Если ты находишься в зале, то вбей в стену большую специ-
ально сделанную для этого иглу с широким ушком и считай, что
в этой точке находится глаз. Затем поставь стол или дос-
ку..."
Дюрер, конечно. Впрочем, я читал, возможно, когда-то его
трактат "Руководство к измерению".
Близко, но это было не то.
Еще раз.
"Рисуя большой предмет на улице, установи его габаритные
размеры и прямоугольник нижнего основания обертывающей приз-
мы впиши в ту окружность, диаметр которой условно равен дли-
не изображаемого предмета..."
Кто-то из итальянцев XVI века. Ими изобретен способ
"обертывающих поверхностей".
Это как раз мне и было нужно. Спасибо.
Лихорадочно я отбросил перо, схватил карандаш, вычертил
на бумаге призму. И в ней почти сам собой нарисовался авто-
мобиль. Какой? Тот самый "кадиллак".
Еще несколько штрихов - и нарисовался дом. Знакомый дом,
мимо которого я не раз проходил, бродя по городу.
Ага, вот куда ведет дорога! Впрочем, в такой проницатель-
ности и не было ничего удивительного. Крейцер намекал мне на
это: "Иностранная разведка". И Бледный говорил о "влиятель-
ной группе в одной стране".
Я набросал окна здания, палисадничек перед ним, огражден-
ный решеткой. Затем принялся тушевать рисунок, добиваясь
объемности изображения.
Час я трудился. Сделал тени, сгустил их, нарисовал прохо-
жего в плаще и блеск солнечного блика в окне первого этажа.
К двенадцати все было готово.
Я прислонил лист к стене и сосредоточился, глядя на него.
Вот она - моя стартовая площадка.
Внимание...
Тихо...
Но ничего не выходило. Мне нужно было привести себя в
состояние нервного экстаза.
Я сходил на кухню, сделал себе еще чашку кофе, отпил,
прошелся несколько раз по комнате и опять сел напротив свое-
го рисунка.
Ну!..
И оно свершилось.
Улица материализовалась и ожила. Шагнул прохожий, заиск-
рился солнечный блик в темном стекле.
И я вошел в улицу.
Так оно и было - около двенадцати часов воскресного дня.
Светило солнце, пятнами белел, просыхая после недавнего дож-
дика, асфальт.
Я стоял на улице нашего города, на Бремерштрассе. Возле
американского консульства. Прохожий прошел мимо, не видя ме-
ня, поскольку все-таки это был не я, а моя мысль.
И Бледному следовало быть где-то здесь, потому что не зря
же именно сюда меня привела интуиция. К американскому кон-
сульству. Тут он и вызревал"золотой век". ("Принуждение на
строго добровольных началах"). Сюда тянулись нити от сумас-
шедших стариков-миллиардеров, купающихся в долларах.
С парадной стороны, с фасада, здание выглядело по-воск-
ресному пустым и покойным. Но когда я вошел через маленькую
арку во внутренний двор, мне показалось, что я попал в штаб
воинской части. Да еще в разгаре военных действий. Там и
здесь, переговариваясь, группами стояли люди в военном и
штатском, быстро шел мужчина с жестоким решительным лицом,
спрашивая майора Александера, двое в форме бундесвера выле-
зали из только что затормозившего "оппель-адмирала".
Ничего себе! И это всего лишь консульство в нашем неболь-
шом городе.
Однако Бледного я пока не видел...
Второй внутренний двор поменьше. Тут было тихо. Куча
глянцевито-бурого шлака, отливающего нефтяными разводами,
возвышалась у окна в подвал. Пахло бензином и свежими доска-
ми. Из неплотно привернутого пожарного крана у стены на ас-
фальт капала вода.
Двери большого гаража были приоткрыты. Я заглянул туда.
Так и есть. Бледный!
Он стоял возле наполовину распакованного дощатого ящика и
сматывал длинный провод. Лицо его было по-обычному насторо-
женно и тревожно.
Позади меня послышались шаги. Бледный испуганно поднял
голову.
Я посторонился.
Тот самый мужчина с жестоким лицом, который искал майора
Александера, шагнул в гараж.
- Ну, Цейтблом?..
Это было обращено к Бледному.
Тот засуетился. Опустил смотанный провод на пол, затем
поднял его. Во взгляде у него появилось что-то убегаю-
ще-льстивое.
- Все в порядке. Сегодня я буду там и вечером доложу.
- Вечером?
- Непременно вечером. Я знаю, шеф ждет.
Мужчина с лицом гангстера миг смотрел на него, потом, не
тратясь ни на жест, ни на слово, ушел. Бледный повернулся в
угол гаража. Тут я увидел, что он не один в помещении. На
верстаке сидел негр в комбинезоне. Долговязый - весь сплош-
ные руки и ноги.
- Приготовь машину. Я поеду через час. Один.
Долговязый равнодушно сплюнул. Потом ответил что-то
по-английски. Но на том гнусавом и растянутом диалекте южных
штатов Америки, который я почти не понимаю.
Бледный вдруг взорвался.
- Я сказал приготовить машину, будь оно все проклято! Ме-
ня нужно слушать, понимаешь ты!
Долговязый спутал все свои руки и ноги, затем лениво рас-
путал их и встал.
Бледный напряженно следил за ним...
Впрочем, я уже знал, что мне было нужно. Потихоньку отс-
тупил назад, миновал большой двор, вышел на Бремерштрассе,
напрягся и...
Толчок. Бьющееся сердце...
И я снова в своей комнате. Перед рисунком, с которого на-
чалось путешествие.
Интуиция сработала. И было даже неизвестно, чудо это, яс-
новидение или просто подкорковые процессы представили в виде
образа ту информацию, которой я владел и так.
Ну что ж, надо действовать.
Я встал, надел плащ, спустился на улицу и взял такси.
Так странно было ехать мимо здания консульства, где я
только что побывал мысленно. Снаружи оно опять выглядело ти-
хим, а внутри... Впрочем, и удивляться-то было нечему. Непо-
далеку от города полным ходом в три смены работают оружейные
заводы "Экс", на полигоне испытываются ракеты, с места на
место переходят воинские части, и все это предполагает, ес-
тественно, оживленную деятельность. Еще не совсем состари-
лись невесты немецких юношей, убитых в России, Италии и Нор-
вегии, а чуть ли не вся Западная Германия снова представляет
собой военный лагерь.
Шоферу я сказал, что мне надо на хутор Буцбаха, но пос-
ледние два километра я предпочитаю прогуляться пешком. Он
высадил меня возле мызы.
Времени в запасе было около сорока минут по моему расче-
ту, я решил заранее осмотреть дальний край леса на тот слу-
чай, если мне удастся осуществить свой план.
Впрочем, я был почти уверен, что он удастся. Уж очень
нетвердо Бледный стоял на земле. Слишком отчетливо на его
чертах был напечатан приговор.
Я вошел в Петервальд и, минуя пятно, пошагал дальше. К
западу местность начала опускаться. Сделалось сырее. Могучие
ели сначала стояли ровно, потом лес стал теснеть и мельчить-
ся. Еще несколько десятков шагов, и открылось озерко, зарос-
шее по краям ржавой прошлогодней осокой.
Это и было то, что мне требовалось.
Я постоял минуту, запоминая дорогу, потом повернул обрат-
но в гору.
Выше местность опять по-весеннему порозовела. Молодая
свежая трава пробивалась там и здесь между серой старой, а в
чащах маленьких елочек было так зелено, так липко и жарко
пахло разогретой солнцем смолой, что казалось, будто не март
доживает последние дни, а сам царственный, небесно-синий
июль плывет над долиной Рейна.
Щелкали птицы. В одном месте, неподалеку от моей ноги,
серый шарик стронулся и покатился, но не вниз, а вверх по
холмику. Мышка!
Я остановился, и зверек замер тоже. Секунду мы оба не
двигались, потом комочек жизни осмелел, выпростал носик,
принялся обнюхивать корень ели.
- Ну, пожалуйста...
Однако пора уже было к делу.
Я прошагал метров триста и вышел на знакомую поляну. Со
стороны тропинки густо росли молодые сосенки. Я вошел в за-
росль, снял плащ, сложил его на траве, уселся и стал ждать.
Итак...
Десять минут прошло, потом двадцать. В голову мне уже на-
чали закрадываться сомненья.. Но затем вдали послышался шо-
рох, и я успокоился.
Шорох приблизился, и на поляну вышел Бледный.
Он шагал с трудом, неся на боку какой-то большой тяжелый
аппарат, тяжело дыша и откинувшись в сторону, противополож-
ную ноше.
Когда он опустил аппарат на землю, я увидел, что это была
большая индукционная катушка неизвестной мне системы. Меня
даже поразила его догадка. Видимо, он хотел попытаться с по-
мощью сильного магнитного поля оттянуть пятно с занимаемого
им пространства. Это был действительно верный путь, хотя ка-
тушка потребовалась бы в несколько раз мощнее. А еще лучше
было бы взрывное поле, мгновенное.
Освободившись от груза, он расправил плечи, вздохнул и
потер занемевшие руки.
Он снова был нашпигован различными устройствами, как в
прошлую ночь.
На поляне было светло. Освобожденный от нервного напряже-
ния той борьбы, которой являлись два моих последних разгово-
ра с ним, я мог теперь внимательнее рассмотреть его лицо.
Что-то знакомое чудилось в этих чертах, что-то отзывающее в
далекое прошлое - ко времени моего детства или юности.
Левый ботинок Бледного был испачкан следами зубного по-
рошка. Эта небрежность сразу нарисовала мне картину его заб-
рошенного быта. Вот он встает утром где-нибудь в серой ком-
нате консульского здания, - один, одинокий человек, до кото-
рого никому нет дела, - вот, выпрямившись и думая о другом,
чистит зубы возле умывальника. Капельки разведенного порошка
падают ему на брюки и ботинки, и нет никого, кто указал бы
ему на это...
Мне его даже жалко стало, но я одернул себя: это враг!
Жестокий убийца и предатель.
Бледный подозрительно осмотрелся, затем стал прислуши-
ваться. Так длилось целую минуту, и я замер, стараясь даже
не дышать.
Потом он успокоился, лицо его сделалось отчужденным. Бор-
моча что-то про себя, он вынул из кармана пальто моток тон-
кого провода и принялся разматывать его.
Я дал ему время, чтобы самоуглубиться, - это тоже входило
в мой план - поднялся и резко крикнул:
- Эй!
Я даже не ожидал, что эффект будет такой сильный.
Бледный зайцем скакнул в сторону, слепо ударился о ствол
дуба и замер. Кровь отхлынула от лица, он смертельно поблед-
нел. Затем кровь прилила, и он пунцово покраснел.
На секунду мне показалось, что я достиг своего гораздо
более зверским способом, чем сам хотел.
Потом ему сделалось лучше. Но только чуть-чуть. Он вздох-
нул полной грудью и выдул воздух через рот. Положил руку на
сердце, прислушиваясь к нему, и посмотрел на меня.
- Это вы?
- Да, - сказал я, выходя на поляну. - Добрый день.
Бледный вяло махнул рукой, как бы отметая это, пошатыва-
ясь сделал несколько шагов к индукционной катушке и сел на
нее.
- Как вы меня окликнули, - сказал он потерянным голосом.
- Если меня еще хоть один раз так окликнут, я не выдержу. -
Он опять прислушался к сердцу. - Плохо... Очень плохо. - По-
том поднял глаза. - Зачем вы здесь?
- Я хотел поговорить с вами. Разговор будет чисто идеоло-
гический, естественно. Следует выяснить ряд вопросов. - Я
прошелся по поляне и стал перед ним. - Во-первых, верите ли
вы кому-нибудь?
Он вяло пожал плечами.
- Нет... Но какое это имеет значение?
- А себе?
- Себе тоже нет, конечно. - Он задумался. - О, господи,
как это было ужасно!.. - Потом повторил: - О, господи!
- Тогда зачем все это? - подбородком я показал на катушку
и размотанный провод, кольцами брошенный на траве. - Вы же
понимаете, что без какого-то философского обоснования ваши
старания не имеют смысла. Другое дело, если б у вас было об-
щественное положение или необыкновенный комфорт, которые на-
до было бы защищать. Что-нибудь материальное, одним словом.
Но ведь этого тоже нет. Чем же вы руководствуетесь?
- Чем? Страхом.
- Страхом?
- Да. Вы считаете, что этого мало?
- Не мало. Но ведь то, что вы делаете, не избавляет вас
от страха. Нет же! Напротив, чем ближе вы к цели, тем страш-
нее вам делается. Вы сами это знаете. Иначе было бы, если б
вы были в чем-нибудь убеждены. Даже в чем-нибудь отрицатель-
ном. Например, в том, что усилия человека ни к чему не ве-
дут. Что деяния людей - научные открытия, организаторская
деятельность, создание произведений искусства, подвиги любви
и самоотвержения, - что все это не может побороть извечное
зло эгоизма и инстинкта самосохранения. Хотя, строго говоря,
такое мнение нельзя было бы даже считать убеждением, а лишь
спекуляцией, бесплотной по существу, поскольку для того,
чтобы вообще наличествовать, она должна опираться на то, что
сама отрицает.
Я сделал передышку, набрал воздуха и продолжал:
- Обращаю ваше внимание на то, что мысль о бесцельности
прогресса, лелеемая столь многими современными философами,
как будто бы находит подтверждение в событиях последнего
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг