канский монах.
- Почему ко мне? Скорее к вам, Миклош.
- Я думаю, к вам.
- Почему?
- В отместку за отца Мефодия.
- Спорим, ошибаетесь?
Спорить было некогда. Монах подошел к их столу и остано-
вился. Монах как монах. Мантия до пят. Седые коротко остри-
женные волосы. Бледное, сужающееся книзу лицо. Бородка, усы.
- Was habe ich gesagt? * - возликовал Миклош.
- Синьоры говорят по-немецки? - обрадовался монах. - Доб-
рый день.
- Добрый день! - закивал Иван. - Guten Tag. Good day **.
Монах недоуменно пожал плечами и перевел взгляд на Микло-
ша.
- Синьоры не станут возражать, если я разделю с ними тра-
пезу?
- Синьоры возликуют! - засуетился Иван. Вскочил, пододви-
нул монаху кресло. - Милости просим, ваше святейшество.
Премного нас обяжете.
Фраза была выдана по-русски, монах наверняка не понял ни
слова, но жест был достаточно красноречив, и монах, улыбнув-
шись, принял приглашение.
Иван покосился на венгра. Тот хранил благопристойное вы-
ражение лица, но глаза так и искрились весельем.
- Синьор итальянец? - галантно осведомился Иван на немец-
ком.
- Да, - кивнул монах.
- И синьора, разумеется, зовут отец Юлиан?
- Не угадали, - улыбнулся монах. - Меня зовут Джордано.
- Джор... А, ну да, конечно! - спохватился Иван. - Джор-
дано Бруно. И как я сразу не догадался?
- Откуда вам это известно? - изумился монах.
- От верблюда, - Иван опять перешел на русский.
- Не удивляйтесь, синьор Джордано, - поспешил вступить в
разговор Миклош и под столом толкнул Ивана коленом. - Мы тут
все друг о друге знаем. Скоро вы в этом убедитесь.
Монах все еще не мог оправиться от изумления.
- Что будете есть? - продолжал венгр. - Спагетти?
- Да, - машинально согласился монах.
- И глоток-другой кьянти?
- Синьор угадывает мысли? - Монах начал понемногу прихо-
дить в себя.
- Синьор и не то еще умеет! - заверил Иван по-русски и в
свою очередь двинул Миклоша коленом.
Несколько секунд монах недоверчиво переводил взгляд с од-
ного на другого, потом улыбнулся и выпростал из-под мантии
руку. Нервные пальцы перебирали янтарные виноградины четок.
* Что я говорил? (нем.)
** Добрый день (нем.), (англ.).
- Я понимаю, синьоры шутят. И все-таки, как вы узнали,
кто я?
- От господа бога! - буркнул Иван и тотчас пожалел об
этом. Улыбки как не бывало. Монах помрачнел.
- Иштван пошутил, - попытался разрядить атмосферу Миклош.
- Не надо на него обижаться.
- Я понимаю, - глухо повторил монах. - Вероятно, он даже
хотел сделать мне приятное. Откуда ему знать... - Он помол-
чал, глядя на струящиеся между пальцами четки. Медленно под-
нял голову, встретился глазами с Иваном. - Мантия и убежде-
ния - не всегда одно и то же, молодой человек.
"А ну, как он в самом деле великий Ноланец? - подумал
Иван. Мысль была настолько абсурдной, что он тут же от нее
отмахнулся. - Не может быть!" Но мысль не уходила. Больше
того: неизвестно откуда нахлынуло ощущение неловкости и ви-
ны. Иван зажмурился и стиснул зубы.
Комманданте... Поп Мефодий... Теперь еще этот Ноланец...
Что он о них знает? А экспресс "Надежда"? Сплошные загадки и
предположения одно невероятнее другого. Вначале он решил,
что попал в плен. Сбили с толку латинские буквы на дверных
табличках. И, как ни странно, безукоризненно правильный
русский язык, на котором изъяснялся комманданте. Так говорят
только иностранцы. Опять же его преподобие Мефодий. Где же
ему еще быть, святейшему, как не в бегах, у фашистов?
Потом всмотрелся и понял, что заблуждается. Публика в
ресторане подобралась разношерстная, но все - на равных. В
плену так не бывает. Плен это плен: допросы, тюрьмы, концла-
геря. Борцы и предатели. В плену от тебя всегда чего-то тре-
буют. А здесь - ничего. Полная свобода. Ешь, пей, делай, что
в голову взбредет. Вот только где ты и зачем - не спрашивай.
Тебе не докучают, - и ты не приставай с расспросами.
Просто? Даже слишком. Иные, - и таких, судя по ресторану,
немало, - вошли во вкус, жили в свое удовольствие и сомнени-
ями не терзались.
А он так не мог. Вновь и вновь мысленно возвращался в ка-
бину подбитого "ила", сквозь грохот и рев пламени хрипел в
эфир: "Иду на таран!" и бросал свой искалеченный самолет в
лобовую на "мессершмитт-262", заходивший в хвост курбатовс-
кому штурмовику.
Тогда было все ясно: надо выручать Мадьяра Курбатова, и
не остается ничего другого, как таранить этот проклятый
"мессер".
И вот тут-то и началась чертовщина. Прямо перед Иваном из
ничего, непонятно как, в пилотской кабине возник человек и
спокойным, но требовательным голосом спросил:
- Выжить хочешь?
Разумеется, то была галлюцинация, на нее не следовало об-
ращать внимания, но фантом закрывал обзор и, чтобы от него
избавиться, Иван яростно выругался и мотнул головой, отгоняя
наваждение.
- Хочешь? - фантом и не думал исчезать.
- Пошел к дьяволу! - заорал Иван. - Убирайся!
И, видя, что тот не двигается с места, выхватил из карма-
на портсигар и швырнул в бесстрастную рожу призрака.
Наверное, именно в это мгновение "ил" и врезался в "мес-
сер". Ослепительная вспышка полыхнула перед глазами, и все
померкло...
Очнулся он в прохладной, золотистой от солнечного света
комнате. Пахнущее свежестью постельное белье приятно холоди-
ло разгоряченное тело. Некоторое время он продолжал лежать,
восстанавливая в памяти все, что с ним произошло. Потом ос-
торожно высвободил из-под простыни руки и поднес к лицу. Ру-
ки были целые, без единой царапинки. Медленно согнул ноги в
коленях, - слушаются. Напряг мышцы живота, - слегка побали-
вают.
"Жив... - мысль раскручивалась медленно, словно ржавая
пружина. - Жив... Цел" И вдруг словно жаром полыхнуло из
раскаленной печи: "А таран?!. Значит, промахнулся?!. Зна-
чит..."
- М-м-а-д-ддья-яр-р-р! - хрип рвался сквозь стиснутые зу-
бы, свистел, рычал, шипел. - М-и-и-ш-ка-а-а!
Он отчетливо увидел, как реактивный "мессершмитт" насти-
гает курбатовский "ил", как вгрызаются в фюзеляж дымящиеся
трассы и, не разжимая зубов, завыл тоскливо, по-звериному,
чувствуя, как обжигают щеки слезы отчаяния и бессильной
ярости.
Несколько дней он не притрагивался к еде. Лежал лицом к
стене, ни на что не реагируя, ничего не слыша. И вспоминал,
вспоминал, вспоминал...
Турткуль. Белые домики над бурливой ширью Амударьи. Ко-
лесные буксиры с караванами барж. Резкие крики чаек. И небо.
Бездонное. Голубое. Влекущее. Летом они с Мишкой Курбатовым
целыми днями пропадали на реке. Ставили подпуски на сомов,
удили на затонах золотистых сазанов, гоняли на плоскодонке
вверх до Шарлаука и вниз к Чалышу, Кипчаку, Каратау.
Было в Курбатове что-то притягательное, завораживающее,
внушающее восхищение и потребность подражать. Неистощимый на
выдумки, всегда чем-то увлеченный, к чему-то стремящийся, он
был насыщен такой неиссякаемой энергией, что невольно заря-
жал ею других.
Бородатые казаки-старообрядцы, глядя на него, одобритель-
но качали головами: "Непоседа малый. Живчик". Грудастые реч-
ники в тельняшках и широченных суконных клешах посвойски
хлопали Мишку по спине: "Ртуть-парень!"
И только Иван знал Мадьяра Курбатова другим: притихшим,
задумчиво молчаливым. Бывало такое нечасто, но уж если слу-
чалось, вывести Мишку из этого состояния было непросто. Он
мог часами лежать где-нибудь на травянистом пригорке, зача-
рованно глядя в небо, словно видел там что-то такое, чего
никому, кроме него, увидеть не дано. Расспрашивать его в та-
кие минуты было бесполезно, Иван знал это и ни о чем не
спрашивал. Лишь однажды в городском парке, где они вдвоем
готовились к выпускным экзаменам, он захлопнул учебник, об-
наружив, что Мишка его не слушает, и возмущенно уставился на
товарища. Тот сидел, прислонившись спиной к стволу старой
акации и сквозь ажурную, перемежающуюся белыми кистями цве-
тов зелень смотрел вверх, в безоблачное весеннее небо.
- Что ты там узрел? - с обидой спросил Иван.
С минуту Мишка молчал. Потом, все так же не меняя позы,
вдруг начал читать стихи.
...И маленький тревожный человек
С блестящим взглядом, ярким и холодным,
Идет в огонь. "Умерший в рабский век
Бессмертием венчается - в свободном!
Я умираю - ибо так хочу.
Развей, палач, развей мой прах, презренный!
Привет Вселенной, Солнцу! Палачу!
Он мысль мою развеет по Вселенной"
- Твои? - недоверчиво спросил Иван. Курбатов покачал го-
ловой.
- Бунин. Здорово, правда? Маленький тревожный человек...
- Мадьяр помолчал, мечтательно зажмурив глаза. - А на всю
Вселенную замахнулся.
- Это ты о ком? - Иван отложил книгу.
- О Джордано Фелиппо Бруно.
- И стихи о нем?
- О нем. - Мишка подобрал учебник тригонометрии, маши-
нально перевернул несколько страниц. - Я, Ваня, летчиком хо-
чу стать.
- Скажешь! - фыркнул Иван. - Это тебе не буксиры по Аму-
дарье водить.
Аэропланы были уже не в новинку. По ту сторону реки, в
Ургенче построили аэродром, и серебристые птицы частенько
пролетали над Турткулем. Но одно дело восхищаться ими, зад-
рав голову, и совсем другое...
- А я стану! - Мишка упрямо встряхнул чубом. - Вот уви-
дишь! А может, вдвоем, а? Разузнаем, что и как и сразу после
экзаменов двинем? Тебе хорошо - в детдоме живешь, ни у кого
отпрашиваться не надо.
Так родилась мечта. Сумасшедшая, неосуществимая, и потому
особенно заманчивая и прекрасная. А рядом, в нескольких де-
сятках метров от ограды парка бурлила, вгрызаясь в глинистый
берег, Амударья и гулко рушились в воду подмытые ею пласты
грунта.
Глаза у учлета Курбатова были синие-синие, а чуб - цвета
спелой пшеницы. Нос, правда, подгулял: маленький, с легко-
мысленно вздернутым кончиком, словно чужой на удлиненном, с
резкими чертами лице. Особенно это бросалось в глаза, когда
Курбатов смеялся. А смеялся он последнее время редко. Даже
теперь, танцуя с любимой девушкой модное танго "Голубая рап-
содия", Курбатов оставался серьезным, хотя причин для ра-
достного настроения было предостаточно: позади годы учебы,
еще немного и - прощай училище, здравствуй, новая жизнь,
служба, романтика дальних полетов!
Иван тот от уха до уха сиял, а Курбатов - ни-ни. Молча-
лив, собран, сосредоточен.
А ночь - какие только в сказках бывают: серебряная от
лунного света, ласковая, трепетная. И когда умолкает духовой
оркестр, слышно, как за Волгой петухи перекликаются, да где-
то неподалеку девичьи голоса "Катюшу" выводят.
Катюша... Через несколько дней у них с Мишкой свадьба.
Своей семьей жить начнут. И будет у этой семьи верный и не-
изменный друг - Ваня Зарудный. Вечный холостяк, потому что
для него, как и для Миши Курбатова, свет клином на Кате-Ка-
тюше сошелся. А она полюбила Мишку.
Потом была свадьба. С шампанским. С танцами под патефон.
С дружескими напутствиями, веселыми, но немного грустными.
Потому как предстояли молодым военным летчикам дальние пу-
ти-дороги в летные части. И когда начальник училища - рано
поседевший крепыш с четырьмя шпалами в петлицах - поднял
прощальный тост, в голосе его звучала гордость за своих пи-
томцев и печаль расставания.
Друзьям повезло: обоих направили в один полк. Но и месяца
не прошло, - грянула война, и они даже не смогли проводить
Катю на вокзал к поезду, которым предстояло ей добраться до
Чарджуя, а оттуда, уже пароходом, в Турткуль, к родителям
Мадьяра.
В ноябре, возвращаясь с задания, угодил Иван под огонь
немецкой зенитной батареи и на подбитой машине чудом дотянул
до аэродрома. Посадить посадил, а из кабины выбраться уже не
смог: закружилось, поплыло все перед глазами, и белым сава-
ном опустилось на плексигласовый фонарь кабины холодное зим-
нее небо.
Одиннадцать осколков извлекли из Ивана хирурги. Год с
лишним провалялся в госпиталях, прошел дюжину комиссий, до-
биваясь разрешения снова вернуться на фронт, и, наконец,
солнечным осенним утром вылез из попутного "доджа" и заша-
гал, разминая затекшие ноги, по хрусткой от ночного морозца
траве к домику у дальней кромки леса, где находился штаб эс-
кадрильи.
После яркого солнца в комнате с обращенными к лесу окнами
было темновато. Офицер стоял к свету спиной, так что лицо
оставалось в тени, зато отчетливо смотрелись погоны на широ-
ких, словно рубленых плечах.
- Товарищ капитан! - Иван вскинул ладонь к козырьку фу-
ражки. - Пилот Зарудный...
- Ванька! - выдохнул капитан, бросаясь навстречу. - Жив,
бродяга! Вернулся!..
С тех пор на все вылеты они уходили в паре: Мадьяр - ве-
дущим, Иван - ведомым. Единственный раз вылетели в разных
парах и именно в этот день встретили реактивных "мессеров".
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг