Георгий ГУРЕВИЧ
МЕСТОРОЖДЕНИЕ ВРЕМЕНИ
Некогда, в середине XX века, жил да был в Крыму скромный учитель химии
по фамилии Десницкий. Будучи энтузиастом науки, старшего своего сына он
назвал Радием, второго - Гелием. Третий должен был стать Калием или
Фосфором, но он родился, когда отец был в области на курсах повышения
квалификации. И отсталая бабушка-ретроградка самовольно записала младенца
Иваном.
Впрочем, все это присказка. Лично я не встречался с Радием Десницким -
он работает зоотехником где-то в Белоруссии, награжден орденом за отличные
показатели по привесу. Только на фото я видел Ивана Десницкого; Иван служит
на действительной в Тихоокеанском флоте и намерен остаться на сверхсрочную.
Речь пойдет о Гелии Десницком, исключительно о Гелии.
Мы познакомились заочно, и знакомство это было крайне неприятным. Мне
было 26 лет тогда, я только что поступил в аспирантуру по кафедре цетологии.
Не путайте, пожалуйста, с цитологией, все путают обычно. Цитология - наука о
клетке, а цетология - наука о китах. Так вот я не клетковед, а китовед. И
шеф мой, главный кит в китоведении, сказал мне на одном из первых же
занятий:
- Юноша, тут ко мне пристают журналисты, чтобы я написал что-нибудь
забавное о китообразных. Некогда мне, честное слово. Сделайте это за меня,
дружок.
Я воспринял это как учебное задание. Шеф мой был знаменит как
своеобразный педагог: он считал основной своей задачей затруднять жизнь
подшефным. Так и говорил: "Кого я не обескуражу, тот от науки не
отступится". Возможно, писание популярных статей входило в его систему
воспитания твердости духа у аспирантов.
Но в данном случае я взялся за дело с охотой. В моей семье к печатному
слову относились с благоговением, писательский труд почитали
наиблагороднейшим. Теперь и я как-то прикасался к элите пишущих. С
удовольствием я подбирал наглядные примеры и наглядные иллюстрации,
старательно считывал типографские черновики, всякие там гранки, верстки,
сверки. Очень солидно выглядел мой текст в наборе, гораздо солиднее, чем в
рукописи. А когда вышел журнал, я нарочно положил его на стол, чтобы все
знакомые (девушки, в частности) сразу увидели четкую подпись: "Ю.Кудеяров" -
и прониклись бы ко мне почтением.
Недели не проходит, присылают из редакции пакет: "Уважаемый тов.
Кудеяров, просим ответить читателю..." И прилагается письмо какого-то
Г.Десницкого, директора Дома техники в Приморском, Крымская область. Этот
юный техник, видите ли, считает, что я неясно излагаю принципы борьбы за
существование.
Ну, если человек не понимает, надо растолковать. Я послал ему письмо на
шести страницах с подробнейшими цитатами из Дарвина и Тимирязева. В ответ
получаю десять страниц, тоже с цитатами из Дарвина и Тимирязева, примерно в
таком тоне:
"Не желая считаться с фактами, автор бездумно изображает мир животных
какой-то свалкой горлодеров, игнорируя многочисленные факты взаимопомощи в
семье, стае, стаде, сожительства разных видов... Единственное оправдание
Кудеярова в том, что и более компетентные авторы склонны, не вдумываясь,
цитировать Дарвина, прикрывая отсутствие собственных наблюдений авторитетом
великого ученого..."
И далее: "Если бы автор взял на себя труд просмотреть последние
материалы по бионике, в частности мой патент © ..., он не позволил бы себе
придерживаться устаревшего, давно разоблаченного взгляда на причины
обтекаемости кожи дельфинов..."
Сейчас-то, задним числом, успокоившись, я понимаю, что мой злопыхатель
был прав по крайней мере наполовину. Природа так обширна, что в ней хватает
места и для правил, и для исключений. Есть в мире животных борьба, есть и
содружество, как и среди людей. И все это связано и спутано. Голодные волки
объединяются в стаю, чтобы совместно добыть оленя, но если олень ранит
одного из волков, собратья рвут на части раненого собрата. Быки отважно
охраняют телят, а крокодилы пожирают свое потомство. Львица кормит своего
супруга, а паучиха съедает. Всякое бывает в природе.
Но тогда, обиженный и распаленный, я написал читателю Г.Десницкому
огромный трактат, доказывая, что он не понимает Дарвина; ответный трактат
был в сто раз злее. И на следующую статью, появившуюся уже в специальном
журнале, я немедленно получил ехиднейшее письмо. Так что пришлось мне
отныне, приходя в редакции, всякий раз предупреждать: "Извините, я вам
напишу, но, к сожалению, меня преследует некий совершенно некомпетентный,
малограмотный гражданин..."
И нередко узнавал, что этот некомпетентный гражданин не оставляет
вниманием и других авторов.
Прошло года полтора. За это время я сдал минимум и выбрал, преодолевая
сомнения шефа, тему для диссертации: "К вопросу о физиологии контактов в
сообществе некоторых китообразных". В переводе на русский это означает:
"Изучение языка дельфинов". Но в науке не принято давать чересчур
определенные названия - это несолидно выглядит. А вдруг языка-то нет?
И вот, когда мы обсуждали сроки, весьма сжатые, шеф сказал небрежно,
как бы между прочим:
- Юноша, тут ко мне звонят из кино, просят, чтобы я выступил у них на
конференции. Некогда мне, честное слово. Поезжайте, скажите там, чтобы нашу
тематику не игнорировали. Вы же у нас специалист по художественному слову и
образу.
Поехал я без особенного удовольствия. Моя тяга к искусству поубавилась
за последние годы, не без помощи Г.Десницкого. Но просьбы шефа надо было
понимать как приказы. Может быть, умение выступать на конференциях входит у
него в программу обучения аспирантов...
Ну вот, сижу я в президиуме, слушаю, как выступают опытные люди:
режиссеры, директора студий, операторы, кинодраматурги, толково и со знанием
деталей объясняют, что фильмы о науке, конечно, необходимы, но нет для них
фондов, нет артистов, нет сценариев и сценаристов, нет съемочных площадок и
нет аппаратуры для комбинированных съемок. И надо добиваться, чтобы все это
дали...
И вдруг слышу:
- Слово предоставляется представителю Крымской области, товарищу
Десницкому из Приморского Дома техники.
Я насторожился. Наконец-то увижу этого монстра.
Выходит на трибуну молодой человек моего возраста или старше года на
три, худенький, стройный, курчавый, с высоким лбом, благообразный на вид, и
негромким тенором, почти нежным голоском говорит:
- Я займу у вас только пять минут, уложусь в регламент. В течение пяти
минут я попробую доказать с цифрами, что настоящая конференция вообще не
нужна. Фильмы о науке можно делать без артистов, без площадок и без
комбинированных съемок...
Потом-то я разобрался, что предложение Гелия было нестоящее. Он думал,
что можно просто снимать на пленку уроки лучших учителей. В сущности, это
был отказ от всех возможностей кино - кинофильм без киноискусства. Но не в
этом дело. Представляете себе, как были возмущены все эти маститые
специалисты, знатоки тонкостей, когда им вдруг в лицо заявили, что можно без
них обойтись! Они конференцию готовили полгода, и вдруг какой-то мальчишка,
выскочка, кричит, что конференция не нужна совсем. Помню, как очень
известный оператор с трясущимися губами и красными пятнами на лице, дрожа от
гнева, говорил:
- Я не понимаю, зачем вы приехали сюда, молодой человек, почему вы
живете в гостинице за счет государства?
Десницкий тут же поднял руку:
- Разрешите в порядке реплики два слова. Я согласен с выступающим
товарищем. Действительно, мое присутствие на этой бессмысленной конференции
не имеет смысла. Я уеду сегодня. От командировочных и гостиницы отказываюсь.
В перерыве я разыскал этого возмутителя спокойствия, догнал уже в
раздевалке, представился:
- Я Юрий Кудеяров. Я очень обижался на вас, потому что считал вас
беспардонным карьеристом, который лезет вперед, толкая всех локтями, унижая
людей, хочет составить себе авторитет. Но сегодня я понял вашу натуру. На
самом деле вы искренний и бескорыстный озорник, который просто любит совать
палку в муравейник. Вы тот самый скорпион из анекдота, который утонул,
потому что ужалил лягушку, переправлявшую его через ручей. Утонул, но
ужалил, поскольку характер требовал жалить. Будем знакомы, я тоже один из
ужаленных.
С того дня и началось наше знакомство - дружба, смею сказать. Поскольку
от гостиницы Гелий отказался, пришлось ему ехать ночевать ко мне в Одинцово.
Характеристика моя оказалась справедливой: Гелий на самом деле был
бескорыстным воином, любителем словесных сражений, фехтовальщиком на
формулах, ценителем метких возражений, сокрушительных доводов, колючих
насмешек. И темперамент его как нельзя лучше подходит к его основному
занятию. Он - изобретатель. Уж не знаю, любимое дело сформировало характер
Гелия или призвание он выбрал по характеру.
Гелий воюет всегда: с косной природой, уклоняющейся от выполнения
заданий человека; с косным материалом, отказывающимся от перегрузок; с
косной конструкцией, не способной удовлетворить Гелия; с косными экспертами,
не оценившими мгновенно всей оригинальности его мыслей; с косными
плановиками, откладывающими реконструкции отраслей; с косными инженерами и
директорами, не бросающими все свои дела, чтобы продвигать идеи Гелия, и с
косностью ума человеческого, своего собственного в частности, не умеющего
быстро решать все возникающие проблемы.
Косность и робость - главнейшие враги Гелия. Я имею в виду робость
мысли: неуверенность в себе, в своей возможности понять, решить,
разобраться, придумать. Гелий ненавидит слово "недостижимо", считает, что
пределов нет ни в каком направлении. Любимая его фраза: "Все, что сделано,
сделано человеком. Все, что не сделано, может быть сделано только руками".
Сам он мастер на все руки: механик, электрик, радист, плотник, каменщик, -
мало ли что нужно в изобретательском деле? И еще он любит говорить: "Все,
что придумано, придумано людьми. Все, что не придумано, придумаешь только
головой". Он насчитывает 144 логических приема для изобретательства. Но как
я заметил, самым употребительным был прием номер один: "Попробуем наоборот".
В сущности, на этом приеме построен его самый первый спор со мной. Я
написал о жестокой борьбе за существование в мире китообразных. Гелий прочел
и немедленно задумался: "Нельзя ли наоборот? Нельзя ли прогрессировать и
развиваться на основе содружества, без жестокой борьбы?" И многообразная
природа, перепробовавшая все варианты, предоставила факты и Гелию.
А выступление на киноконференции? Оно построено на том же приеме:
нельзя ли наоборот? Вы печалитесь, что нет артистов, драматургов, съемочных
площадок, нужной техники? Так нельзя ли обойтись без артистов и без
площадок? И многообразная практика предоставляет Гелию и такие варианты.
Нельзя ли все переделать, нельзя ли запустить наоборот? - эти вопросы
не покидали голову Гелия. Помню, однажды возвращались мы с ним из Москвы в
Одинцово. Только вышли на асфальтовую спину перрона, двери вагонов
сомкнулись, заискрили пантографы. Десяти секунд не хватило нам.
- Жалость какая! - сказал я. - Следующая электричка со всеми
остановками. Лишних четверть часа в пути.
- Лишних четверть часа на остановки? - переспросил Гелий и взялся
пальцами за виски.
Я уже знал: такая у него манера - думая, потирать виски пальцами, как
бы кровь подгонять к мозгу.
И, прежде чем поезд дошел до Одинцова, я услышал:
- Есть возможность отменить остановки. Никакой реконструкции, никаких
перестроек, только за счет иной организации поезда будут идти вдвое быстрее.
Догадались?
Гелий предложил, чтобы поезда шли полным ходом от начальной станции до
конечной, но каждый вагон мог бы управляться автономно. На подходе к
очередной остановке последний вагон отцепляется, тормозит и высаживает
пассажиров. Местные же пассажиры, желающие ехать дальше, садятся в этот
вагон. При подходе следующего поезда вагон трогается, набирает скорость и
пристраивается в голову. Состав мчится, беспрерывно обновляясь: приобретая
вагоны спереди и теряя сзади. Перед высадкой нужно переходить в последний
вагон.
Как видите, тот же логический прием: нельзя ли наоборот?
Поезда со множеством остановок плохи? Нельзя ли без остановок?
Но тогда, честно говоря, я принял этот проект без энтузиазма. Я
представил себе, как по проходу из вагона в вагон пробираются хозяйки с
сумками, как волнуются, пробивая дорогу, рабочие очередной смены, как
семенят растерянные бабки, допытываясь: "Милок, это последний вагон али
предпоследний? Ахти, не успеть!"
- Уж лучше посидеть спокойно лишних четверть часа, - сказал я.
- Лишних четверть часа? - воскликнул Гелий. - Но в поезде около тысячи
пассажиров. Тысяча человек теряет четверть часа! Двести пятьдесят рабочих
часов губит каждая электричка. Рабочий месяц в каждом поезде! Это же клад!
- Но мне лично приятнее посидеть с книжкой, чем толкаться в проходе. Я
за эти четверть часа прочту что-нибудь полезное. Вы за эти четверть часа
родили техническую идею.
Вот этот довод показался ему убедительным.
- Пожалуй, четверть часа для размышлений - это не потеря, - согласился
он. И с осуждением покосился на соседнюю скамейку, где шумные парни убивали
эти четверть часа подкидным дураком.
Гелий не мог представить себе, что есть люди, у которых время лишнее.
После конференции у нас с Гелием установилась постоянная связь. Он
регулярно писал мне письма. Они походили на военные сводки: "На
фрезерно-станковом направлении наши войска, сломив сопротивление экспертизы,
развивают успех; на участке цементного обжига мы отошли на заранее
подготовленные позиции и накапливаем силы для решающего удара". По-моему,
пробивать изобретения Гелию нравилось больше, чем изобретать. И раза четыре
в год Гелий приезжал в Москву, чтобы пробивать идею лично. Обычно он
останавливался у меня в Одинцове, тогда я выслушивал полный отчет за
истекший квартал
В один из таких приездов мы возвращались с ним с Юго-Запада, от одного
из моих знакомых, тоже цетолога. Гелий интересовался физиологией кашалотов.
Эти зубатые чудища ныряют за добычей километра на полтора без всяких
скафандров, играючи выдерживают перепад давления в полтора километра и не
ведают кессонной болезни, азотных отравлений, губящих наших водолазов.
Человек и кашалот одинаково дышат воздухом, но почему-то у человека в крови
азот закипает, а у кашалота нет. Нельзя ли перенять кашалотову физиологию -
вот что волновало Гелия.
Возвращались мы вечером в почти пустом вагоне, неторопливо обсуждали
перспективы окашалотывания водолазов. Вдруг на станции "Спортивная" в двери
ворвалась возбужденная толпа. Десятки мужчин, молодых и среднего возраста,
мигом заполонили скамейки и туго забили проходы. Вагон наполнился
взволнованным гомоном. Говорили все сразу и все об одном.
- "Спартачки" напортачили.
- Они были, есть и будут мастерами.
- Мастера, мастера, а штуку всунуть не могли.
- Если бы Галимзянчик не затыркался, перекидывая с правой на левую...
- "Нефтичи" - портачи!
- Но-но, полегче. Видали, как Бекназаров прошел по левому краю! Троих
обфинтил.
- Офсайта не было. Я сам сидел против линии.
В общем, по репликам вы уже сами поняли трагедию. Московский "Спартак"
сражался с бакинцами и безответственно проиграл на своем поле, "не сумел
всунуть штуку в ворота".
- Счет какой? - спросил я ближайшего соседа, навалившегося мне на
колени.
И вдруг заметил укоризненный, почти горький взгляд Гелия. "И ты, Брут,
продался болельщикам!" - как бы говорил этот взгляд.
- А вы равнодушны к футболу? - спросил я, невольно оправдываясь. - Но
это же игра века. Видите, сто тысяч человек ездили на стадион, чтобы своими
глазами посмотреть...
Пальцы Гелия медленно поползли к вискам.
- Вы что задумали?
Не ответил.
- Что вы придумали, Гелий? - спросил я снова, выходя из метро на
вокзальной площади.
- Пока не придумал ничего. Я занимался арифметикой. Сто тысяч
болельщиков провели на стадионе два часа. Двести тысяч человеко-часов
потрачено на один гол. А знаете ли вы, что взрослый мужчина в течение всей
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг