думай...
- Еще и думай... - ноет Изя, - а о чем?
- Насчет колес с глазами. Какие ассоциации они у тебя вызывают?
- Какие еще ассоциации? Полный шиз...
- Наркоманил этот Изекеиль по-черному, - уныло говорит Ленка, - разве
нормальному человеку такое в голову придет? Херувимы на колесах...Уверена,
это какая-то конструкция.
- Космический корабль это, - авторитетно говорит Августа, - космический
корабль пришельцев. Я в "Науке и религии" читала.
- Во-первых, это не оно, а птица Гаруда... А во-вторых, нам теперь что,
на Байконур ехать?
- Да не наш, а пришельцев...
- Тем хуже. Где мы пришельцев возьмем?
- Музей морского флота? - с надеждой предполагает Изя.
- На модельки посмотреть хочешь, - догадывается Августа.
- Мы же все равно не знаем, куда идти. Так какая разница?
- Я там была недавно, - печально говорит Ленка, - приятельница из
Москвы приезжала, я ее водила. Нет там колес с глазами...
- Что-то новое, неизвестное науке...
- А кому известное?
Они бредут по бульвару. Изя нервничает и поминутно оглядывается.
- Не боись, - утешает Ленка, - ты за Гершензоном как за каменной
стеной...
- Да-а... как же!
- Монетку бросим, - говорит Августа, - если орел - троллейбусный парк,
а если решка - клиника Филатова...
- А музей морского флота? - упорствует Изя.
- Если станет на ребро...
- Маловероятно...
- А совет Девяти - вероятно? А саранча египетская?
- Ну так что? Кидаем?
Августа достает из кошелька монетку и широким жестом подбрасывает ее в
воздух. Монетка летит по крутой дуге и, вместо того,
чтобы упасть обратно в ладонь, падает на землю и откатывается к забору.
- Вот дура неуклюжая, - сокрушается Августа, наклоняясь.
- На ребро! - вопит Изя, - что я говорил!
Августа нагибается, подбирает монетку, но, вместо того, чтобы
распрямиться, стоит в согнутом положении и таращится на стенку. Рот у нее
полуоткрыт.
- Ты что? - беспокоится Ленка, - радикулит прихватил?
Августа издает какое-то туманное восклицание и тычет в пространство
кулаком, в котором зажата монетка.
- Колеса! - тихо говорит Ленка, - с глазами!
Там, на желтой облупленной стене висит яркая афиша. На фотографии
изображена какая-то неопределенная конструкция, ниже,черным по белому:
Василь МАКОГОНЕНКО
ЖЕЛЕЗНЫЕ ЛИКИ ВЕКА
выставка работ
Одесский художественный музей.
все дни, кроме понедельника
* * *
- Оно, - говорит Ленка, - точно оно...
- Знаю я этого Макогоненко, - холодно говорит Августа, - Пошел в
гору... а ведь бездарность. Эти его метаконструкции - чистейшей воды
эпигонство.
- Колеса с глазами уж точно эпигонство. Но нам-то какая разница? Если
тебе Иезекииль русским языком сказал...
- Изенька, - говорит Августа, - мы идем на выставку...
- А модельки...
- Ну, после сходим и к моделькам... Сначала - работа. Потом -
развлечения.
- Нашли себе работу...
- Изька, - твердо говорит Ленка, - закрой рот...
Небольшой выставочный зал подозрительно переполнен народом - сначала
Ленка натыкается на журналиста Нюму Дзержинского, со своей женой
Белозерской-Члек, потомственной дворянкой в первом поколении, потом на
психоаналитика Кишиневского, окруженного кольцом бледных одухотворенных
пациенток...
- А ты знаешь, - говорит она удивленно, - похоже, мы попали на самую
презентацию.
- Ох, - Августа смущенно пятится к выходу, - неудобно.
- Брось, мы ведь не халявщики. У нас миссия.
- Да, но...
Изя пытается смыться, но Ленка крепко держит его за локоть.
Августа вдруг охает:
- Гляди! Гляди!
В дверях появляется поэт Добролюбов под руку с Генриеттой.Она в новой
блузке - точная копия той, что на Августе, в воздушной -
полупрозрачной шляпке... На них все оборачиваются. Поэт Добролюбов
гордо поглядывает по сторонам...
- Ну, Гершензон, - очумело бормочет Ленка, - ну, дает!
- Держит марку, - уныло говорит Августа.
- Дамы! - восклицает доцент Нарбут, пробиваясь к ним сквозь толпу, - и
вы тут?
В руке у него бокал с шампанским. Ленка делает неуверенное движение по
направлению к угловому столику, но Нарбут останавливает ее.
- Не торопись, уже все расхватали.
- Юра! - удивляется Августа, - какими судьбами?
- Да вот, зашел... А кто этот юноша?
- Это мой племянник, Изя.
- Не знал, что у тебя племянник... Слышали новости? Зяму-то вчера
замочили...среди бела дня... Говорят, люди Али-бабы...
- Надо же! - удивляется Августа.
Интересно, думает Ленка, а вдруг киоски и впрямь перекрасят?
- Понравилась выставка? - благожелательно спрашивает Нарбут.
- Да мы еще не смотрели, - Ленка озирается вокруг, но из-за обилия
народу собственно выставку разглядеть почти невозможно.
- Ну, тогда пардон... Не буду мешать, - и Нарбут исчезает в толпе.
- Вот, - говорит Августа, раскрывая проспект, - "работы молодого
скульптора отличаются тонким лиризмом и экспрессией. Им свойственно смелое
соединение традиционной пластики и нетрадиционных материалов".
- То есть? - спрашивает Ленка.
- Ну, вот - Августа кивает в сторону дрейфующей группы с
психоаналитиком Кишиневским в качестве организующего элемента, - видишь, там
в углу - куча песка, а из нее торчит целлюлоидная рука. Ну, куклу он
закопал...
- Подумаешь...
- "Последний призыв" называется.
- Не годится. Нам камни нужны.
- Вон там, - говорит юркий Изя, ныряя за спины собравшихся.
- Вот она... гвоздь программы.
Они боком протискиваются сквозь толпу и оказываются перед огромной
непонятной конструкцией, похожей на сцепившиеся в экстазе велосипеды: над
четырьмя ржавыми ободьями с намалеванными белой краской глазами возвышаются
мрачные фигуры с торчащими наружу ребрами и чудовищными масками вместо лиц.
- Лицо львиное, - комментирует Изя, восхищенно огибая конструкцию, -
лицо орлиное... лицо человечье... Как вы думаете, тетя Августа, вот этот -
херувим?
- С такой-то будкой? - сомневается Августа.
Скульптура водружена на груду плоских камней.
- Который? - деловито спрашивает Ленка.
- А почему ты думаешь, что тут должен быть только один? Может, тут все
они...
- Не ищи простых путей. Точно - один. Но - который?
- Вон тот, - уверенно говорит Изя, - видите, на нем буква "шин"?
- Сейчас я его...
- Господи, что люди-то подумают, - стонет Августа, - мы же как вандалы
какие-то...
- Не боись. Зато это безопасно. Никакой тебе мочиловки, никакой мафии -
ну, подумает кто-то, что мы слегка не в себе. А мы скажем, это такая акция -
обычное дело на таких вот сборищах... отколупнем камень и порядок...
Ленка пытается выдернуть камень из конструкции, но он закреплен на
редкость надежно.
- Ну, как вам понравилась скульптура? - раздается доброжелательный
голос.
Ленка торопливо прячет руку за спину.
К ним походит художник Макогоненко с початой бутылкой коньяка. За ним,
влекомый неодолимым порывом, следует молодой корреспондент Сахаревич из
"Южной мысли" с пустой рюмкой в руке.
- Очень экспрессивная композиция, - деловито говорит Августа, - и
материал оригинально скомпонован. Скажите, а что символизируют эти камни?
- Канувшую цивилизацию, - уверенно говорит Макогоненко, - мечту о
золотом веке, рухнувшую под напором хтонической материи... Я взял их с
еврейского кладбища. По-моему, символично.
- А то, - говорит корреспондент Сахаревич, рассеянно постукивая рюмкой
о бутылку.
- "Железные лики века" называется, - продолжает пояснять скульптор, -
Буквально вчера последнюю планку припаял.
- Это интрепретация видений Иезекииля? - любезничает Августа.
- Чего? Нет, это мое...
- Ну... - Августа в затруднении переводит глаза на скульптуру, - А...
Скажите пожалуйста, это мобиль?
- Мобиль? Я не делаю мобилей. Впрочем, это мысль...
- Не мобиль? А что там тогда тикает?
В наступившей внезапно тишине слышны отчетливые щелчки часового
механизма.
- Бомба! - орет журналист Сахаревич, - мужики, там, в этой хреновине
бомба...
Присутствующие с нездешней скоростью устремляются к выходу, сталкиваясь
и застревая в дверях.
Поэт Добролюбов, мужественно сдерживая напор, спасает перепуганную
Генриетту.
- А мы-то... - в ужасе бормочет Ленка, блуждая меж скульптурами и
натыкаясь спиной на постаменты, - мы-то...
- Скорее! - кричит Августа. - Бежим! Спасаем ребенка! Где
этот чертов ребенок?
- Да он давно уже смылся, - Ленка выбирается на открытое пространство.
Августа изо всех сил толкает ее к двери, но Ленка упирается...
- Да, но камень...
- Плевать на камень!
Доцент Нарбут, застряв в последних рядах отступления, отчаянно машет
рукой.
- Дамы! - кричит он, - вы что, под шумок музей решили ограбить?
С улицы доносится вой сирены. Вдоль ограды выстраиваются черные машины,
из них выскакивают люди, рассыпаясь цепью по периметру здания.
- Всем отойти на безопасное расстояние, - доносится чей-то голос,
усиленный рупором.
- Это завистники, - кричит встрепанный Василь Макогоненко, прижимая к
груди какую-то причудливую конструкцию - пацюки-конкуренты...
- Нет, - задумчиво говорит Изя; он с неменьшей нежностью обнимает
футляр от скрипки, - это радикальное крыло УНА УНСО... или нет... это Совет
Девяти... или...
- Уберите этого шибздика, - стонет Василь.
- Изька, - машинально говорит Ленка, - закрой рот.
- Ложись! - орет мегафон, - всем - ложись!
- А, черт!
Августа с размаху плюхается на землю. Ленка едва успевает
укрыться за каменный стобик, как раздается глухой чавкающий звук и из
окна вырывается волна горячего воздуха вперемежку со стеклом. Какие-то
обломки, грациозно вращаясь в небе, разлетаются по самым причудливым кривым.
- Во дает! - восторженно бормочет Изя.
Августа медленно поднимается на колени. В волосах у нее запутался
строительный мусор.
Публика тоже постепенно встает, отряхивается, озираясь по сторонам.
Поэт Добролюбов хлопочет рядом с Генриеттой, которой мешает подняться
застарелый артрит.
- Пусенька, ты не пострадала?
Деловитые люди опутывают место проишествия яркой желтой лентой,
оттесняя всех за пределы улицы.
Августа напряженно смотрит себе под ноги.
- Ты что, - говорит Ленка, - каблук сломала?
- Должен быть здесь, - бормочет Августа, - Ага...
Она наклоняется и поднимает с земли плоский камень.
- Изенька, посмотрите, это та самая буква?
- А то сами не видите, - мрачно говорит Изя, пиная ногой обод - тот
откатывается в сторону, мигая белыми глазами.
- Ах ты, - говорит Ленка, укоризненно качая головой и глядя в
пространство, - ах ты, злобный сукин сын...
За углом они натыкаются на скульптора Макогоненко. Он отхлебывает
коньяк из бутылки, которую дрожащей рукой поддерживает корреспондент
Сахаревич, и стонет:
- Полный абзац! Десять лет! Десять лет бессонного труда.
- Да, - соглашается Сахаревич, - но какая реклама!
- И верно, - задумывается Макогоненко. - Пошли, выпьем, что ли... я
угощаю.
- И как ты думаешь, - горько спрашивает Ленка, - все затеял этот
неупокоенный мерзавец?
- Кто его знает... - уныло отвечает Августа. - Может, наоборот... не
вмешайся он, весь одесский бомонд бы сейчас летал по воздуху, как эти
дурацкие колеса. А потом, так или иначе, он своего добился - камень-то у
нас...
- Да, но где остальные? Если и дальше так пойдет...
- Вот это, - мрачно говорит Августа, - меня больше всего и пугает...
- Ладно, - вздыхает Ленка, - что поделаешь... пошли отсюда...
- А завтра куда? Опять на Торе гадать придется?
- Он нам не скажет. Он Изьке скажет. Эй, Изька!
- Фигушки! - кричит Изя, отбегая на безопасное расстояние, - Обойдетесь
без меня! Вчера чуть не зарезали, сегодня чуть не взорвали... мама узнает,
ее удар хватит!
Августа делает угрожающий шаг в его направлении, но Изя, как
затравленный заяц, петляя между деревьями, несется по бульвару и пропадает
из вида.
* * *
- Не понимаю, - говорит Ленка, - чего ты меня сюда притащила? Тихо ведь
все, спокойно...
Они сидят дома у Августы. На столе горкой навалены роскошные альбомы,
тут же - в центре - внутри палехской расписной шкатулки, дремлют во тьме
камни, прихлопнутые лаковой крышкой с изображением красной девицы, несущей
коромысло.
- Потому что я боюсь, - сухо отвечает Августа.
- Чего?
- Откуда я знаю? Просто боюсь. Я с этим один на один не останусь.
- Да что он тебе сделает? Физически надругается?
- Этого еще не хватало. Но извести вполне способен. Он нас с тобой
терпеть не может.
- Это потому, что мы его потревожили, - уныло говорит Ленка. - Он нас
своим мистическим взором в упор бы не видел - а приходится. Вот он и злится.
Малый ему нравится. Приличный мальчик, из хорошей семьи, обрезанный. С малым
он согласен дело иметь...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг