хвоста человек становится изгоем. От него люди шарахаются, как от
прокаженного. А Легион только таких и берет. Там они - сила. Все знают,
что "Обрубленным Хвостам" равных нет. Да они сами это прекрасно знают.
А кто сильный - тот и правит. Вот они в три часа и навели в Хвосте
Коровы порядок, никто и пикнуть не успел, даже если были желающие.
Теперь обрубленный хвост - признак доблести, безупречности и
принадлежности к избранным. Держу пари, скоро начнется повальная мода на
укороченные хвосты. Обрубать их себе начнут даже те, кто без маменькиного
разрешения и плюнуть не смеет.
Я-то думала, что наша Пряжка воспримет новости из столицы равнодушно:
для нас вся головная боль - забыть старые имена и выучить новые в
заздравной молитве. Но не тут-то было.
Первый звоночек звякнул на лекции, да простит меня это гордое слово.
Лекция начиналась как обычно.
Фиолетовый Магистр с третьей попытки взгромоздился на кафедру, достал
из кармана мантии изрядно засаленную тетрадь и забубнил нескончаемую
поучительную историю про то, как ведет себя и свое хозяйство
образцово-показательная дама.
Под хищным взглядом надзидамы мы добросовестно записывали:
"Быть слишком светло одетой зимой, утром или на прогулке на улице -
неприлично!"
Сделав выразительную паузу, чтобы мы как можно глубже обдумали это
сообщение, Магистр повернулся к доске, расчертил на ней мелом большую
таблицу и, гордый собой, продолжал бубнить, водя указкой по ее столбцам.
- Туалет дамы можно разделить на четыре категории. К первой, барышни,
относятся утренние платья, как-то: халаты, неглиже, дезабилье с капотом.
Ко второй категории - простые домашние платья, могущие служить так же на
улице, при покупках, в дурную погоду и прочих случаях подобного рода. В
третью категорию занесем платья для прогулок, дружеских посещений и
приемов у себя дома. И наконец, четвертая категория - выходные платья
самого высокого разбора, надеваемые к обедам, в театры, на концерты,
собрания и прочие мероприятия.
- Всем записать! - сказала, как бичом щелкнула, надзидама.
Она совсем озверела от нежелания пансионатских мужчин занять
пустующее после начальника охраны место в ее постели.
Послушно уснастив записи таблицей, мы продолжали писать за
наставником:
"Для домашнего платья следует выбирать хорошую, прочную материю
темного цвета, скромного фасона. Юбка должна быть умеренной длины, отделка
платья прочной и не нарядной.
В высшей степени неприлично и неэкономично надеть утром, отправляясь
за покупками, светлые перчатки!"
- Прошу вас, барышни, подчеркнуть последнее предложение два раза, -
остановился на этом важном месте Фиолетовый Магистр.
Что еще в высшей степени неприлично и неэкономично, он не успел нам
поведать.
Ему принесли записку, которую он пробежал глазами и вихрем слетел с
кафедры, оставив класс в полном недоумении. Такого не было со дня
основания пансионата.
Уж не отыгрались ли Умные и не сбросили ли иго Сильных? Может, теперь
мы в Пряжке главные?
Но занятие, увы, продолжилось. Надзидама подхватила тетрадь бесславно
покинувшего свой пост наставника и, расхаживая по рядам, продолжила
диктовать нам из нее нетленные истины.
Мы трудолюбиво записывали "Перечень нижнего белья, обязательный для
порядочной женщины":
1. Панталоны простые некрашеные - дюжина.
2. Панталоны простые, белые с кружавчиками - полдюжины.
3. Панталоны шелковые нарядные телесного цвета - три штуки.
4. Панталоны кружевные парадные - одна пара.
5. Панталоны шелковые траурные, черного цвета - одна пара.
6. Панталоны теплые с начесом - полдюжины.
7. Панталоны суконные зимние...
А вот панталон суконных зимних в списке не было.
Это я их самовольно вписала, рассудив, что иметь панталоны с начесом
и не иметь суконных зимних - это неправильно.
И попалась.
Надзидама как раз проходила мимо и мое дополнение списка ее не
устроило.
- Встать! - взвизгнула она, изменившись в лице. Ее длинный нос навис
надо мной, словно боевой топор. - Как вы смеете вносить изменения в
высочайше утвержденный список?! Его что, по-вашему, дураки составляли? Это
еще что за панталоны зимние суконные? А? Я вас, барышня, спрашиваю!
- Ну холодно же зимой... - жалобно заскулила я. - Хочется потеплее
одеться... Чтобы не простыть...
- Наденете двое теплых с начесом! Как все мы! А изнеженность будем
выжигать! Вы - будущая мать гражданина, исполнительница Окончательного
Воссоединения! Вы провинились, дитя, - глядя на мое покаянное лицо,
смягчилась она, уверовав, что искоренила в зародыше заговор, способный
вырасти из зимних суконных панталон, - и должны быть наказаны. Вы
согласны?
- Да, госпожа.
- Прекрасно. В башню.
Теперь я не только не узнаю, как пеленают младенцев, но еще и
останусь в полном неведении, какие панталоны по какому случаю надевать.
Печально. Вдруг государственное событие, нагрянет комиссия, заставит всех
юбки поднять для проверки соответствия - а я одета неприлично и
неэкономично. Кошмар! Супруга сразу разжалуют в рядовые и пришьют обратно
обрубленный из карьерных соображений хвост.
Демонстративно повесив голову, я пошла вон из аудитории.
Остальные завистливо вздохнули. Им еще писать и писать.
Хотя на верхние ярусы Перста нас не пускают, в полуподвальном почти
все воспитанницы частые гостьи. Там пыточная - то есть комната для
наказаний.
Нет, она правда пыточная - в ней мы определенное время должны вслух
читать Устав пансионата. Бр-р-р! Сначала было очень тяжело, но теперь я
выучила его наизусть, поэтому просто монотонно декламирую, думая о своем.
Длинным коридором я прошла к лестнице, спустилась вниз, еще вниз и
неприметной дверью вышла в подземный туннель, ведущий в Перст. Все хорошо,
но факелы в нем почему-то не горели. Пришлось, держась рукой за стенку,
идти на ощупь.
Такая же неприметная дверь пропустила меня в башню, прямо в знакомую
до слез пыточную.
По Правилам (два тома) наказания воспитанниц совершаются так:
наказательная часть - большое помещение в полуподвале - разделено на две
половины решеткой.
В большей половине находится стол старшей надзирательницы. В меньшей
стоит стол для наказуемой. Вход в зарешеченную половину контролирует
охранник.
Узкие наклонные световоды, пробитые в стенах, освещают только стол
старшей надзирательницы и стол для наказаний, оставляя остальное
пространство в полутьме.
Воспитанница докладывает старшей надзирательнице ПН (по наказаниям)
свой номер и вину.
Старшая надзирательница в соответствии с регламентом назначает
наказание.
Младшая надзирательница отводит воспитанницу за решетку, там они
садятся за стол друг напротив друга, и воспитанница начинает вслух и с
выражением читать отведенный ей кусок Устава.
Охранник бдительно следит за безопасностью и доставляет по требованию
старшей надзирательницы для младшей нужные предметы.
Печать благовоспитанности и хорошего тона витает над пыточной.
На деле же все так, но воспитательный процесс идет с неменьшим
блеском.
Старшая надзирательница либо читает во время наказания, либо строит
глазки охраннику.
Охранник ковыряет в зубах или при полном попустительстве
надзирательниц (а то и при молчаливом восхищении) отрабатывает
какие-нибудь упражнения для поддержания красивой фигуры.
Младшая надзирательница пилочкой обрабатывает ногти или полирует их
замшей, хотя охотно бы строила глазки охраннику, но субординация...
Несчастная жертва воспитания гнусаво тараторит осточертевший Устав.
И в пыточной все было совсем не слава богам.
С ума наш пансионат сошел, что ли?
Отсутствовала старшая надзирательница, а младшая была явно выбита из
колеи неслыханным нарушением правил.
Зато охраннику все было ниже пояса, он скучал, прислонившись к
решетке.
О, да это был старый знакомый - тот парень, что боролся в казарме на
хвостах.
Второе "о!" - форма охранника ему очень шла.
Я так думаю, и форму им специально придумали, чтобы ловить
легкомысленные девичьи сердца. Как посмотришь на такого красавца,
затянутого в черную матовую кожу, туго опоясанного ремнем, с блещущей
серебром перевязью и витым узором наплечников, подчеркивающих широкие
плечи, так сразу забудешь про ненавистный "Список нижнего белья...". И
кинешься на шею этому блестящему кавалеру подальше от нудных лекций
плешивого Магистра. И тут политика. Сволочи.
Мое появление, редкий случай, младшую надзирательницу не обрадовало.
- Я тебя не видела! Я так не могу! Раз она старшая, раз у нее паек
больше, пусть она и думает, как теперь наказание осуществлять. В правилах
такой ситуации нет! - Она тыкала пальцем в пухлый, обтрепанный по краям
Свод Правил.
Забавно, уж не придется ли мне бегать по всей Пряжке и разыскивать
старшую надзирательницу в рамках лозунга "Накажи себя сам!". Похоже, в
этой комнате я больше всех заинтересована в получении наказания. Великие
бога, куда мы катимся?!
- Давайте я за столом посижу, а вы на месте старшей надзирательницы,
- вдруг предложил охранник, отлепившись от решетки. - Ваше место за столом
близко к выходу, будет считаться, что я его все равно охраняю.
Мысль хоть разок посидеть на месте старшей надзирательницы младшей
очень понравилась. Она немного поколебалась, потом махнула рукой:
- А, ладно!
Когда она села за стол, произошло чудесное превращение: взгляд
младшей надзирательницы вдруг стал строгим и тяжелым, из голоса исчезли
жалобные нотки, он стал сухим, спокойным и начальственным.
- Ваш номер, воспитанница.
- Двадцать Вторая.
- Четче, пожалуйста, не гнусавьте. Плечи не сутульте. И называйте
полный номер.
"Тетя, опомнись, ты же на чужом месте, да еще временно! Почему же ты
такая важная?"
Мой немой призыв канул в пустоту.
Упоенная ролью старшей надзирательницы, младшая соблюдала освященный
правилами ритуал до мельчайших деталей, все больше и больше входя в образ.
- Двадцать Вторая РА, первая группа, первый поток, первый набор.
Двадцать Вторая - это мой личный номер. РА - первые буквы места,
откуда меня взяли, то есть из Ракушки. Первый набор был три года назад,
нас собрали, привезли в пансионат и разделили на три потока по возрастам.
Потоки разделили на группы. Младшая надзидама знает все это назубок,
стерва.
Я еле дождалась, когда охранник отвел меня за решетку и, просунув
руку между прутьями решетки, закрыл нас с ним на ключ.
Устав лежал на столе в овальном пятне солнечного света. Над ним
плясали пылинки.
Охранник убрал ключ в карман и сел напротив меня.
Я открыла назначенную надзирательницей страницу и принялась громко, с
выражением читать, одним глазом кося в сторону того стола.
Убедившись, что наказание заработало и потекло по старому руслу,
надзирательница на минутку откинулась на спинку высокого стула с
выражением глубокого удовлетворения на лице. Это выражение прямо
растекалось по ее физиономии, как кусок масла по горячей сковороде.
Затем она решительно выпрямилась, поджала начальственно губы и с
сияющими глазами вытащила из стола книжку старшей надзирательницы.
И, клянусь Сестрой-Хозяйкой, принялась читать не с начала, как сделал
бы это каждый нормальный человек, столкнувшийся с незнакомой книгой.
Нет, она раскрыла книгу на странице, заложенной закладкой старшей
надзирательницы, и углубилась в чтение.
Мои наблюдения прервало прикосновение кончика чужого хвоста к моему
хвосту. Если быть точнее, приятное прикосновение.
Хвост охранника ласково и вкрадчиво поглаживал мой хвост, мягко
проводя по нему от кончика вверх, так, что шерстинки поднимались, рождая
удивительно приятное, покалывающее ощущение, которое, нарастая волной,
вдруг выплескивалось по позвоночнику прямо до затылка и медленно угасало
там сладкой истомой.
Очень трудно с выражением читать Устав, когда губы расплываются в
улыбке. Это что, новая разновидность наказания?
Охранник сидел невозмутимо, внимательно слушая декламируемый
параграф. Ремни его блестели, сияли начищенные бляхи.
Младшая надзирательница за решеткой наткнулась на что-то интересное в
книге, но, видимо, запуталась во взаимоотношениях героев, а для
восстановления предыдущих событий мозгов у нее не было. Поэтому она
плюнула на роль старшей надзирательницы, заложила страницу пальцем и
принялась лихорадочно читать сначала, чтобы понять, кто с кем спит по
любви, кто по расчету и кому хочет завещать деньги богатый больной
дядюшка.
Хвост охранника (не иначе, если верить невозмутимому лицу его хозяина
без участия последнего) от поглаживания перешел к новым маневрам: принялся
легко, коварной змейкой, обвивать мой хвост, то скользя плавно вверх, то
вниз.
Ощущения были - не передать. Я вся так и стекла под стул. Ну прямо
некая разновидность неконтактного секса, ничего себе у нас новая охрана.
Видно, кому-то очень надо вытурить нас из Пряжки, съели мы отведенный
бюджет, пора замуж...
- Вы пропустили два слова, - мягко остановил меня охранник.
Хвост его вернулся к хозяину.
Младшая надзирательница встрепенулась:
- Двадцать Вторая, начните предложение заново! Да пожалуйста...
Я снова забубнила текст.
Глаза у охранника стали задумчивыми.
Пару параграфов все было спокойно, потом я почувствовала, как
пушистый кончик хвоста погладил меня по лодыжке и не спеша пополз вверх.
Проверить, какие на мне панталоны: простые некрашеные, как положено,
или шелковые с кружевом, как у Шестой?
А фигу тебе, слушай лучше параграфы!
Согнув кончик своего хвоста крючком, я подцепила наглеца, решительно
оторвала от моей ноги и вернула на законное место, под стул. А то надо же,
разбежался... Два слова пропустила.
Хвост охранника дернулся. Потом пополз опять.
Тогда я предупреждающе наступила на него носком башмака.
Спорить охранник не стал и хвост убрал.
В пыточную бурей ворвалась старшая надзирательница.
Зачитавшаяся младшая, застигнутая на месте преступления, быстро
превратилась в человека, сидящего не на своем месте. Она суетливо запихала
книгу обратно в стол и съежилась на стуле.
Но старшая надзирательница, неслыханное дело, даже не обратила
внимания на дерзкую кражу ее привилегий, одобрительно кивнула в нашу с
охранником сторону, сказав:
- Молодцы, что сообразили. Закругляйтесь, скоро общее собрание, -
схватила какой-то том законов и вылетела из пыточной с такой же скоростью,
как и влетела.
Наказательный процесс, конечно же, сбился.
Разволновавшаяся младшая книгу доставать не стала, а принялась нервно
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг