крутили ручки
руками и педали ногами. Крутили, пуская в ход станки, крутили на кузне,
раздувая мехи, крутили у циркулярной пилы; чтобы зажечь каждую лампочку,
что-нибудь накручивали. Ребята старались: крутили добросовестно,
самоотверженно, я бы сказал - истово. Иногда это выглядело комично. Я
вспоминал индукционные телефоны времен гражданской войны. Их тоже надо было
накручивать, прежде чем начать кричать в трубку: "Алё, барышня! Барышня,
алё, вы оглохли, что ли?"
- Вы что улыбаетесь? - спросил Гелий подозрительно.
- Гелий, извините меня, но это игра. Вы придумали хорошую, веселую игру
для не очень занятых ребят. Рабочий на заводе предпочтет щелкнуть
выключателем, не станет терять время на накручивание.
- Это не трата времени, а сбережение.
- Но ведь накручивание - добавочная работа. И без нее обойтись можно.
- Добавочная, но полезная. Вы, например, заряжали аккумулятор, крутя
педали. Ребята, крутя ручки, накачивают воду в душ.
- Усложнение - не откровение, - съязвил я.
- Ну хорошо, допустим, это условность, допустим, это игра. Но и
экономия времени. Сто миллионов человек в стране ежесуточно тратят полчаса
на приседание и нагибание. Так пусть приседают и нагибаются, заряжая
аккумуляторы и накачивая баки. Сто миллионов человек по полчаса, пятьдесят
миллионов человеко-часов, шесть миллионов работников в строю. Это же целое
богатство, непочатые залежи труда.
- А вы уверены, Гелий, что основная работа не пойдет медленнее от ваших
ручек и педалей?
Нет, я вовсе не унылый скептик-злопыхатель. Многие из конструкций Гелия
мне просто нравились. Думаю, что они войдут в спорт, если не в быт.
Я с удовольствием катался на его моторно-педальном гибриде автомобиля с
велосипедом. Он на самом деле давал ощущение пробежки по горным дорогам. На
крутых подъемах мускулы тяжко работали, выжимая скорость, на спусках я
отдыхал вместе с мотором. Чувствовал напряжение на извилистом серпантине,
вздыхал с облегчением, когда дорога вырывалась на степной простор. Пыхтел и
потел, обгоняя; отдыхал, снижая скорость.
Хороши были и педальные лодки Гелия, особенно в тихую погоду. На море
привольно, руль можно почти не трогать, все внимание отдавать скорости. Я
чувствовал себя бегущим по волнам, властелином и покорителем бескрайней
синевы. В доме юных были две лодки, обе одинаковые, на основе обычных
"казанок", и мы могли устраивать гонки. Я неизменно побеждал Гелия. Ноги у
меня были крепче, поскольку я - то занимался спортом, а он боролся против
спорта.
На очереди было покорение третьей стихии - воздушной. Нет, речь шла не
о педалях в самолете. Гелий соглашался, что можно представить себя бегущим
по шоссе, можно вообразить бегущим по волнам, крутя педали, но воображать
себя бегущим по воздуху - нечто противоестественное. В воздухе надо летать.
Конечно, ни самолета, ни вертолета достать Гелий не мог. В его распоряжении
были только два автомобильных мотора марки ГЦ (переборка, переделка и
усовершенствования Г.Десницкого), которые Перетаскивались из автомашины в
мастерские и из мастерских на лодки. Теперь эти же моторы должны были махать
крыльями. Орнитоптер конструировал Гелий.
У орла беркута, весящего шесть килограммов, размах крыльев более двух
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг