Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
метров. Гелию с его шестьюдесятью килограммами нужны были крылья с  размахом
не менее шести метров. Прибавьте вес мотора, собственный  вес  крыльев,  вес
механизмов, коэффициент несовершенства. В общем, требовались  крылья  такие,
как у планера. И Гелий достал планер. Нашел  в  авиационной  школе  разбитый
аппарат, который списывали как лом; добился, чтобы этот "лом" передали  юным
техникам, и с  торжеством  привез  его  на  крыше  грузовика,  доставлявшего
продукты в пионерлагерь.  Уже  через  час  в  "виллу"  явился  взволнованный
старший вожатый, потребовал, чтобы Гелий  дал  письменное  обязательство  ни
одного пионера в воздух не поднимать.  "Но  сами  вы,  конечно,  мечтаете  о
полете?"  -  спросил  Гелий.  Затем  неорганизованно,  мелкими  группами   и
поодиночке приходили "дикие" мамы, тоже требовали расписки.
     Но на меня как на совершеннолетнего запрет не распространялся. И я  был
зачислен в список допущенных к  полету  в  качестве  "птицы  номер  два",  с
откровенным нетерпением дожидался, когда же крылья взмахнут и поднимут  меня
к облакам. Ведь самолет - тут Гелий прав - не  дает  ощущения  полета.  Лишь
отчасти осуществляет он мечту "рожденного ползать". Я сам не  чувствую  себя
свободной птицей, сидя  в  содрогающемся  от  рева  мягком  вагоне,  который
перемещает меня с одного аэровокзала на другой.  Мне  для  полноты  ощущения
подайте простор и ветер в лицо, и чтобы я нырял в облачную  дымку,  и  чтобы
над крышами парил,  поджимая  ноги,  стараясь  не  задеть  за  трубы,  чтобы
присаживался на открытые окна, деревья облетал в парке.  Хочу  парить,  хочу
порхать и пикировать, хочу  крыльями  махать!  И  пускай  эти  крылья  будут
громадными, пускай даже неживыми. Важно, чтобы они к плечам были  привязаны,
чтобы они подчинялись движению рук, взмахивали,  когда  я  машу,  кренились,
когда я ладони опускаю.
     В  общем,  Гелий  приобрел  еще   одного   помощника,   неумелого,   но
старательного. Я тоже трудился  в  мастерских  с  утра  до  вечера,  главным
образом в роли Помогайченко, как выражались пионеры. Поднимал,  поддерживал,
таскал, прибивал, привинчивал, мыл и отчищал... мечтая о полетах.
     И вдруг телеграмма:
     "Приморское. Дом юных техников, Кудеярову.
     Пятницу 11 утра утверждение темы. Ваше присутствие желательно".
     И подпись шефа.
     Шефа я уже представлял читателю. Если  шеф  говорит  "желательно",  это
означает: разбейся  в  лепешку,  но  явись.  Возможно,  на  самом  деле  мое
присутствие и не так уж необходимо, но шеф запомнит, что я не  разбивался  в
лепешку ради науки, что у меня  были  какие-то  другие  интересы  интереснее
науки. Запомнит... и сделает оргвыводы.
     Так что у меня не было сомнений насчет необходимости отъезда. Но беда в
том, что телеграмма попала в мои руки очень поздно. Приняли ее ребята,  моей
фамилии они не знали, стали искать Кудеярова среди  пионеров,  потом  начали
"диких" опрашивать. Хорошо, что  кто-то  из  взрослых  догадался  посмотреть
текст и сообразил, что "утверждение  темы"  к  школьникам  не  относится.  В
результате я получил телеграмму в четверг около девяти вечера.
     Только  утренний  пятичасовой  самолет  мог  меня  спасти.  Мысленно  я
посчитал: вылет в пять, посадка в четыре, в кассе надо быть  не  позже  трех
ночи. До аэропорта полтораста километров. Вечерних автобусов из  Приморского
нет.
     - Ничего, поспеем, - сказал  Гелий.  -  Если  ножками  поработаете  как
следует, поспеем. Ночью на шоссе просторно.
     Мы выехали заблаговременно, часов в  одиннадцать  вечера.  Дорога  была
пустынна, никто не мешал, и ночная свежесть  бодрила  -  я  с  удовольствием
крутил  педали.  Стремительно  бежали  навстречу  одинаково  черные  силуэты
деревьев и скал, слишком стремительно бежали, чтобы  казаться  таинственными
или страшными. Свет фар метался  на  поворотах,  вырывал  из  черноты  белые
столбики или неестественно зеленые лужайки. Миг - зелень пряталась во  тьму,
свет снова упирался в асфальт.
     - А почему мы ползем еле-еле? - поддразнивал Гелий. - Силенки бережете,
что ли?
     - Сил хватит! - кричал я. - Рули давай, поспевай.
     Может, руль заклинило? Силы есть  и  на  полтораста  километров,  и  на
триста.
     - Не пробежаться ли нам до Москвы, Юра? Стоит  ли  возиться  с  кассой,
посадкой, самолетом этим? Выйдем на магистраль - и ходу!  Вот  это  рекордик
будет: пробежка Крым - Москва за одну ночь.
     - В следующий раз, Гелий.  Я-то  смогу,  машина  сдюжит  ли?  Опять  же
водитель у меня мешковат, баранку крутить за мной не поспевает.
     И сглазил. Кто виноват был из нас, сказать затрудняюсь. То ли  Гелий  в
темноте не заметил резкого поворота, то ли я вертел  что  есть  силы,  когда
надо было снять ноги с педалей. Жал и жал, упиваясь скоростью и  собственной
мощью, и, возможно, не расслышал слишком тихо сказанного: "Хватит, Юра". Так
или иначе, внезапно  фары  уперлись  в  кусты,  тормоза  взвизгнули,  машина
подпрыгнула, закряхтела и медленно завалилась набок. Я инстинктивно сжался в
комок.
     Фары погасли. В смоляной тьме что-то тяжеловесное легло на меня.
     Больно  не  было.  Я  пощупал   руками   ноги.   Неосознанно   пощупал.
Бессмысленный жест какой-то, в книгах вычитанный. Уж если не  больно,  ясно,
что ноги при мне. Раскрыл глаза шире. Все равно ни зги.
     - Вы живы? - спросил Гелий сверху. Это он лежал на мне.
     - Жив, кажется.
     Гелий зашевелился, уперся коленкой в бок, чуть не продавил  мне  ребра.
Выбрался наконец. Брякнула наружная дверца. Я тоже вылез за ним. Поверженная
машина лежала в кювете на боку.
     - Причалили, - сказал Гелий мрачно. - Нам еще повезло.
     - От дома далеко? - спросил я. Спросил опять-таки инстинктивно.  Я  был
очень потрясен, и почему-то мне казалось, что надо скорее  вернуться  назад.
Назад, в безопасное Приморское, где не бывает аварий,  ночью  люди  лежат  в
постели, лампа у них стоит на столике.
     У Гелия, видимо, не было такого ощущения. Вероятно, привык  к  авариям,
закалился. Гелий даже помнил, что я спешу на самолет.
     - До развилки километров пятнадцать, - сказал  он.  -  Вам  стоит  идти
вперед,  на  магистрали  бывают  машины  и  ночью.  Только  помогите   перед
развернуть. Ну и все. Дальше я сам справлюсь. Счастливо!
     Все еще дрожа от возбуждения,  я  вышел  на  дорогу.  Пахнуло  ароматом
южного леса, и тут же я нырнул в черноту. Черные силуэты  скал  нависли  над
дорогой, в черных купах кустов слышались какие-то вскрики,  всхлипы,  стоны,
шорохи. "Чего бояться? - уговаривал я себя. - В Крыму нет  опасных  зверей".
Впрочем, бывают медведи. А люди опасные не бывают?
     Все мы, горожане XX века, - питомцы техники, все  живем  под  крылышком
мамы-техники, каменными или стальными заборами отгораживаемся от природы. По
лону природы путешествуем, лежа на мягком матраце  под  чистой  простыней  в
купе вагона или в каюте. И только авария выбрасывает нас в лапы природы:  из
каюты в море, из автомашины в лес.  Только  авария  напоминает,  как  же  мы
беспомощны, если не держимся за юбку техники.
     Уповая на технику, я к утру рассчитывал прибыть на заседание в  Москву,
за ночь преодолеть полторы тысячи километров. В сущности, я даже не принимал
во внимание километры, я отсчитывал часы: час на посадку, два часа на полет,
час до метро, столько-то на метро... Но вот авария выбила меня из  седла,  и
километры получили  подлинную  протяженность.  Десять  минут  от  столба  до
столба, десять минут на километр. А до развилки  пятнадцать  километров,  до
аэродрома  -  сто  пятьдесят.  И  где-то  в  невообразимой   дали   -   шеф,
поглядывающий на часы. За полторы тысячи километров я спешу к  нему  пешком.
Нереально! Бессмысленно!
     Раза два за все время позади загорался  свет,  меня  обгоняла  попутная
машина. Я махал платком, словно потерпевший крушение, но корабли асфальтовых
рек пролетали мимо. Не замечали или не хотели вступать в переговоры глубокой
ночью.
     Проносилась мимо могущественная техника, оставляя меня тонуть в  лесном
океане.
     Спасение пришло часа через два, уже далеко за полночь. Опять  я  увидел
луч света в горах, где-то высоко и  даже  впереди.  Минуты  через  три  свет
оказался гораздо ниже и сзади. Видимо, дорога спускалась здесь зигзагами,  я
и сам петлял, не замечая поворотов в  темноте.  Еще  минута-другая,  и  фары
уперлись мне в спину. Без особенной надежды  я  протянул  руку  к  слепящему
свету.
     - Садитесь, - сказал Гелий. - Хорошо, что я догнал вас. Теперь успеете.
     Трогательный  человек!  Чинился  часа  два,  устал,  наверное,  мог  бы
возвращаться со спокойной совестью, убеждая себя, что я  давно  уже  сижу  в
кузове какого-нибудь попутчика. Нет, поехал догонять на всякий случай.
     Слишком  усталый,  чтобы  благодарить  многословно,  я   кряхтя   начал
втискиваться на привычное место.
     - Ноги горят с непривычки, - признался я. -  Чуточку  отдохну  и  начну
нажимать. Сейчас.
     - Нажимать не надо, - сказал Гелий мрачно. -  Я  снял  педали.  Так  мы
доедем быстрее. Сегодня не до игры.
     Тогда я даже недооценил это торжественное признание. Не до игры!  Гелий
вынужден был вслух сказать, что его педальные приспособления - только  игра.
Когда же человеку некогда, ему не надо вмешиваться со своими хилыми  ногами.
Машина справится лучше.
     На аэродром мы успели вовремя,  билет  я  достал,  на  обсуждение  темы
успел. И тему мою  утвердили  -  ту  самую,  о  контактах  между  некоторыми
представителями семейства зубатых  китов.  Но  ныне  диссертация  моя  давно
опубликована, обязательный экземпляр хранится в  Ленинской  библиотеке,  так
что интересующиеся контактами с зубатыми китами могут взять ее  в  читальном
зале. О зубатых китах я расскажу в другой раз. Сейчас о Гелии.
     Крылья все-таки  волновали  меня,  и  месяца  через  два  я  спросил  в
очередном письме, не подходит ли очередь "птицы номер два".
     Ответ пришел быстро:
     "Я отказался от этой идеи,  -  писал  Гелий.  -  Отказался  от  игры  в
помощников машины. Да, признаю, что это игра, я сказал вам это еще в пути, а
поутру увидел в Приморском наглядную  иллюстрацию.  Помните  колонку  против
нашего дома, откуда мы таскали воду все время? Вот я остановился у  колонки,
чтобы залить радиатор, и как раз подошла женщина с  девчуркой  лет  семи.  У
женщины два ведра на коромысле, у девочки  игрушечное  ведерко  примерно  на
пол-литра. Женщина накачала себе воды, нацепила ведра на коромысло  и  дочке
налила ведерко, еще по головке погладила, приговаривая: "Ты моя  помощница!"
И пошли они вдвоем, понесли свою ношу  каждая.  Так  продемонстрировали  мне
наглядно, что такое мои педали. Тоже детские ведерки. Может быть, нам они  и
полезны и для гигиены, и для воспитания. Но все равно это детские ведерки  -
воды на стирку в них не принесешь.
     Читал я не раз в популярных книгах, что машины - это продолжение рук  и
ног  человеческих,  продолжение  глаз  и  ушей.  Но   вижу,   продолжение-то
получается длинноватое, куда объемистее пролога. Вот уже и  все  пути-дороги
отданы продолжению, а ноги,  родоначальники  транспорта,  бегают  только  по
футбольному полю. Продолжение дело делает, а зачинатели в игры играют. И  не
получится ли так со временем,  что,  создав  продолжение  мозга,  мы  и  ему
передадим мозговую работу, а себе оставим шахматы и кроссворды.  Голы  будем
забивать, чтобы ноги не отсохли, козла забивать, чтобы мозги не усохли? Вот,
Юра, проблемка, хочу к ней голову приложить".
     Голову, видимо, он уже начал прикладывать, потому что в том  же  письме
рассказывалось про изучение физиологии нервной системы, задавались  вопросы,
в том числе и такой:
     "Как вы полагаете, Юра, в чем основная  причина:  почему  электрические
моторы делают тысячи оборотов в секунду, колеса - десятки оборотов, а бегун,
самый лучший, - несколько шагов? Где тут узкое  место,  где  загвоздка?  Что
сдерживает темп жизни: мускулы или нервы?"
     Я вспомнил: "Где загвоздка, там и гвоздь решения".
     И ответил, в соответствии с  учебником,  что,  возможно,  скорость  тут
лимитирует нервы. Электрический ток проходит 300 тысяч километров в секунду,
нервный ток - от силы метров сто - сто двадцать. Дело в  том,  что  нерв  не
проводник,  скорее  он  похож  на  стопку  конденсаторов,  где   возбуждение
передается индукцией. Одна сторона каждой части заряжается, в противолежащей
стороне возникает противоположный заряд,  по  нерву  спешат  ионы  натрия  и
калия, скорость их перемещения обычная для атомов - тепловая: сотни метров в
секунду в лучшем случае.  В  результате  от  ступни  к  голове  сигнал  идет
заметную долю секунды, столько  же  от  головы  в  мускулы,  плюс  обработка
сигнала в центре, плюс приведение мышц в движение. Вот и получаются  десятые
доли секунды на шаг.
     "Это я все читал уже, - ответил Гелий в следующем письме. - Я  полагал,
что вы как специалист знаете какие-нибудь новинки.  А  читая  про  натрий  и
калий, я задумался: почему природа выбрала для передачи сигналов эти тяжелые
ионы? Почему не взяла чего-нибудь полегче, литий например? Наверное, потому,
что жизнь зародилась в океане, где было полно хлористого натрия и калия, вот
жизнь и использовала подручный, хотя и не лучший, материал. А где-нибудь  на
другой планете, где в воде достаточно хлористого  лития,  жизнь  обязательно
должна была ухватиться за литий.  Шутка  сказать:  ионы  в  три  раза  легче
натрия, в шесть раз  легче  калия,  они  же  движутся  быстрее  при  том  же
напряжении. Почему я говорю именно о  литии?  Потому  что  элемент  этот  из
первой группы, сродни калию и натрию, он должен  так  же  легко  усваиваться
кровью и нервами вместо натрия, как пресловутый стронций усваивается костями
вместо кальция - родственника своего по второй группе. И в итоге  должна  бы
получиться скорость движения раза в  четыре  выше,  чем  при  нашем  обычном
нервном токе. Четыре раза - неплохой выигрыш! Как по-вашему, стоит приложить
руки?"
     Я  достаточно  хорошо  знал  Гелия,  чтобы  догадаться,  что  руки  уже
приложены. Вероятно, и цифра "в четыре раза" взята  не  с  потолка.  Неужели
получается четырехкратное ускорение нервной связи?  А  ведь  это  заманчиво,
честное слово!
     Возбуждение в четыре раза быстрее, торможение в  четыре  раза  быстрее!
Ускоренная связь, ускоренная обратная связь. В четыре раза быстрее прибывает
донесение  в  мозг,  в  четыре  раза  быстрее  ответная   реакция.   Сколько
предотвращено несчастных случаев! Сколько  человек  успело  отдернуть  руку,
ногу,  вовремя  отскочить  от  бешеного  зверя  или   взбесившейся   машины,
уклониться от падающего сука, кирпича, цветочного горшка! Ради одного  этого
стоит постараться.
     Движение вчетверо быстрее: в минуту  не  75  шагов,  а  триста.  Отныне
нормальный скорый шаг - 25 километров в час,  бег  на  дальние  дистанции  -
километров 70. Полчаса ходьбы от границы  города  до  центра.  И  этот  темп
меняет облик современного города. Почти не нужен пассажирский транспорт: все
эти неповоротливые троллейбусы, автобусы, личные комнаты на четырех колесах,
отравляющие  город  продуктами  неполного  сгорания.  Только  для  перевозки
чемоданов  понадобятся  машины.  И  улицы  можно  превратить   к   бульвары,
мостовые - в беговые дорожки. Пробежка по дороге на службу. И чистый  воздух
в городах.
     Не только ходьба - и все другие движения становятся проворнее. Движения
быстрее, работа идет быстрее. Там, где  было  четверо  рабочих,  справляется
один. Или же, если это предпочтительнее, все четверо справляются за два часа
со  сменной  нормой.  А  дальше,  свободное  время   -   главное   богатство
коммунистического     общества     -     время     для      самообразования,
самоусовершенствования, для творчества.
     Стоит постараться?
     И думал я еще, что при кажущейся разбросанности Гелий все эти годы  бил
в одну точку: настойчиво искал резервы времени. Началось с  электрички;  там
он  подсчитал,  что  упразднение  остановок   могло   бы   подарить   лишний
человеко-месяц на каждый поезд. Потом Гелий замахнулся на  болельщиков:  две
человеко-жизни обнаружил на трибунах. Когда речь пошла о  зарядке,  там  уже
были миллионы человеко-жизней -  "залежи  труда",  как  выразился  Гелий.  А
теперь идет речь об учетверении работников. И все  они  без  предварительной
подготовки, сразу становятся к станку,  умелые,  обученные.  Это  уже  сотни
миллионов человеко-жизней -  целое  месторождение  труда  или  месторождение
времени, как распорядитесь.
     Интересно  бы  узнать,  касается  это  ускорение  только  мускулов  или
умственной работы тоже? Наверное, и ума тоже: ведь  в  основе  всякой  мысли
лежат нервные процессы,  передача  сигнала  прежде  всего.  Может  быть,  не
вчетверо, но раза в три и умственная работа ускорится. И вот мы в  три  раза
быстрее считаем. В три раза больше успеваем  прочесть  перед  экзаменом  или
перед  докладом;  сообщение  получается  в  три  раза   содержательнее.   Мы
рассуждаем в три раза быстрее, в три раза больше охватываем, видим три линии
развития там, где раньше различали одну. Вместо тянучего "с одной стороны, с
другой стороны" описываем  шесть  сторон,  шесть  измерений.  Мир  предстает
совсем иным, выпуклым, движущимся, развивающимся сложно.
     Рождается новая ступень понимания природы, искусства, человека.
     "Гелий, признайтесь откровенно, - написал я, - вы уже делаете опыты  на
пионерах или только на вожатых? Удалось ли вам вывести быстроумного ученика?
Шестиклассники  ваши  уже  поступили  в  институт  или  только   заканчивают
десятилетку?"

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг