без доклада не входить... Ромену хотелось смеяться,
Еще больше хотелось нажать на выступ внизу двери. Но
нельзя, нельзя! Надо послать телеграммы в Лондон, Париж,
Берлин. Ученый мир знал о раскопках Ромена, ждал результа-
тов. Члены комиссии Беркли, Пфейфер, Клер предупреждены за-
ранее. В Каире к ним присоединятся еще ученые, смотритель
музея - всего одиннадцать человек. Конечно, все наготове, но
надо ждать. Сегодня Ромен спустился к двери - он будет хо-
дить сюда каждый день. Ромен не звал Фариза с собой, тот сам
догнал его в галерее:
- Господин...
Ромен вздрогнул от неожиданности.
- Я с вами, - сказал Фариз.
- Зачем ты здесь? - спросил Ромен,
- Нельзя одному ходить в подземелье, вы же знаете, госпо-
дин...
Преданность помощника раздражала Ромена, он выругал Фари-
за. Но не ценить его верность нельзя. Мало ли что может про-
изойти в подземелье: обвал, сработает тайная ловушка жрецов.
Сколько погибло исследователей в таких лабиринтах - сошло с
ума, заболело неведомыми болезнями. Египтянин прав: не надо
ходить одному. Все же Ромен пошел, оставив Фариза за поворо-
том подземного коридора. Ромен был реалистом. Пусть даже в
его жилах течет горячая марсельская кровь, ум у него холод-
ный. Каждый день Ромен убеждает себя, что чувства надо дер-
жать в узде, рассудок должен быть холодным и трезвым. Даже,
когда хочется нажать на выступ внизу двери, когда до осу-
ществления мечты - полшага.
Быть может, уехать куда-нибудь? На это у Ромена не хватит
сил. Он будет сторожить дверь, как цепная собака. Слишком
долго он шел к двери.
Сгущаются сумерки. Ромен откладывает в сторону план нек-
рополя, смотрит в окно. Пустыня меняет краски - с сиреневой
на серую, темную. Ромен не зажигает огня. Прислушивается,
как умолкает лагерь, люди укладываются спать. Мягкими шагами
тишина входит в мертвый город, в комнатушку исследователя.
Усыпляет Ромена. А может быть, заставляет грезить. Ромен от-
кидывается в кресле, смотрит и не видит окна. Он уже не в
клетушке - он, как птица, выпущенная в небо. Раздвигается
горизонт. Раздвигается время. Перед Роменом струится стран-
ная, неторопливая жизнь. Звучит голос, рассказывает о прош-
лом.
- Фараон Хуфу-Хеопс - правил в начале третьего тысячеле-
тия до нашей эры, в эпоху Древнего царства...
Кто это говорит - Геродот? Ромен не в силах поднять отя-
желевшие веки. Или - история?.. Или это он сам говорит с ка-
федры Коллеж де Франс? Конечно, это он сам. Вспоминает и го-
ворит. И видит то, о чем говорит.
Ему интересно рассказывать. Еще интереснее видеть, как
слова воплощаются в живые картины. Но как он может видеть,
если он за кафедрой Коллеж де Франс?.. А не все ли равно?
Ромен следит за картинами, которые развертываются перед ним.
Он это рассказывает, или история, или Геродот - безразлично.
Главное - он видит. И ему надо видеть все и рассмотреть до
конца.
- Египет сложился как государство. Наступил расцвет дес-
потии. Фараон становится богом, требует божеских почестей.
Слово фараона - закон. Чтобы утвердить могущество, фараоны
воздвигают себе памятники из вечного камня - пирамиды. Круп-
нейшую пирамиду поставил Хуфу - лев Четвертой династии.
Из темной пустыни набегает синяя лента. Это Нил, узнает
Ромен, по-древнеегипетски Хапи - река жизни. Лента течет и
течет, а Ромен, как птица, летит над ней, - сколько раз, ду-
мает он, приходилось летать самолетом... Но это другой Нил,
и деревни по его берегам другие, и дельта другая.
- Двадцать лет строилась пирамида. Сто тысяч человек были
заняты на постройке.
Ромен видит дорогу, ровную, ослепительно белую, протяну-
тую от Нила в пустыню. Белые плиты известняка на дороге поч-
ти не видны. Зато видны деревянные коричневые полозья и ко-
ричневые тела людей, впряженных в полозья. Они тянут плиты в
слепящую желтизну пустыни. "Э-эй-й!" - погонщики взмахивают
бичами. Свистят в воздухе ременные змеи, оставляя на спинах
рабочих вспухшие желваки. "Э-эй-й!.." Ромен видит лоснящиеся
от пота лица, раскрытые от натуги и жажды рты.
- Две тысячи триста глыб, каждая весом в две с половиной
тонны, пошло на пирамиду Хуфу.
Опять белизна. Но это уже не дорога, это каменоломни. Под
солнцем известняк блестит как свежевыпавший снег. Ах, хоть
бы частицу прохлады! Но здесь не видели снега, не знают
прохлады. Свирепый десятник чертит на скале прямоугольник,
обозначающий профиль плиты. Рабочие сверлят отверстия, вби-
вают в них деревянные клинья, похожие на шипы. Клинья поли-
вают водой. Дерево разбухает, скала трескается. Глыбу мед-
ленно отворачивают, грузят на сдвоенные полозья. "Э-эй-й!" -
звучит в раскаленном добела воздухе. Спины рабочих выгибают-
ся дугами. Скрипит дерево по известковому снегу.
- Высота пирамиды триста тридцать локтей...
Сто сорок семь метров, отмечает Ромен. Перед глазами пес-
чаный накат - вздыбленный холм, насыпанный человеческими ру-
ками.Он поднимается от дороги до верхней кладки каменного
колосса. Пирамида сложена наполовину. Те же коричневые по-
лозья и коричневые спины людей. Как нигде, здесь свирепству-
ют надсмотрщики: "Э-эй-й!" На гребне холма белеющий отшлифо-
ванный срез пирамиды. Скрипят рычаги. Медные кошки схватыва-
ют глыбу с боков, укладывают рядом с соседней глыбой. Она
должна лечь впритык. Ни раствора, ни креплений - все на шли-
фовке глыб, прилегающих боками одна к другой. Если между
глыбами хоть малейший зазор, ее снимают и вновь шлифуют -
обливают водой, посыпают песком и трут шлифовальным камнем.
- Точность постройки не только в совершенной классической
форме, но и в том, что сооружение потребовало совмещения
различных наук: сопротивления материалов, геометрии, астро-
номии.
Главный вход в пирамиду построен настолько точно по линии
земной оси, что если в конце его, в центре, поместить зерка-
ло, в нем отразится Полярная звезда. Достойно удивления, что
зодчие могли изменять положение усыпальницы фараона внутри
готовой сложенной пирамиды.
- На постройку "Вечного дома" со всех уголков Египта было
согнано сто тысяч рабочих. Двадцать лет разорительной строй-
ки привели страну к обнищанию; обмелели каналы, запустели
поля. В стране начался голод. Стройка требовала громадных
средств, опустела казна. Чтобы добыть деньги, фараон отдает
красавицу дочь в наложницы.
Ромен тщетно пытается вспомнить лицо Хеопса. У него нет
лица! Или, наоборот, - много лиц, меняющихся ежесекундно.
Все это лица известных фараонов: Снофру, Аменхотепа, Рамзе-
са, Тутанхамона.
- Каково же его настоящее лицо? - спрашивает Ромен.
И получает ответ:
- Жестокость...
Ромен видит погребение фараона. Жрецы с телом владыки и
горстка рабов входят в главный вход пирамиды. Спускаются в
галереи. Свет факелов выхватывает из темноты плечи, лица,
надписи на стенах. Потом рабы заделывают вход в усыпальницу.
И еще вход, и еще, - это ложные входы. Один из рабов особен-
но примечателен: белокожий, с черной седеющей бородой, выхо-
дец с Крита или Пелопоннеса... Процессия еще долго кружит по
галереям и переходам, прежде чем выйти на свет. Белокожий
прикрывает глаза от солнца. Надсмотрщики торопят рабов. Куда
их торопят? Вот закуток между стенами. Здесь вооруженная
стража. Она перехватывает рабов, начинает резню. Тайна пог-
ребения фараона должна уйти в небытие вместе с ним. Белоко-
жий бросается с кулаками на стражников, пронзенный копьем -
шарит рукой по земле в поисках камня.
- Жестокость!..
Жрецы отворачиваются, уходят. Кажется, они рады. Да, они
радуются! Они ненавидят и раба и фараона. Прах фараона они
упрячут в другое место, а "Дом вечности" объявят его жили-
щем. Все делается по их указке и для их выгоды. Пусть страна
разорена непосильной стройкой, растрачена казна. У них капи-
тал - пирамида, символ могущества. Страны? Не о могуществе
страны они думают. Фараона? Вовсе не фараона. Могущества их
- жрецов. Каждый их шаг направлен к собственной выгоде, пи-
рамида - тоже к их выгоде. Без их знаний она не была бы
построена. Но она поднята, и жрецы будут править, подавляя
народ тяжестью белой горы, прочность которой они рассчитали
на вечность. Так же, как и свою власть. Они ненавидят Хуфу,
но они благодарны владыке, сохранят память о нем и тело его,
чтобы держать в руках других фараонов. У них и здесь - выго-
да.
Ромен вздрагивает и раскрывает глаза.
За окном стоит ночь, рассыпав по небу звезды. Они не ды-
шат, не шевелятся, - тупо смотрят вниз сквозь лишенный прох-
лады воздух. Звезды похожи на выплаканные сухие глаза без
слез. От такого сравнения Ромен чувствует холодок на спине.
Ненавистная гора, смотрит он на пирамиду. Сколько потребова-
лось страданий, чтобы довести до небес славу властителя! Ка-
ково же лицо Хеопса? Ни статуи, ни портрета Ромен не помнит
с надписью фараона.
Странно... - думает он и чувствует, как его тянет спус-
титься в галерею, к двери.
4.
Дни тянулись один за другим, знойные, пыльные, насквозь
прокаленные солнцем. Ни тени, ни деревца: желтый песок и бе-
лая гора пирамиды. Прохлада была лишь в Подземном Городе, -
потому что работали вентиляторы, отсасывая затхлый застояв-
шийся воздух. Однако и тут температура не опускалась ниже
двадцати градусов.
Раскопки полностью прекратились, машины ушли в Каир.
Часть рабочих была рассчитана. Оставшиеся изнывали от жары и
безделия, сражались в ближайших к выходу подземельях в кости
и в карты. Царило напряженное гнетущее ожидание, как перед
грозой или перед залпом, - все ждут начала.
Тяжелее всех переживал ожидание Ромен. Все уже сделано,
достигнуто, убеждал он себя, рассматривая многоярусный план
Подземного Города. Но главное не в этом, - тут же отбрасывал
план в сторону. Главное - дверь внизу, выступ на который на-
до нажать ногой. Это становилось навязчивым, как болезнь.
Ромен опускал голову на руки и представлял, как он это сде-
лает. Он спустится в подземелье во главе комиссии из один-
надцати человек. Нет, людей будет больше: корреспонденты,
фоторепортеры, телерепортеры... Где их расставить? О, гале-
рея вместительная! На двери надпись в овальной рамке - обя-
зательной реалии фараонов, "Господа..." - скажет Ромен. Вни-
зу двери каменный выступ, зацепка, в полконверта величиной.
Из белого мрамора, с желтоватыми жилками, уходящими в глуби-
ну. Ромен знает его, как собственную ладонь... Камень обте-
сан древним рабочим, рабом. Не тем ли, с черной бородой, в
которой пробивается седина? Выступ - это часть механизма,
основанного на силе тяжести и скольжении отшлифованных глыб.
Древние знали теорию скольжения, статику и кинематику камня.
Древние знали очень многое: как закаливать бронзу, как де-
лать золотую фольгу, толщиной в десятые миллиметра, и как
делать порох. Выступчасть механизма. Сила, приложенная к не-
му, воздействует на каменные плиты в теле скалы, плиты сдви-
нутся, вместе с ними сдвинется дверь. "Господа..." А зачем
Ромену чопорные профессора, глупые репортеры, жадные до де-
нег и коньяка? Ромен сам надавит на выступ!.. Как лучше -
нажать рукой или ногой? Если рукой, - опустишься перед
дверью на корточки, все равно, что поклонишься фараону. Кла-
няться фараону? В двадцатом веке?.. От этой мысли Ромену
смешно. Чтобы он кланялся фараону? Он надавит на выступ но-
гой, - как победитель на грудь побежденного. Это ему подхо-
дит большем, чем кланяться. Дверь он откроет сам - зачем ему
профессора, репортеры?.. Он все сделает сам - нажмет на выс-
тул ногой, чтобы не кланяться двери, пусть даже это дверь
фараона и пусть он шел к ней всю жизнь. Какое лицо у Хуфу?
Или у него действительно тысяча лиц? Или такое, как у Фари-
за? Причем тут Фариз?.. Ромен вздыхает, пытается поднять го-
лову и не может. Отчего шум в ушах? Отчего стучит кровь и
голова такая тяжелая? Господи, уж не болен ли я? Ромен с си-
лой сжимает руками голову. Господи, повторяет, здоров ли я?
Здоров, пытается уверить себя. С трудом открывает глаза и
опять закрывает. Солнечный свет проникает сквозь веки крас-
ным болезненным маревом. Только бы дождаться пятнадцатого
июля, комиссии. Только бы дождаться пятнадцатого июля...
Нетерпение сводит Ромена с ума, мир уменьшается в его
сознании до квадрата двери, до выступа, на который только
нажать ногой.
Каждый день по бесконечным переходам исследователь шел в
подземелье. Фариз, как тень, сопровождал его. Иногда Ромен
делал вид, что не замечает помощника, иногда гнал Фариза, но
египтянин оправдывался:
- Опасно ходить в мертвом городе...
Часами простаивал Ромен у двери.
Ему было легче пережидать время здесь, у цели, чем на по-
верхности,
- Пойдемте, господин, - окликал Фариз.
Что он понимал, египтянин? Ромен не отойдет от двери ни
на шаг, готов слиться с нею, стать частью стены, скалы. Если
Фариз скажет еще хоть слово, Ромен вытолкнет его из штольни
взашей.
Ромен был несправедлив к помощнику. Но разве можно быть
справедливым рядом с испепеляющей жаждой славы?
Пришло извещение из Парижа, из Академии: письмо Ромена
получено. Потом - восторженное приветствие Беркли, адресо-
ванное ему, минуя Париж: "Восхищен! Жду не дождусь, когда
буду с Вами. Главное - открытие, остальное - в тартарары!" -
англичанин обладал своеобразным чувством юмора. Пришла те-
леграмма от Клера и Монтегю: "Поздравляем, ехать готовы".
Все складывалось хорошо, пятнадцатого июля комиссия будет
в сборе.
И вдруг из Парижа новая телеграмма: "Выезд комиссии за-
держивается из-за болезни Пфейфера. Ничего не предпринимайте
самостоятельно. Ждите распоряжений". Ромен скрипел зубами,
перечитывая текст телеграммы. Поражало не то, что приходи-
лось откладывать вскрытие усыпальницы. Поражал тон телеграм-
мы: ничего не предпринимайте... Ему, Ромену, грозят пальцем,
как мальчику. Словно все это - Подземный Город, дверь, гроб-
ница Хеопса - не его достижение, а кабинетных парижских дея-
телей. И они смеют... В бешенстве Ромен написал в Париж:
"Вскрою гробницу".
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг