завалилось на гранитный бордюр. Причиной такой оказии была кучка рыжеватого
цвета, оставленная на шершавом асфальте какой-то некультурной дворнягой.
Кое-как он удержался коленом, но предательская сила инерции вышибла из руки
контейнер. Результат был прост и плачевен. Ящичек ударился об асфальт,
легонький замок на нем щелкнул, и склянки с анализами пациентов
распрощались со своим содержимым.
Колька из 30-й квартиры вылез из трамвая на Льва Толстого и, чтобы не
огибать угол, по асфальтовым дорожкам Первого медицинского двинулся по
направлению к ИНЕБОЛу. Вечером Калерия Карловна поручила ему ответственное
задание - передать их компаньону Чувырлову, втиравшемуся под видом негра в
доверие к наблюдаемому объекту, через старенького вахтера Дроныча секретную
записку с приказом. Записку, потому как секретная, Колька сразу же,
естественно, прочитал. Там было словцо "форсировать" и что-то про сволочей
конкурентов, которые уже здесь, в городе. Про конкурентов Колька слышал и
раньше; из-за них, этих таинственных конкурентов, Калерия третий день
ходила мрачнее тучи и поила его вместо водки портвейном.
"Вот падла! - думал про Чувырлова Колька, замышляя, как бы лучше его
прижопить. - Лежит там на всем готовеньком, жрет от пуза, медсестер трахает
да еще за такую халяву имеет полтинник в день. Плюс аванс. Плюс премия,
когда из больницы выйдет. И главное, я же сам Калерии этого мудака
сосватал! Ей, видите ли, умненькие нужны, начитанные. Мы-то серенькие,
вроде Володи, от нас же вечно перегаром воняет, мы же, как Илья Муромец,
тридцать три года в бане не мылись. А этот - фиг ли, этот - читатель! Ну
погоди, читатель! На волю выйдешь, ужо я тебе пиздюлей вставлю! Выколочу
половину зарплаты, ты и без Калериных авансов не обеднеешь, вон какую жопу
отъел, на мусорном-то отвале работаючи. А то выкрасили говняной краской,
так он уже, говна-пирога, эфиопского принца из себя строит..."
Говорят же, не пожелай вступить в дерьмо ближнему своему, сам в него
попадешь. Вот и Колька, только он упомянул про дерьмо, как сам же в него и
вляпался. То самое, что за полчаса перед этим вывалилось из профессорского
контейнера.
- Суки! - обиженно сказал Колька. - Совсем очкарики оборзели - срут
где хотят. - Он пошаркал подошвой по тротуару, кое-как почистил ее о траву
газона, с горя плюнул в невидимого засранца и сердито зашагал дальше.
Положу на алтарь
Я любви инвентарь...
- тихонько напевал Карл, выглядывая из-за стеблей травы, разросшейся в
скверике перед корпусом. Оставалось ему немного - пересечь больничный
проезд и одолеть каменную ограду. А уж там, на территории ИНЕБОЛа, он
как-нибудь сообразит что к чему. Машин он не особо боялся, людей тоже,
больше его волновали птицы - придурочные больничные воробьи и наглые,
разъевшиеся вороны, хозяева окрестных помоек.
Карл допел песенку до конца и решился на последний бросок. Проезд он
пересек бодро, правда, ближе к каменному бордюру, отделявшему тротуар от
улицы, пришлось несколько сбавить темп - какой-то злобного вида парень,
вонючий и играющий желваками, появился неизвестно откуда и прошмыгнул в
дверцу возле ворот, где размещалась институтская вахта.
Дождавшись, когда улица успокоится, Карл выбрался на узенький тротуар
и, ловко перебирая лапами, направился к высокой ограде.
Волна вони нахлынула на него внезапно, когда он уже готовился к
восхождению и привычно разминал лапы. Последнее, что он увидел, перед тем
как провалиться в тартарары, - это облепленную вонючей дрянью подошву,
загородившую от него полнеба.
Глава 14. Семен Семеныч взбунтовался
- Что, Ванёк, любовь с первого взгляда? - Левым ленивым глазом Алик ел
усталого Ванечку, правый уперев в щель между сетчатой кольчужкой кровати и
штопаным, в разводах матрасом. Рука его, утопленная по локоть, шарила в
тайниках лежанки. - Нет, Ваня, эта краля не про тебя. Думаешь, ты ей нужен
такой? - Он морщил свой коричневый лоб и продолжал сосредоточенно шарить. -
Был же, ведь точно был. Не мог же я во сне его выжрать. - Он вдруг замер, и
лицо его просветлело. - Ну, мудило, ну, я даю. Сам же его в тумбочку
положил, вместе с презервативами и расческой. - Алик быстро распахнул
тумбочку и извлек из нее флакон с жидкостью изумрудного цвета. - Он,
родимый. Лосьон "Огуречный", как заказывали. - Негр Алик отвернул пробку,
поднес к носу прямоугольный флакон и расплылся в мавританской улыбке. -
Самое поганое, когда выпил, - это вовремя не догнать. Пути не будет. Так
папаня мой говорил, покойник. Крепкий был мужик, мой папаня, кочегаром в
кочегарке работал. Поллитровку из горла выпивал, а вместо закуси -
ноль-восемь портвейна. А как-то выжрал две бутылки водяры, чувствует - не
догнал, надо третью. А маманя ему полотенцем по харе. Так и не дала больше
выпить. Он обиделся, в сортире заперся, там и помер, царство ему небесное.
Восемьдесят лет мужику было. В кочегарке работал... - Алик хлюпнул
набрякшим носом и расплескал по стаканам жидкость. - Давай, не чокаясь, за
папаню! Типа, помянем старика.
Ванечке было уже всё по фигу - за папаню, маманю, за черта лысого. Он
лежал на развороченной койке, следя за тем, как его рука берет, словно
чужая, стакан, подносит стакан ко рту, и пенистая зеленая гадость обжигает
ему язык и нёбо.
Вполголоса они затянули про кочегара, дошли до места про ногу и
колосник, забыли, о чем там дальше, запели песню по новой, затем допили
огуречный лосьон и поняли, что нужна добавка, поэтому, держась друг за
друга, одолели дверной проём и так же дружно выбрались в коридор.
Времени было начало пятого, почти половина. Мягкий больничный свет
освещал сирую линолеумную пустыню, соревнуясь со светом утра, льющимся из
дальних западин сквозь закрашенные квадраты окон. В коридоре не было ни
души. За столиком дежурной сестры среди разложенных аккуратно бланков
лежала книга "Роковая любовь", сочинение Гортензии Тилибаер. На обложке
среди вороха роз сражались два обнаженных тела: мужское, мускулистое -
сверху, и длинноногое, бархатное - под ним. Главный участок схватки - ниже
пояса и выше коленей - был стыдливо прикрыт цветами.
Ванечка посмотрел на книгу, и в душе его шевельнулась грусть. Он
представил, как пальцы Машеньки перелистывают замусоленные страницы, как ее
коричневые глаза спускаются по ступенькам строчек. Он готов был отпустить
грехи пошлости всем этим Гортензиям, Розомундам с их "шорохами густых
ресниц" и "сахаром полуночных поцелуев".
Негр Алик подошел к столику, перегнулся, заглянул под него, но ничего
спиртосодержащего не приметил.
- Жопой чую, где-то должен быть спирт, - шепотом произнес он и
заговорщицки подмигнул Ванечке. - Я, когда мочу им сдавал, видел на шкафу в
кабинете заспиртованное яйцо в банке. Синее такое, мохнатое. Человеческое,
а по размеру как у жирафа. Ты жирафьи яйца видел?
Ванечка не понял вопроса, но утвердительно кивнул головой. Алик,
несмотря на кивок, продолжил актуальную тему:
- Это еще Жмуркин был жив, он сторожем в зоопарке работал, а мы у него
по вечерам квасили. Так этот Жмуркин, когда уже поднажрется, тащил всех к
жирафьей клетке яйца жирафьи показывать. Вроде как экскурсию проводил. А
яйца у него будь здоров! Крупные у жирафа яйца. Если он, конечно, самец.
Как-то незаметно, за разговором, они вышли на институтскую лестницу и
спустились на пролет вниз. Здесь тоже были тишина и покой. За дверями
обезлюдевших кабинетов не звенело, не гудело, не булькало всё по той же
объективной причине - еще рано было звенеть и булькать. Привычно поведя
носом, негр Алик вдруг напряженно замер, и в глазах его заблестел огонь.
- Есть контакт, - сказал он счастливым голосом и показал головой
вперед. - Я же говорил, что найдем.
Кабинет, куда он показывал, мало чем отличался от остальных. Разве что
названием на табличке.
- "Фаллопротезирование", - со скрипом прочитал Алик. Почесал в голове
и удивленно спросил: - Это еще что за фигня?
Вепсаревич пожал плечами и ухватился за ручку двери. Дверь легко
подалась вперед, почему-то кабинет не был заперт. Первым Алик, а за ним
Ванечка решительно шагнули за дверь. Шагнули и замерли, обалдевшие.
За большим операционным столом, голову положив на руки и уставившись в
ополовиненную бутыль, сидел и плакал беззвучным плачем Семен Семеныч, их
завотделением. Его натруженные от алкоголя глаза, вобрав в себя два
посторонних предмета, невесть откуда оказавшихся в фокусе, сделались на
мгновенье трезвыми.
- Ебыть твою! - просипел он, и мгновенье трезвости миновало так же
мгновенно. Голова его упала на стол, и в разлившейся по помещению тишине
было слышно, как по стенке стакана вниз сползает одинокая капля.
Негр Алик, как увидел бутыль, так не мог уже от нее оторваться. Он
смотрел зачарованными глазами на стеклянное чудо света и пил из нее
мысленно, пил и пил, захлебывался и прикладывался опять. Ноги его, забыв
осторожность, шаг за шагом подбирались к столу. Руки его, мелко дрожа,
вытягивались, выворачивались из суставов, жалели, что не родились крыльями.
Он уже навис над бутылью, как царевич над хрустальной гробницей, когда
мертвая голова заведующего вдруг сказала печальным голосом:
- Вот я здесь сижу сейчас, керосиню, а главврач мою жену трахает. -
Затем грозно, после секундной паузы, обращаясь неизвестно к кому: - Злые
стали люди, недобрые. Конец века, верно говорят - конец века. Одни хапают,
потому что блядуны и хапуги. Другие лижут жопы тем, которые хапают, и
хапают после них. Третьи пьяницы, эти честные. Эти пьют, и на все им
насрать. - Он поднял голову, мутным глазом взглянул на Алика и задумчиво у
него спросил: - А что, Чувырлов, может, действительно, так и надо? Пьешь,
пьешь - так вот и не заметишь, как конец света придет. Проснешься однажды -
а ты уже в ковчеге, на палубе. Здесь чистые, там нечистые, а ты посередине
среди каких-нибудь эфиопов.
Негр Алик подавился слюной - так сильно ему хотелось выпить - и
поэтому ответить не смог. Семен Семенович повертел зрачками и, приметив на
пороге Ванечку Вепсаревича, поманил его непослушным пальцем.
- Я - профессор! - сказал он Ванечке, когда тот подошел к столу. -
Профессор, а не говно собачье. Ты вот думаешь, я пьяный, а я не пьяный.
Грустно мне, Вепсаревич, грустно. Застрелиться хочется, так у меня внутри
погано. Выпьешь? - И, не дожидаясь ответа, Семен Семеныч плеснул в стакан и
пододвинул стакан Ванечке. Негр Алик проводил стакан взглядом, и лицо его
перекосилось от зависти Ванечка, как кукла-марионетка, опрокинул стакан в
себя, не почувствовав ни вкуса, ни крепости. - Хер ему! - продолжал
заведующий. - Хер, а не Нобелевская премия! Мы тебе крылья-то обломаем! -
погрозил он неизвестному адресату. - Метил в академики, в лауреаты, а мы
тебя, как Господь Икарушку, с неба да и мордой в навоз. Думаешь, - бычьим
взглядом Семен Семеныч буравил Ванечкину грудную клетку, - он лечит тебя,
хочет тебе помочь? Хёра! - Он сделал из пальцев фигу. - Наш главный, он на
таких, как ты. имя себе делает, капитал. Чем дольше у тебя твои болячки
будут держаться, тем выгоднее ему, пойми, - вы-год-не-е! А я вот сейчас
возьму и выпишу клиента из клиники! - Взгляд его из тупого, бычьего
сделался вдруг озорным и веселым. - Как ты, Вепсаревич, смотришь насчет
того, чтобы выписаться?
- Я готов, - сказал Ванечка. Он, действительно, был готов. Раз
Машенька отсюда уходит, то какой ему смысл лежать в этом пасмурном,
постылом приюте. Лечить его здесь не лечат, а только морочат голову.
Слушать же утешительные слова и день и ночь чесать языком с соседом - без
этого он как-нибудь проживет. Словом, больше его здесь ничто не держало
Поэтому Ванечка повторил: - Я готов
- Все, уматывай, я тебя отпускаю, - протянул ему Семен Семеныч
ладонь. - У тебя глаза правильные. Погоди, куда, а бумаги? - остановил он
на ходу Ванечку, когда тот, покачиваясь от выпитого, повернулся и зашагал к
двери. - Кто ж тебя выпустит отсюда такого - без бумаг-то? Да и одежду надо
сменить на цивильную. Не в халате же ты через проходную пойдешь, смешно!
- А меня? - спросил Алик, справившись наконец-то со слюнотечением. - Я
тоже хочу на выписку.
- Тебя? - ядовито сказал заведующий. - Нет уж, дорогой мой, не выйдет.
За тебя заплачено за две недели вперед, поэтому лежи и не рыпайся. А не то
пропишу тебе пропердол в вену, и будешь ты у меня бздеть горохом до самого
морковкина заговенья.
Глава 15. Паучий бумеранг
Долгий путь в квартиру Калерии Карловны проходил через приемный пункт
стеклотары, известный каждому приличному обитателю Малого проспекта ВО под
именем "Три покойника".
Колька как всегда вошел в "Три покойника" со двора, потому что был
здесь человеком своим и даже подменял иногда хозяина пункта Феликса
Компотова-старшего в трудном деле приема от населения стеклотары.
Сегодня на приемке сидел Глюкоза, на самом деле фамилия была у Глюкозы
Хлястиков, но по фамилии его называли редко.
Феликс Компотов-старший лежал на ящиках и читал газету. Газета была
старая, в масляных селедочных пятнах и мелких дырочках от сапожных гвоздей,
которые таскал сюда килограммами колченогий сапожник Жмаев в обмен на малые
дозы плодово-ягодного портвейна. Портвейн приемщикам ничего не стоил,
поскольку вся эта сомнительного вида бодяга сливалась ими же по каплям из
принимаемых на пункте бутылок в специальное эмалированное ведро с надписью:
"Для замачивания бинтов". Пить это бодяжное пойло было, по слухам,
небезопасно, местные старожилы-василеостровцы вспоминали даже случаи с
печальным исходом, да и имечко свое "Три покойника" приемный пункт на Малом
проспекте получил, как поговаривали, неспроста. Но все, что гибелью грозит,
сулит, как известно из литературы, также и неизъяснимые наслаждения,
поэтому отбою от желающих поучаствовать в этой своеобразной русской рулетке
на пункте не было.
- Знаешь, почему с космосом сейчас в мире хана? - Феликс
Компотов-старший посмотрел поверх газеты на Кольку и показал ему на ящики
по соседству. - А потому что инопланетяне унюхали, что не сегодня завтра мы
им весь космос засрем, как засрали свою родную планету. Думаешь, отчего эта
хрень и срань - ну, там, межнациональная рознь, противостояние богатых и
бедных, чурок и христиан? Оттого что эти космические поганцы засылают к нам
своих эмиссаров, которые воду и мутят, как черт в болоте. Это, значит,
чтобы средства, вместо того чтобы в космос вбухивать, мы разбазаривали на
гонку вооружений, ядри их мать.
- Фигня, Коля, не бери в голову, - от окошка, где шла приемка,
раздался бодрый голос Глюкозы, - это он после вчерашнего такой умный, он
вчера конину с водярой смешивал. А от кого это так говном воняет? - Глюкоза
шумно потянул носом и высунулся по плечи в окошко. - Эй, дядя Миша, опять
тебе невтерпеж? Не ты? Тогда кто? Кто, я говорю, обосрался?
- Это, ребята, я, - недовольно признался Колька. - От меня шмонит. Это
я, когда от Карловны к Доценту ходил, в чье-то говно вляпался. Вот. - Он
выставил перед собой ногу, и ребристая подошва его ботинка заходила возле
самого носа Феликса Компотова-старшего.
Утомленный Компотов-старший нехотя шевельнул ноздрей. Так же нехотя
помахал газетой и усталым голосом произнес:
- Я бы этим гондонам щупальца-то ужо повыдергивал.
- Ребята, - перебил его Колька. - я тут вот что, типа, подумал. Надо
бы, когда Доцента-то из больницы выпишут, рыло пидорасу начистить. А то мы
здесь, понимаешь, вкалываем, а он там, понимаешь, на койке кверху жопой
отлеживается. Ты вот, Феликс, мужик культурный, газеты читаешь, а ведь
денежки эта карга Калерия не тебе, а ему отстегивает. Нет, скажи, только
честно, прав я или не прав?
- Лично мне по херу. - Компотов-старший зевнул. - Я с твоей Калерией
трудовых договоров не подписывал и горбатиться на нее не намерен. Рыло если
надо кому начистить, начистим. Эй, Глюкоза, начистим рыло? Ну, а если за
это еще и бабок дадут, тогда начистим чин-чинарем, культурно, со знаком
качества.
- Слышь, Компот, у тебя водяры там не осталось? - Колька из 30-й
квартиры облизнул потрескавшиеся губы. - Трубы погасить надо. От Карловны в
последнее время стакана тархуновки не допросишься. А от Клавки-Давалкиного
блевонтина даже мухи на стекле дохнут, когда дыхнёшь.
- Вон ведро, вон черпак, - не глядя кивнул Компотов куда-то в угол. -
Много не наливай, сегодня менты придут, это мы ментам приготовили, завтра
какой-то ихний ментовский праздник. Кстати, Коля, раз ты пришел, давай-ка
поработай на благо родины. Вон, в посуду, которая из-под "Охты", возьми
воронку и разливай, только медленно, чтобы на пол не расплескать, понял?
- Ага, - согласился Колька. - Для ментов - это мы пожалуйста, ментярам
говна не жалко. Сам сначала глотну для храбрости, чтобы, значится, рука не
дрожала, и распузырю в один секунд.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг