близко.
Кандиду захотелось пить. Искать в окружающей темноте на
ходу жидкость, которую можно пить, было некогда, и он достал
фляжку и отхлебнул несколько глотков. Все, сказал он себе.
Больше нельзя. Скоро будет озеро, там должна быть нормальная
вода, хотя, кто знает... Да нет, нормальная вода, если племя
Одноухого там живет и рыбу ловит. Если еще живет, отметил
он. А то придем, а там никакого озера, никакого Одноухого -
одни Трещины. Все может быть в наше время. Мужики ходили к
Югу, за Лысую поляну, вроде видели: подходят уже Трещины,
чтоб им пусто было.
Через какое-то время лощина кончилась, и они стали караб-
каться по склону пригорка. Достигнув вершины, они залегли в
кустах. Местность внизу была открытая, и отсюда стоянка Од-
ноухого хорошо просматривалась в лунном свете. Луна уже на-
чинала постепенно бледнеть, небо сменило черный окрас на
темносерый - светало. Несколько минут они лежали, не шелох-
нувшись, в зарослях, и глядели вниз, на россыпь погруженных
в сон хижин. Вдали, несколько левее пригорка, сквозь высокий
тростник серебристо поблескивало Безымянное озеро.
- Туточки он,- прошептал затем Ворчун.- Никуда он не дел-
ся, сомневаюсь я, чтоб он мог куда-то деться.- Ну-ка, Умник,
глянь: ничего подозрительного не видишь? Может, они нас ду-
рят? Может, обмануть нас задумал этот гад с одним ухом?
- Стоянка как стоянка... - проговорил Кандид, внимательно
осматривая площадку.- Ничего странного. Охранник носом клю-
ет... Вон еще один... Копья возле хижин стоят... Спят они,
Ворчун. Все спокойно, мне кажется.
Лохмач, шевеля губами, несколько раз пересчитал хижины на
стоянке.
- Давай крылаток, Умник,- сказал он затем,- Торопиться
надо.
Кандид отдал ему мешок с крылатками. Крылатки уже не спа-
ли и слабо ерзали на дне мешка.
- Двоих сразу посылай,- сказал он.- Так надежней будет,
мало ли что. Помедленней только говори.
Лохмач с крылатками отполз чуть в сторону и, взяв в каж-
дый кулак по одной, стал неторопливо диктовать им послание.
Ворчун вытянул шею, разглядывая дальние подступы к стоянке.
- Со стороны Лысой поляны и впрямь лучше будет,- прогово-
рил он.- Там их, понимаешь, с трех сторон можно оцепить, как
миленьких... А хижин-то у них побольше, чем у нас, хотя, ко-
нечно, и не намного побольше, не совсем уж, скажем, поболь-
ше, а так, малость...
- Если Одноухого хорошенько окружить,- заметил Сухой,-
можно было б его ночью бить. Никуда б они не делись, если
окружить как следует. А так повоевать придется, у Одноухого
сильные мужики в племени.
- Это они, когда проснутся,- сильные,- сказал Ворчун.- А
пока спят, совсем даже не сильные. Не сильнее, понимаешь,
слепца, их бы только не перебудить...
Раздались негромкие хлопки крыльев - Лохмач выпустил кры-
латок.
- А с этой что делать, спрашивается? - Он потряс мешком,
где оставалась еще одна.
- Прибереги на всякий случай,- бросил Ворчун.
- Бесполезно,- сказал Кандид.- Захлебнется она, когда
поплывем. Помрет. Домой ее отпусти.
- И то верно Умник говорит,- согласился Ворчун.- Точно
захлебнется крылатка. Сомневаюсь я, чтоб она не захлебну-
лась. Я помню, мы реку переплывали, когда к Городу силы стя-
гивали. Тоже понабрали, понимаешь, крылаток, лягушек паху-
чих, пиявок древесных полные горшки... Все передохли. Нет,
не все, вроде... Лягушки не передохли, лягушки плавать умеют
- не передохли они.
- Да и ни к чему нам крылатка-то,- сказал Сухой.- Зачем
нам она? Мы ведь через озеро переберемся и на горе укроемся.
Правильно я говорю, Лохмач?
- Ну... - замялся Лохмач.- Может, конечно, и правильно...
Мы, конечно, укроемся, как нам не укрыться, заметят иначе
нас, если не укроемся... Но когда Рябой на стоянку нападет,
тут уж... Тут, как бы, придется, в случае чего, часть сил
Одноухого на себя отвлечь. Что же это, спрашивается? Наши
тут будут драться, а мы там сидеть, что ли?
- Зачем же это сидеть? - возмутился Ворчун.- Никак нель-
зя. Сомневаюсь я...
- Получается, что обратно озеро переплывать будем? -
спросил Сухой.- Так, что ли?
- Переплывать не будем,- несколько озадаченно произнес
Лохмач,- а внимание их отвлечем. Собьем их с толку. Какая-то
часть их к нам кинется, с другого края стоянки, в обход озе-
ра, а мы и...
- Это какая же такая часть? - хмыкнул Сухой.- А ежели их
в пять раз больше, чем нас, прибежит? Порубят нас на куски,
Лохмач, всего и делов-то.
- А мы не сразу покажемся, Сухой,- сказал Лохмач.- Ни к
чему нам сразу-то вылезать! Сначала Рябой пусть ударит, как
Рябой ударит, так мы и покажемся. Не может их много в нашу
сторону побежать. Зачем, спрашивается, их много-то побежит?
- Не знаю, что там у Рябого на уме, но мне это не нравит-
ся.- Сухой сделал паузу и добавил: - Какое-то чувство... По-
нимаешь, Лохмач...
Лохмач его оборвал взмахом руки.
- К озеру,- скомандовал он.- Хватит разговоры разговари-
вать. К озеру пошли, и очень тихо. Чтобы никаких разговоров.
Ворчун, впереди иди.
Они осторожно, стараясь не шуметь, спустились с пригорка
и оказались в объятиях тростниковых зарослей. Тростник был
выше головы и шумел на ветру, можно было идти, не пригибаясь
и не боясь быть услышанными. Почва под ногами стала мягкой и
влажной. У самой воды они остановились, Ворчун опять прислу-
шался, принюхался и определил направление. Они пристроили
свои мешки на спины и тихо, один за другим, вошли в воду.
Плыть пришлось долго и тяжело. И не только потому, что
они старались плескать, как можно тише,- вода оказалась
сильно заросшей и изобиловала водорослями. Руки и ноги вяз-
ли, словно кто-то невидимый в темной воде хватал их при каж-
дом движении, обволакивал, не пускал. Пахло непонятно чем,
но явно не съедобным. Когда Кандид выбрался из воды на бе-
рег, то упал прямо в тростник и несколько минут лежал и пе-
реводил дух, чувствуя, как медленно возвращаются силы в оне-
мевшие мышцы.
Этот берег зарос значительно меньше. Сразу за небольшой
полосой тростника простирался пологий бугристый склон Дур-
ман-горы. Трава на склоне была короткая, похожая на мох, с
жесткими, колкими травинками. Кустарника здесь не оказалось,
и, чтобы спрятаться, им нужно было ползти по склону выше,
туда, где высились скрюченные редкие деревья с пышными, по-
хожими на пену, кронами. Мокрые и усталые, они забрались по
склону и, когда достигли корявых, усеянных шипами стволов
деревьев, распластались на траве. Отсюда хорошо были видны и
озеро, и стоянка Одноухого, и, разделявшая их поляна: боль-
шая, вся в глиняных проплешинах.
- Думал - не доплыву... - пропыхтел Лохмач.- Чуть топор
не выкинул... Давненько я не плавал через такие озера. У нас
разве такие озера, куда меньше... А это крупное какое, рыбы,
наверное, полным-полно, на брюхоноса можно ходить...
- Не знаю, как насчет рыбы,- выдохнул Ворчун, вытирая
мокрое лицо и стаскивая мешок через голову,- но запах мне не
нравится. Нехороший запах. Не такой какой-то запах в этом
озере, не должны так озера пахнуть. Раньше такого не было,
раньше вкусно пахло.
- Раньше и воздух в лесу был не такой,- проговорил Су-
хой.- Душно, я помню, было... Сыро как-то... А сейчас что?
Одежда сохнет быстро, мясо вялится быстро...
- А еще мне не нравится, как пахнет иногда ветер,- сказал
Ворчун.- С Юга откуда-то часто дует. Его нюхаешь, нюхаешь,
заразу, и все одно не нравится. И внутри как будто все нас-
тораживается.
- И ты тоже заметил? - сказал Кандид.- Он особенно ночью
усиливается...
- Непонятный запах,- произнес Ворчун.- Чужой.
- Наверное, что-то меняется,- сказал Сухой.- На то он и
лес. Этот меняется... климат...
- Что? - встрепенулся Кандид и удивленно уставился на Су-
хого.- Что ты сказал?
Сухой не ответил. Он задумчиво отжимал одежду.
- Откуда ты взял это слово? - спросил его Кандид.- "Кли-
мат" откуда взял?
Сухой не сразу пожал плечами.
- Не знаю... - пробормотал он.- Само как-то так... Я не
знаю. Выплыло откуда-то... У меня часто так бывает: выполза-
ют какие-то слова, а почему, зачем - не знаю.
- Ты прямо как наш Умник,- сказал Лохмач.- У того все
время непонятные слова из глотки прут... Я вот у тебя все
хотел спросить, Умник, ты откуда узнал, что Сахар - это Са-
хар? Ты ж его так назвал! Никто вот не знал, а ты знал. Ум-
ник. Даже безлицые его так не называли, а ты, значит, увидел
и сказал, что это - Сахар. Почему это, спрашивается? Ты что,
его раньше встречал, что ли? Ты ж не был в Лучшем лесу, Ум-
ник, откуда ты знаешь про Сахар?
- Отец знал,- ответил Кандид.- Он его раньше видел, еще
до того, как в лес попал.
- Чудно все это,- сказал Ворчун.- Сомневаюсь я, чтоб твой
отец его видел. Не было тогда никакого Сахара, где это он
его мог видеть? Ни безлицых не было, ни Сахара - это всем
известно. Просто ты не такой, как все, Умник. Но у тебя же
отец был странный, много о нем слухов-то ходило, так и ты
такой же. Это дело понятное.
- А я вот еще хотел узнать, Умник,- сказал Лохмач.- Давно
уже хотел узнать. Болотники, правда, твой отец придумал? А
то разные про них сплетни ходили, про болотники-то...
- Отец, конечно,- сказал Кандид.- Он придумал. Хотя, не
совсем так... Не то чтобы придумал... Их давно уже придума-
ли, не здесь, не в лесу... Как тебе это объяснить? - Кандид
замялся.- Отец про болотники знал. Раньше знал. Ну, вспомнил
и применил... Надо же было как-то на болотах жить.
- Все равно я не понимаю,- покачал головой Ворчун.- Как в
тебе это берется, Умник? Берется же откуда-то разная польза,
как ты ее придумываешь? Отец твой болотники придумал, ты,
значит, петли свои хитрые. Потом, понимаешь, крючья костяные
на веревки привязывать. Чудно.
- Ну и сколько мы тут будем торчать? - проговорил Сухой.-
Долго ведь придется торчать, пока это наши подойдут, а они
ведь дольше будут идти, если со стороны Лысой поляны.
- Сидеть - не идти,- заметил Лохмач.- Сколько понадобит-
ся, столько и будем. Так Рябой приказал: сидеть, за стоянкой
наблюдать, пока он знак нам не подаст. Ладно, хватит бол-
тать,- твердо сказал он.- А то разболтались тут, как бы не
засекли нас. Разбегаемся по деревьям, сидим там и ждем моего
сигнала! Только бы успел Рябой вовремя подойти, хорошо бы
было, если б он успел...
Стволы деревьев были усеяны шишкообразными наростами и
шипами-побегами, которые вполне выдерживали тяжесть челове-
ческого тела, так что прибегать к помощи веревочных захватов
не пришлось. Кандид вскарабкался наверх, распугивая по пути
жуков и муравьев, и нашел себе в переплетении ветвей удобное
место. Сквозь листву было видно узкую полосу Безымянного
озера, часть стоянки и соседнее дерево, на котором слегка
подрагивали ветки - там устраивался Лохмач. Кандид снял ме-
шок, закрепил его рядом, лег на живот и сразу почувствовал,
что устал. Он снова был один на один с собой и лесом. Сейчас
можно было какое-то время отдыхать.
Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Память вновь нетороп-
ливо, под шелест листвы и дуновение ветерка, под звуки про-
сыпающегося леса потащила его глубоко в прошлое. И опять она
унесла его в те времена, когда им только еще приходилось
учиться жить в новых условиях, туда, где уже кончалась эпоха
Одержания и начиналась другая эпоха - Затишья. И они учи-
лись, им ничего больше не оставалось, кроме как учиться и
привыкать. Они учились и привыкали. Привыкали прятаться в
самых непроходимых болотах и передвигаться по лесу ночью,
кочевать с места на место и опасаться каждого шороха, спать
на деревьях или не спать по несколько дней, привыкали охо-
титься и запасать вяленое мясо впрок, изготавливать веревки
из лиан, а оружие из костей, жить в хижинах из шкур и палок,
которые можно быстро разбирать и носить с собой, и еще ко
многому и многому они привыкали... Они познали и частую
смерть и жестокость, они научились ненавидеть врага, научи-
лись убивать, убивать безжалостно, потому что это был враг,
научились мириться с гибелью товарищей и близких, и оплаки-
вать их скупо, недолго, без истерик... Одержание победило
везде, но - не всех. Их оставалось поначалу немного, но они
были везде - разрозненные кучки не сдавшихся, затаившихся,
озлобленных. Их разбросало по лесу на долгое, очень долгое
время: время скитаний, случайных и редких стычек с мертвяка-
ми, время мифов, легенд и надежд на то, что когда-нибудь все
вернется обратно, а это мерзкое время уйдет, сгинет, как
страшный сон. Время Затишья. Они начали воспитывать детей,
уже не знавших расслабленности деревенской жизни, хотя и
помнивших об этом таком недавнем и одновременно таком даль-
нем прошлом. Кандид нашел себе в племени жену, а потом у них
родился сын. Последнее из того, что у него осталось от отца,
были его долгие мучительные состояния раздумья в попытках
понять настоящий момент. Он был твердо уверен, что понять
его необходимо, иначе никогда не понять, что их ожидает
завтра. Разобраться, что же с ними произошло, чтобы знать,
что с ними может произойти, а может быть, и - должно прои-
зойти. Это терзало его больше всего. Он все меньше думал о
возвращении на свою настоящую родину, поскольку уже не был
уверен, что ему нужно возвращаться. Да, с каждым днем он был
в этом все меньше и меньше уверен... Кандид всегда сожалел,
что к тому времени, когда он из маленького несмышленого па-
цана превратился в подростка, матери уже не было в живых, и
он так никогда и не узнал, почему однажды отец собрал мешок,
потрепал его по голове, шепнул что-то матери и ушел. Неиз-
вестно куда. Один. Навсегда. А может, мать и сама не имела
об этом понятия, может, не знал Молчун, как объяснить ей то,
что и сам себе объяснить не мог, то, что терзало его, тере-
било душу, искало ответа и не находило, и, видимо, не могло
найти. Может быть, для этого ему и надо было уйти, может
быть, ради поиска ответа он и исчез тем ранним солнечным ут-
ром...
Кандид не заметил, как уснул, и проспал, очевидно, долго.
Разбудил его тонкий вибрирующий свист яйцееда. Он открыл
глаза и обнаружил, что уже рассвело. Краски леса еще не были
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг