Отец что-то помнил, от деда, видимо, досталось, иногда бор-
мотал странные слова, никто его не понимал. Он в войну по-
гиб. Сразу после Одержания, я маленький совсем был...
- А еще Криворот говорил, будто ты самого Шиша-Храбреца
знал,- сказал Лохмач.- Думал я, врет Криворот, не мог, ду-
мал, Сухой его знать. Шиш-Храбрец-то аж на восточных землях
воевал. Как же, спрашивается, ты мог его знать, мы по тем
местам почти и не проходили. Путает, видно, Криворот.
- Так я сам из тех мест,- ответил Сухой.- Там моя деревня
была, далеко отсюда, очень далеко. Вы, наверное, о ней и не
слышали. Такие вот дела.
- Да как же так? - усомнился Ворчун.- Ты ведь, Сухой, к
нам от Желтолоба попал, когда мы Желтолоба разбили - ты к
нам и попал, потому как, куда тебе деваться-то было? А Жел-
толоб, он из наших мест был, и мужики его тоже местные, и
все Освобождение они дальше Старых репейников да Лягушатника
не вылезали. Сомневаюсь я, чтоб Желтолоб куда-то дальше Вы-
бирался, не такой он был, Желтолоб-то. Не любил далеко нос
показывать, хоть и война шла, даже когда с подругами покон-
чили - и то не любил. А как ему башку топором раскроили, так
и вовсе теперь никуда не ходит, лежит в болоте, пиявок кор-
мит.
- А ты спроси, как я к нему попал,- хмыкнул Сухой.- Спро-
си, как я у Желтолоба оказался, а я и отвечу. Мы ж после
войны с Усачом стали с Востока сюда, в сторону Скал коче-
вать. Мало нас было, мужиков, тяжкая оказалась кочевка... А
как на Желтолоба наткнулись, воевать с ним не стали, он бы
нас перебил, неравные силы-то были у нас. А коли мужики наши
были крепкие, Желтолоб нас к себе и взял.
Сухой сделал небольшую паузу, погрузившись в воспомина-
ния, затем продолжил:
- А Шиша-Храбреца я и правда знал, почитай пол-Освобожде-
ния вместе, бок о бок прошли. За Цветочные озера вместе би-
лись... Вот это была драка, я скажу.
- А слыхал я, слыхал! - воскликнул Лохмач.- Про Цветочные
озера даже сюда молва донесла! Знатный был бой в этих самых
озерах, говорят. Баб там много порезали, вроде.
- Да и наших немало полегло,- со вздохом произнес Сухой.-
На этих Цветочных озерах, будь они прокляты... Там же у под-
руг такие силы были собраны!.. Но и мы подготовились, это
да, у Шиша-Храбреца на этот счет голова работала. Все он,
значит, продумал: как окружить, в какое время кому в бой
ввязываться. Все равно много наших-то на Цветочных озерах
погибло. Хотя и ревунов тогда уже точно не было, ни одного
не было, и пчелиных роев подруги не пускали. Да, братцы,
озера эти я никогда не забуду, они уж отвердели, наверное,
давным-давно.
- А мертвяки там еще были? - спросил Ворчун.- Или уже
тогда извелись?
- Были, но некоторые - полусонные... Мы тех, что слабые
были, оттесняли от озер к болотам и там разбивали. А с нор-
мальными мертвяками не так, м-да... Хорошо, что безлицые по-
могли, здорово они нам помогли, что и говорить. И расположе-
ние бабское как-то разведывали... Подруг в озерах трудно по-
бедить, это любому понятно, даже если окружить со всех сто-
рон.
- Это мы знаем,- крякнул согласно Лохмач.- Мы с этими
проклятущими озерами здесь тоже попотели. Без Дьявольской
Трухи и делать нечего, это точно. И еще лучше по ночам, по
ночам - это да! Ночами мы часто с ними бились. Мертвяки
ночью не видят, рукоеды в озеро не полезут, а мы - топоры с
копьями в руки и - на плоты, на плоты... М-да-а...
- Говорили, что тогда подруги Шиша-Храбреца поймали, то в
яму к рукоедам сбросили - так они его ненавидели,- произнес
Ворчун.- Вот и скажи, Сухой, неужели так и было? Я вот сом-
неваюсь.
- Слухи, конечно,- покачал головой Сухой.- Как же! Пойма-
ли они Шиша-Храбреца, разве такое возможно? Он герой был,
что и говорить, и погиб по-геройски, в бою погиб... Заманили
подруги нас в ловушку, живым почти никто не ушел. Потом мы
узнали, что специально они это придумали, чтоб Шиша-Храбреца
изничтожить, очень они его боялись, и слава про него далеко
по лесу поползла.
- А говорили: в яму, в яму... - крякнул Ворчун.- А я сом-
невался, как же, говорю, в яму-то, такого бойца, как
Шиш-Храбрец,- да в яму! Никак это невозможно, кишка у этих
баб тонка, понимаешь. Болтают, чего не попадя...
- Скажи, Сухой,- произнес Кандид.- А ты во время войны
ничего не слышал о Молчуне? Может, объявлялся в ваших краях
такой?
- Молчун, говоришь... - Сухой в задумчивости почесал за-
тылок.- Был какой-то Молчун, кажется. Один такой головастый
мужик, очень хитрый... А, может, и не Молчун вовсе, не помню
точно.
- И что с ним стало?
- А кто его уразумеет? Сам знаешь, сколько в войну всяких
слухов по лесу бродило. Поди сейчас разберись, вспомни-ка,
что тут правда, а что насочиняли сдуру. Да и мало ли в лесу
молчунов...
- Ты, Умник, путаешь что-то,- сказал Ворчун.- Твой отец
еще когда исчез-то? Еще в начале Затишья исчез, сколько вре-
мени-то прошло, а? Ты тогда еще и ходить-то не умел, Умник,
маленький ты еще был. Если бы жив был Молчун, давно бы объ-
явился. И Кулак все время говорил: не таков, мол. Молчун,
если уцелел, то пришел бы, а Кулак его хорошо знал, вместе
они с Кулаком-то были, из одной деревни. Тоже вот сказы-
вал...
- А ну, тихо! - приказал вдруг Лохмач, привстав с места.
Ворчун умолк. Лохмач напряженно понюхал воздух и прислушал-
ся.
- Хватит разговоры разговаривать,- сказал он решительно.-
Идти пора. Скоро рассветет, надо успеть добраться. Сколько
еще топать, Ворчун?
- Недолго, кажись... Перелесок сперва будет, потом - за-
валы, за завалами - лощина, а там и до Безымянного озера ру-
кой подать. Должны успеть, Лохмач.
Они стали собираться. Кандид вспомнил о крылатках, взял
мешок и пощупал. Крылатки не шевелились, спали. Он собрал
горсть ягод, вырвал пучок мха, растер все в ладони и бросил
в мешок. Проснутся - поедят.
- Светляков брать не будем,- сказал Лохмач.- Опасно это:
со светляками сейчас идти. Ты, Ворчун, как шел впереди - так
и пойдешь. После лощины никому не болтать, до лощины можно,
но негромко, а потом - нельзя; ступать тихо, как обычно. ..
Ну, в общем, сами все знаете. Что я вам буду тут рассказы-
вать, нечего мне вам рассказывать, чай, не маленькие. Ну,
пошли.
И они пошли дальше. Лес еще спал, но уже готовился к про-
буждению. Что-то протяжно и глухо ухало высоко в кронах де-
ревьев, откуда-то слева доносились редкие слабые всплески,
медлительные свисты, обрывающиеся низкими чмоканьями,- там
простиралось болото. Иногда какие-то невидимые ночные насе-
комые с шелестом или звоном пролетали вдоль их шеренги, при-
нося то одну, то другую гамму запахов. Кто-то цепкий, колю-
чий и ломкий хватался за одежду корявыми тонкими отростками,
чьи-то незримые влажные, прохладные касания рождали в голове
самые нелепые образы. Если задрать голову вверх, то можно
было видеть мириады огоньков всевозможных оттенков и разме-
ров, напоминающих звезды,- это неспящие обитатели леса прис-
тально следили за теми, кто движется внизу.
Ворчун, шедший впереди их маленького отряда, иногда оста-
навливался, закидывал голову, нюхая воздух, и корректировал
маршрут. За ним шел Лохмач, потом - Кандид, замыкал шествие
Сухой. Молча идти, конечно же, не получалось. Пока пробира-
лись через перелесок. Ворчун с Лохмачом вполголоса бубнили,
вспоминая свое недавнее боевое прошлое. А помнишь. Ворчун,
кряхтел Лохмач, как мы мучались с Прыгуньей ложбиной, сколь-
ко мы за нее воевали, за проклятую? Как не помнить, Лохмач,
отзывался Ворчун, как же не помнить-то? Жизни чуть не лишил-
ся, такое не забудешь, сомневаюсь я, чтоб такое можно было
забыть, башку от туловища чуть не отделили, шрам, понимаешь,
через все ребра, как же такое забудешь? Вот придем, сядем, я
тебе покажу шрам этот, я тебе его еще разве не показывал,
быть такого не может, чтоб не показывал... Что мне твой
шрам, я тебе, Ворчун, сам могу много чего показать, я в та-
ких переделках бывал, что некоторым и не снилось. Руку едва
не потерял, два пальца до сих пор не сгибаются! Это, когда
мы от ревунов улепетывали. Уж и не помню, где это было, рас-
сеяли нас бабы на кучки, да по склону стали гнать... Не уме-
ли мы тогда еще толком-то воевать, не научились. По склону,
помню, бежали, а склон огромный был, весь в волосатиковых
норах. Чудом, можно сказать, уцелел, а другим двоим не по-
везло: то ли выдохлись, то ли ноги у них в норы попали - в
общем, втоптали их ревуны в землю... А вот я все у тебя
спросить хотел: ты, Ворчун, в Сморщенных лесах когда-нибудь
воевал? А то рассказывают про них такое... Вранье это, про
Сморщенные леса, разве можно было там воевать, там и ходить
просто так опасно - все вокруг шевелится, аж холод по коже
пробирает,- того и гляди нападет, даже земля под ногами и
та, понимаешь, шевелится. Какая там может быть война, кто
туда сунется? Сомневаюсь я в этом, поразвесили уши и слушают
разное вранье...
Кандид глядел на смутно маячившую перед ним спину Лохма-
ча, по которой монотонно похлопывал мешок, и постепенно отв-
лекся от их болтовни. Недавнее упоминание об отце снова
всколыхнуло в его памяти волну воспоминаний, и они поглотили
его. Память опять увлекла его в те далекие времена, в пос-
ледние времена его отца, когда ему ничего не было понятно, и
понимать особенно не хотелось, а хотелось лишь сопротивлять-
ся, сопротивляться, может быть, даже погибнуть, но сопротив-
ляться... И главное: искать и найти таких же, отчаявшихся,
но не сломленных. Освобождение было глубоко-глубоко в буду-
щем, даже до громадной эпохи Затишья было не близко. Победно
шествовало Одержание, слово "война" еще было в диковинку, и
было неясно, что же делать с этим чувством отчаяния, реши-
мости и непонимания, по какому пути идти, что делать и как
бороться?.. Бороться с тем, что уже окончательно и надолго
вступало в свои права. Он помнил, как разрозненные уцелевшие
остатки тех, кто все-таки ушел из гибнущих деревень, начали
объединяться в некие людские кучки. Но до боевых отрядов бы-
ло еще очень далеко. Помнил, как одним из первых было объ-
единение, когда они наткнулись на большую группу из деревни
Чудаков, в которой были даже женщины с детьми. А потом, уже
позже, были и охотники, были и воры... Тяжело было сменить
дремотный, ленивый деревенский образ жизни на кочевой. В ле-
су постоянно сновали отряды мертвяков, стаи рукоедов и про-
чей обученной живности, в лесу становилось опасно, и приш-
лось уходить в болота, учиться жить в болотах, не просто
жить, а выживать, прятаться в болотах, искать пищу в боло-
тах, надолго привыкать к болотам... Из пучины воспоминаний
возникла та первая, отчаянная попытка отбить у подруг дерев-
ню Жучиную. Это было уже позже, спустя многие месяцы скита-
ний, когда численность их отряда достигла нескольких десят-
ков человек, а желание не то отомстить, не то показать вра-
гу, что рано их списывать со счетов, переросло в некий смут-
ный план по спасению деревни от Одержания. Деревня Жучиная
была одной из немногих деревень, до которой подруги добра-
лись в последнюю очередь. Попытка спасти Жучиную закончилась
полным провалом - она не могла закончиться иначе. Их атаку
отбили, атака, практически, сразу превратилась в бегство.
Тогда они спаслись, спрятались, затаились. Первый запал не
угас, они еще не поняли, против чего собирались выступить. А
потом был тот страшный бой в Тростниках, который наполовину
стал бойней. Бойней массовой, нелепой и во многом отрезвляю-
щей. Разве могли наивные, обозленные, не умудренные опытом и
знаниями мужики с дубинами противопоставить что-то подругам
с их мертвяками, стаями зверей, роями насекомых, тучами
птиц?.. Их разбили, рассеяли, уничтожили больше полотряда.
Тогда, пожалуй, впервые Кандид увидел и почувствовал, что
такое гибель, что такое кровь и трупы, что такое неподдель-
ный ужас в глазах. И тогда же понял, что их ждет впереди. А
ничего хорошего впереди не было, впереди были долгие-предол-
гие времена скитаний и кочевок, времена надежд, отчаяния и
горьких раздумий, бесконечных раздумий, неизбежных разду-
мий...
Размышления Кандида вдруг прервались, так же как и разго-
воры Ворчуна с Лохмачом. Перелесок внезапно кончился, усту-
пив место, как и было обещано, полосе завалов. Ворчун неко-
торое время стоял, крутя головой и всматриваясь в темноту
вокруг, потом сделал рукой жест, означающий: рассредоточить-
ся и двигаться дальше самостоятельно. Стало не до разговоров
и размышлений. Сначала, почти на ощупь, пришлось пробираться
сквозь чередующиеся горы узких трухлявых стволов, утопающих
в высокой траве. Сверху чуть ли не до самой земли свисали
пучки лиан вперемежку с какими-то мокрыми побегами и вьющи-
мися волокнами. Приходилось за них хвататься, чтоб удержать
равновесие, когда в очередной раз труха под ногами слетала,
и ноги начинали скользить по древесине, или внезапно прова-
ливались куда-то в пустоту из-за развалившегося в пыль брев-
на. Некоторые лианы попадались гнилые, они рвались, шумно
обрушивались вниз, и надо было успеть отскочить в сторону и
удержаться на ногах. При этом сверху, из мерцающей огоньками
тьмы, вслед за сорванной лианой начинал сыпаться мелкий,
противный древесный мусор, шлепалось и брызгало во все сто-
роны что-то слизистое и пахучее, что-то звучно хлестало по
соседним стволам и кустам. Кандид изрядно вспотел, карабка-
ясь с завала на завал, проваливаясь по колено в теплые кучи
гниющих лиан, вся голова и шея его были в трухе и слизи, ка-
залось, что они залезли повсюду: и в рот, и в нос, и в гла-
за. Мешок с крылатками он закинул на спину, чтобы случайно
не передавить. Сколько времени это длилось, сказать было
трудно, но ему показалось, что через завалы они пробирались
целую вечность. Когда завалы кончились, Лохмач не стал де-
лать перерыв на отдых - боялся, что они могут не успеть к
озеру до рассвета. Они лишь не намного сбавили темп ходьбы.
Лес плавно пошел под уклон и заметно поредел. Пропали
свисающие пучки растительности, высокая трава сменилась ков-
ром из пружинистого мха, утыканного длинными плачущими цве-
тами и бледными конусообразными муравьиными домами высотой в
человеческий рост. Под ноги иногда попадали темные разлапис-
тые кустики, они с хрустом ломались, и из-под обломков
кто-то вспархивал, трепетал крыльями и бесследно исчезал во
мраке. По ложбине шли молча. Один раз Ворчун попытался
что-то сказать, но Лохмач осадил его. И этому научила война,
мелькнула у Кандида мысль. Ходить по лесу молча, когда неда-
леко враг. А, судя по всему, территория Одноухого была уже
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг