испытываем одиночество. Мной стала овладевать надежда, что затеянное будет
иметь успех, смысл.
Я поцеловал ее узкую руку и посмотрел в глаза. Она улыбалась.
- У вас довольный вид, - сказала Коррида, - не мудрено-два успеха, -
что более важным считаете вы? Но, может быть, изобретение принесет вам еще
более денег?
- Нет, оно мне не принесет ни копейки, - возразил я, - напротив, оно
может меня разорить.
- Как же это?
- Если не оправдает моих надежд; оно еще не было в деле; не было опыта.
- Что же представляет оно? И какой цели должно служить?
- Но через час вы сами увидите его. Не стоит ли подождать?
- Правда, - сказала она с досадой, опуская вуаль и беря хлыст. Она была
в амазонке. - Оно красиво?
- На это я могу вам ответить совершенно искренне. Оно прекрасно.
- О! - сказала она, что-то почувствовав в тоне моем. - Итак, мы
отправляемся в мастерскую?
- Ну да, - и я не удержался, чтобы не подзадорить. - В мастерскую
природы.
- Вы, правда, мистификатор, как говорят о вас. Все мистификаторы не
галантны. Но едем.
Мы вышли, сели, и я помог ей.
- У меня отличное настроение, - заявила она, - и ваши лошади хороши
тоже. Как имя моей?
- Перемена. - Имя странное, как вы сами.
- Я очень прост, - сказал я, - во мне странное только то, что я всегда
надеюсь на невозможное.
9
Выехав за черту города, мы пустились галопом и через полчаса были у
подъема горной тропы, по которой лежал путь к ущелью Калло. Наш разговор был
так незначителен, так обидно и противоестественно мелок, что я несколько раз
приходил в дурное расположение духа. Однако я никак не мог направить его
хотя бы к относительной близости между нами, - хотя бы вызвать сочувственное
мае настроение по отношению к пейзажу, принимавшему с тех мест, где мы
ехали, все более пленительный колорит. На все, что ее не интересовало, она
говорила: "О, да!" или "В самом деле?" - с безучастным выражением голоса. Но
мой выигрыш продолжал интересовать ее, и она часто возвращалась к нему, хотя
я рассказал ей уже все главное об этой схватке с Гриньо. "О, я его
понимаю!" - сказала она, узнав, что мулата хватил удар. Но мой отказ от
автомобиля вызвал глубокое, презрительное удивление, - она посмотрела на
меня так, как будто я сделал что-то очень смешное, неприятно смешное.
- Это все та ваша мания, - сказала она, подумав. - Я столько уже
слышала о ней! Но я - люблю эту увлекающую быстроту, люблю, когда распирает
воздухом легкие. Вот жизнь!
- Быстрота падения, - возразил я. - Дикари очень любят подобную
быстроту. То, что вы, кажется, считаете признаком своеобразной утонченности,
есть простой атавизм. Все развлечения этого рода - спорт водный,
велосипедный, все эти коньки, лыжи, американские горы, карусели, тройки,
лошадиные скачки, - все есть разрастающееся увлечение головокружительными
ощущениями падения. В скорости есть предел, за которым движение по
горизонтальной превращается в падение. Вы наслаждаетесь чувством замирания
при падении. И цель людей, рассуждающих как вы, - это уподобить движение
падению. Что может быть более примитивно? И, так сказать, - бесцельно
примитивно?
- Но, - сказала она, - весь темп нынешней жизни... Пестрота стала нашей
природой.
- Совершенно верно, и очень худо, что так. Однако именно то, что
совершается медленно, конечно, относительно медленно, так как мерила
быстроты различны по природе своей, в зависимости от качества движения, -
именно это наиболее ценно. Быстрота агента компании, совершающей торговые
обороты, увеличивает количество, но не качество достигаемого, например, по
сбыту и выделке коленкора, но пусть он попробует с его автомобильной
быстротой расположить и распространить дуб, простой дуб. Деревцо это растет
столетиями. Корова вырастает в два года. Настоящий, вполне сложившийся
человек проделывает этот путь лет в тридцать. Алмаз и золото не имеют
возраста Персидские ковры создаются годами. Еще медленнее проходит человек
дорогой науки. А искусство? Едва ли надо говорить, что его лучшие
произведения видят, иногаа, начало роста бороды мастера, в конце же
осуществления своего подмечают и седину. Вы скажете, что быстрое движение
ускоряет обмен, что оно двигает культуру?! Оно сталкивает ее. Она двигается
так быстро потому, что не может удержаться.
- Не знаю, - возразила Коррида, - может быть, вы и правы. Но жить надо
легко и быстро, не правда ли?
- Если бы вы умерли, - спросил я, - а затем вновь родились, помня, как
жили, - вы продолжали бы жить так, как теперь?
- Ваш вопрос мне не нравится, - холодно ответила она. - Я живу плохо?
Если даже так, какое право имеете вы тревожить меня?
- Это не право, а простое участие. Впрочем, я виноват, а потому должен
загладить вину. Через...
- Нет, вы не увильнете! - крикнула она, остановив лошадь. - Это уже не
первый раз. Какая цель ваших вопросов?
- Коррида, - сказаля мягко, - если вы будете так добры, что, оставив
пока сердиться, ответите мне еще на один вопрос, но только совершенно
искренне, - даю вам слово, я так же искренно отвечу вашему раздражению.
Мы уже приближались к ущелью, из развернутой трещины которого
разливался призрачный лиловый свет, полный далекой зелени. Смотря туда и
припоминая, что хотел сделать, я сразу сообразил, что мой вопрос
преждевременен, однако я хотел убедиться. Туман по-немногу рассеивался (я
говорю о внутреннем тумане, мешавшем мне ясно соображать), и я с яркостью
гигантской свечи видел все чудеса, вытекающие из моего замысла. Поэтому я не
колебался.
- Я жду, - сказала Коррида.
- Скажите мне, - начал я (и это останется между нами), - почему, с
какой целью ушли вы из... магазина?
Сказав это, я чувствовал, что бледнею. Она могла догадаться. Уве-щей
есть инстинкт, отлично помогающий им падать, например, так, что поднять их
страшно мешает какой-нибудь посторонний предмет. Но я уже приготовился
перевести свои слова в шутку - придать им рассеянный, любой смысл, если она
будет притворно поражена. Я внимательно смотрел на нее.
- Из ма-га-зи-на?! - медленно сказала Коррида, отвечая мне таким
пристальным, глубоким и хитрым взглядом, что я вздрогнул. Сомнений не могло
быть. К тому же, цвет ее лица внезапно стал белым, не бледным, а того
матового белого цвета, какой присущ восковым фигурам. Этого было довольно
для меня. Я рассмеялся, я не хотел более тревожить ее.
- Более у меня нет вопросов, - сказал я, - я говорю о встрече с вами
вчера, когда вы вошли в магазин. Вы тотчас вышли, и я не хотел снова
подходить к вам.
- Да... но это очень просто, - ответила она, стараясь что-то
сообразить. - Я не застала модистку. Но вы хотели сказать не это.
- Вы просто смутили меня резким отпором. Я спросил первое, что пришло
на мысль.
Затем, не давая ей оставаться при подозрении, - если оно было, - я
возвратился к игре с мулатом, рассказывал подробности стычки так
юмористически, что она смеялась до слез. Мы ехали по ущелью. Слева тянулась
глубокая поперечная трещина, подъехав к которой, я остановил лошадь.
- Это здесь, - сказал я.
Коррида оставила седло, и я привязал лошадей.
- Меня несколько тревожит эта таинственность, - сказала она,
оглядываясь, - далеко ли тут идти?
- Шагов сто. - Чтобы она не беспокоилась, я стал снова шутить,
приравнивая нашу прогулку к ветхим страницам уголовных романов. Мы пошли
рядом; гладкое дно трещины не замедляло шагов, и скоро сумерки щели
рассеялись, - мы подошли к ее концу, - к обрыву, висевшему отвесной чертой
над залитой солнцем долиной, ще, далеко внизу, крылись, подобно стаям гггиц,
фермы и деревни. Огромное, голубо? пространство било в лицо ветром. Здесь я
остановился и показал рукой вниз.
- Вы видите? - сказал я, вглядываясь в прекрасное прищуренное лицо.
- Вид недурен, - нетерпеливо ответила она, - но, может быть. мы
все-таки отправимся в вашу лабораторию?!
Безумный восторг овладевал мной. Я взял ее руки и поцеловал их Кажется,
она была так изумлена, что не сопротивлялась. Уже двинул меня внутренний
толчок; бессознательно оглянулся я на трещину позади нас, скрыться в которой
было делом одной секунды, и загородил ее. Но мы одновременно кинулись к
трещине, - по крайней мере, когда я охватил рукой ее талию, она была уже
наполовину сзади меня и уперлась одной рукой в мою грудь. Ее лицо было бело,
мертво, глаза круглы и огромны. Другая рука что-то быстро делала сбоку, где
был карман. Задыхаясь, я тащил ее к обрыву, крича, убеждая и умоляя.
- Это один момент! Один! И новая жизнь! Там твое спасение!
Но было поздно - увы! - слишком поздно. Она вырвалась волчком
невероятно быстрых движений, подняв свой револьвер. Я видел, как он дернулся
в ее руке, и понял, что она выстрелила. У моего левого виска как бы повис
камень. Не зная, - не желая этого, - судорожно противясь падению, - я упал,
видя, как от моего лица поспешно отпрянули маленькие, лакированные ноги. Но
я успел схватить их и дернул.
Она упала рядом со мной; при падении револьвер выскочил из ее руки. Я
мог видеть его, повернув голову. Если бы она не мешала мне, хватаясь за мои
руки, я непременно достал бы его. Но у нее была кошачья изворотливость.
Схватив за талию и прижимая к себе, чтобы она не вскочила, левой рукой я уже
касался револьвера, стараясь подцарапать его, но она ломала мою руку у
кисти, отводя пальцы. Наконец, удар по руке камнем сделал свое. Скользнув,
как сжатая рукой рыба. Коррида овладела револьвером, - здесь силы оставили
меня. Я мог только лежать и смотреть
Когда она поднялась, вскочила, револьвер был все время направлен на
меня. Последовало молчание - и дыхание, - общее наше дыхание, слышное, как
крик.
- Что же это! - сказала она. - Теперь говорите, слышите?!
10
Я не терял времени, чтобы она знала, чего лишается. - Да, - сказал я, -
это и есть мое изобретение. Вы видели лучезарный мир? Он зовет. Итак,
бросимся туда, чтобы воскреснуть немедленно. Это нужно для нас обоих. Вам
нечего притворяться более. Карты открыты, и я хорошо вижу ваши. Они закапаны
воском. Да, воск капает с прекрасного лица вашего. Оно растопилось. Стоило
гневу и страху отразиться в нем, как воск вспомнил прежнюю свою жизнь в
цветах. Но истинная, истинная жизнь воспламенит вас только после
уничтожения, после смерти, после отказа! Знайте, что я хотел тоже ринуться
вниз. Это не страшно! Нам следовало умереть и родиться!
- Куда вы ранены? - сурово спросила она.
- В голову возле уха, - сказаля, трогая мокрыми пальцами мокрые и
липкие волосы. - ступайте! Что вам теперь я; ваше место незанято.
Она, приподняв платье, обошла меня сзади, и я почувствовал, как моя
голова приподнимается усилием маленькой, холодной руки. Послышался разрыв
платка. Она туго стянула мою голову, затем снова перешла из тени к свету. Я
же лежал, совершенно ослабев от потери крови, и безразлично принял эту
заботу. Меня ужасало, что я не достиг цели.
- Можете вы пройти к лошади? - спросила Коррида. - Если можете, я вам
помогу встать. Если же нет, - лежите и постарайтесь быть терпеливым; я
скажу, чтобы за вами приехали.
- Как хотите, - сказал я. - Как хотите. Я не могу идти к лошади. Теперь
мне все равно - жить или умереть, потому что я навсегда ли-шился вас. Может
быть, я умру здесь. Поэтому будем говорить прямо Нашу первую встречу вы
должны помнить не по Аламбо, - нет; в Глен-Арроле состоялась она. Вы помните
Глен-Арроль? Старик открывал кисею, показывая вас в ящике, это был воск с
механизмом внутри, - это были в ы, - вы спали, дышали и улыбались. Я
заплатил за вход десять центов, но я заплатил бы даже всей жизнью. Как вы
ушли из Глен-Арроля, почему очутились здесь - я не знаю, но я постиг тайну
вашего механизма. Он уподобился внешности человеческой жизни силой всех
механизмов, гремящих вокруг нас. Но стать женщиной, поймите это, стать
истинно живым существом вы можете только после уничтожения. Я знаю, что
тогда ваше сердце дрогнет моей любовью. Я полумертв сам, движусь и живу, как
машина; механизм уже растет, скрежещет внутри меня; его железо я слышу. Но
есть сила в самосвержении, и, воскреснув мгновенно, мы оглушим пением сердец
наших весь мир. Вы станете человеком и огненной сверкнете чертой. Ваше лицо?
Оно красиво и с желанием подлинной красоты вошли бы вы в земные сады. Ваши
глаза? Блеск волос? Характер улыбки? - Увлекающая энергия, и она сказалась
бы в жизненном плане вашем. Ваш голос? - Он звучит зовом и нежностью, - и
так поступали бы вы, как звучит голос. Как вам много дано! Как вы мертвы!
Как надо вам умереть!
Говоря это, я не видел ее. Открыв глаза, я осмотрелся с усилием и
никого не увидел. Проклятие! Ее сердце могло перейти от простых маленьких
рычагов к полному, лесистому пульсу, - к слезам и радости, восторгу и
потрясению, - наконец оно могло полюбить меня, сгоревшего в огне удара и
ставшего смеющимся, как ребенок, - и оно ушло! Уверен, что она не хотела
вспоминать Глен-Арроль. Правда, в том городишке на нее смотрели лишь
уродливые подобия людей, но все-таки...
Сделав усилие, я приподнялся и сед. Моя голова не кружилась, но было
такое ощущение, что она недостаточно поднята, - что она может упасть. Я
сделал попытку подогнуть ноги, желая тем облегчить дальнейшее движение, и
успел в этом... Наконец, я встал, хватаясь за стену, и двинулся. Мне
хотелось домой, чтобы успокоиться и обдумать дальнейшее. Как я понимал, рана
моя не касалась мозга, поэтому у меня не было опасения, что я свалюсь по
дороге в состоянии более тяжелом, чем был Я побрел, держась за неровные
камни трещины и временами теряя равновесие, так что должен был
останавливаться.
Пока я шел, сумерки (уже стемнело), распространяясь безвыходной тенью,
сменились того рода неизъяснимо волнующим освещением, какое дает луна при
переходе дневного света к магическому, призрачному мраку. Пройдя трещину, я
увидел очарованный лог ущелья в блеске чистого месяца; дно, усеянное
камнями, круглые тени которых казались черными козырьками белых фуражек, -
было как ложе гигантской реки, исчезнувшей навсегда. Лошади исчезли. -
Восковая взяла мою, думая, без сомнения, что я умер. Я не верил ее обещанию
прислать за мной, скорее мне могли подослать убийц.
Я потрогал платок, затем снял его. Легкий жар, боль и ощущение
стя-нутости кожи все еще были там, куда ударила пуля, но кровь уже не текла.
Заподозрив, что пропитанный кровью платок может что-то сказать, я рассмотрел
на свет метку Это были не ее инициалы Я увидел знаки, неизвестные алфавитам
нашей планеты, - и понял, что никогда не смогу узнать, какая природа
существа, употребляющего подобные начертания.
- Коррида! - закричал я, - Коррида! Коррида Эль-Бассо! Я люблю, люблю,
люблю тебя, безумная в холодном сверкании своем, недоступная, ибо не
жввая, - нет, тысячу раз нет! Я хотел дать тебе немного жизни своего сердца!
Ты выстрелила не в меня, - в жизнь, ей ты нанесла рану! Вернись!
И эхо, наметив "рри" из ее имени, упорно рокотало где-то за спиной
высоких камней: звуки, напоминающие отлетающий треск мотора Меня не
оставляло воспоминание о Глен-Арроле, где я в первый раз увидел ее. Да, -
там, на возвышении, в белом широком ящике под стеклом лежала она, вытянув и
скрестив ноги, под газом, среди пыльных цветов. Ее ресницы вздрагивали и
опускались; легкая, как лепестки, грудь дышала с тихим и живым выражением.
Чудилось, вот откроются эти разливающие улыбку глаза; стаи изогнется в
лукавой миловидности трепетного движения, и, поднявшись, скажет она великое
слово, какое заключено в молчании. Теперь, с молчаливого попущения
некоторых, она - среди нас, обещая так много и убивая так верно, так
медленно, так безнадежно.
Томясь, вздрагивая и шатаясь, прошел я ущелье и заметил это, только
когда прошел. Среди зеленого серебристого моря холмов вилось несколько троп;
одна из них была круче, и я скатился по ней к лежащему ниже шоссе. Здесь,
несколько в стороне, стоял дом, о котором можно только сказать стихами
Грювда: "Он был беден и спал". Перешагнув низкую каменную ограду, я
высмотрел, что окно не прикрыто, и сунул за стекло свой выигрыш, что-то
опрокинув этим движением Кто жил здесь? Какую силу разбужу я наутро ненужным
мне подарком моим? Я знаю только, что на земле надо оставлять крупные следы;
малый след скоро зарастает травой. Наутро будет крик, шум, споры и
изумление, трясущиеся поджилки, вопли, может быть заболевание от восторга, -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг