- Халява, везде халява, - сочувственно сказал негр. - Слушай, брат, а
тебя здесь из-за чего держат? По роже вроде бы не больной.
- Вот. - Ванечка распахнул халат и показал свое покрытое паутиной
тело.
- Ё-моё! - Алик соскочил с койки и осторожно подошел к Ванечке. -
Потрогать можно? Шершавая. - Он коснулся пальцами паутины. - И докуда она?
По пупок? Или по эти самые? - Он показал на Ванечкины кальсоны. - Слушай, а
это не венерическое? Не от шерше ля баб? - Алик отдернул руку и зачем-то
подул на пальцы, вступавшие в контакт с паутиной.
- Не бойтесь, не заразитесь. Меня здесь на что только не проверяли -
по СПИД включительно. Все внутренние органы в норме, в организме никаких
отклонений. За исключением этой вот дряни. - Иван Васильевич устало махнул
рукой. - Изучают, изучают, а толку?
- Да-а! Дела-а! Угораздило же тебя. - Негр Алик вдруг спохватился,
нервно взглянул на дверь. - Сестру-хозяйку этот гусь обещал! Эй, мамаша! -
Бодрым шагом он направился к двери, открыл ее и выскочил в коридор.
Глава 8. "Фанта Мортале"
Издательство "Фанта Мортале" мягко тлело по направлению к Свану.
Заказанный в срочном порядке новый перевод Пруста для грандиозной
"Библиотеки шедевров" был выполнен хоть и в срок, но по качеству почему-то
оказался много хуже оригинала. Издательская машина застопорилась.
Типография выла волком и применяла штрафные санкции. Линия, забронированная
под Пруста, простаивала вторую неделю. Бумага дорожала как на дрожжах и по
цене уже приближалась к золоту. Хозяин, он же главред издательства, с горя
ушел в подполье, и на все телефонные домогательства скромный голос Оленьки,
секретарши, отвечал, что "главного еще не было", "не пришел", "сегодня уже
не будет". А тут еще на И. В. Вепсаревича, ответреда "Библиотеки шедевров",
напала эта странная лихоманка -изуродованный паучьей болезнью, вместо того
чтобы напустить на Пруста цепную свору своих наемных редакторов, он
отлеживался лежнем в больнице, пил кефир и ел бутерброды, которые ему
приносила мать.
Николай Юрьевич Воеводкин, шеф, хозяин "Фанты Мортале", вращался в
своем импортном кресле против часовой стрелки. Обычно это его успокаивало -
приходило на память детство: волчки, карусели, танцы в школьном
танцевальном кружке. Но сейчас даже кресло не помогало. Мысли были мрачнее
осени. Издательство шло ко дну, как "Титаник" в одноименном фильме. Надо
было срочно переделывать перевод, кого-то сажать на текст, и всё это -
время! время! - а времени не оставалось совсем. Все попытки загрузить
Вепсаревича натыкались на больничную стену: врачи настрого запретили
больному всякую редакционную деятельность, а на просьбы и мольбы к маме,
чтобы та заодно с кефиром протащила в палату рукопись, несговорчивая
Ванечкина родительница отвечала категорическим "нет".
За дальним концом стола горбился переводчик Стопорков, автор
злополучного перевода.
- Николай Юрьевич, вы поймите, ведь это же в корне неправильная
позиция, - гнул свою линию переводчик. - Ну и что же, что классик. Это у
них он классик да у Любимова. А по мне так он писатель из средних. Что-то
вроде наших Боборыкина и Павленко. Он даже точку вовремя не умел поставить,
поэтому у него все фразы такие длинные. А писать надо просто. Помните, как
у Блока: "Ночь, улица, фонарь, аптека"? Вот где ясность, вот где гармония
простоты. А то целых четыре страницы описывать куст сирени! Графомания это,
а по-современному - гнать листаж. Я считаю, переводчик за автора не
ответчик. Если автор написал плохо, то переводчик в этом не виноват. Это
раньше мы занимались лакировкой действительности. Делали из Хемингуэя
конфетку. А нынче надо читателю показать все недостатки оригинала. Чтобы
автор не больно-то зазнавался. И читатель не считал себя человеком низшего
сорта.
- Дмитрий, - поучал его Николай Юрьевич, - это же "Библиотека
шедевров", а не какие-нибудь "Секретные материалы"! Вы же знаете, кто у нас
в редколлегии. Лихачев, Егоров, Стеблин-Каменский... И при чем тут
лакировка действительности?
- Архаисты, все как один. А мы - новаторы. Николай Юрьевич, вы же
знаете, у меня своя школа, передовая. Сковороденко, Федоров, Мозельсон...
Вы же сами меня когда-то на премию выдвигали. Ведь выдвигали?
- Это Вепсаревич вас выдвигал, вот и довыдвигался...
- А что? Я слышал, Ивана Васильевича уже того?.. В смысле, лишили
должности?..
- Никто его должности не лишал. Заболел он, лежит в больнице.
- Боже мой, неужели рак?
- С чего вы взяли, что рак?
- Ну это я так, на всякий случай предполагаю. Значит, не рак? А если
не рак, то что?
- Я не знаю, как это называется. Никто не знает, даже врачи. Что-то
вроде паучьей болезни. Покрылся Иван Васильевич паутиной, и выскочили у
него на теле прыщи... Или, наоборот, потом паутина, прыщи вначале.
- Постойте, постойте... Что-то я про такое слышал... Прыщи, паутина...
И пауки бегают... ну вроде лобковых вшей.
- Нету у него никаких пауков.
- Нету? Значит, еще забегают. Какой у него период болезни?
-Дмитрий, если вы шутите, то время выбрали неудачное. Нам всем сейчас
не до шуток. И вы прекрасно знаете, почему.
- Николай Юрьевич! Ну какие могут быть шутки! Я... Дверь открылась, и
в кабинет заглянула Оленька:
- Толик принес картинки. Примете?
- Давай, - устало разрешил Николай Юрьевич, вытирая вспотевший лоб.
Улыбаясь, вошел худред. Улыбаясь, разложил перед Николаем Юрьевичем
работы. Улыбаясь, замер в ожидании оценки руководителя.
С минуту Николай Юрьевич изучал художественный продукт. Затем ткнул
пальцем в самый ближний рисунок.
- Это что? - спросил он худреда, нервно дергая жилочкой на виске.
- Логотип серии, - ответил, улыбаясь, худред. - Я сначала думал
Аниного дракончика, но работа Чикина мне показалась лучше. Художник...
- Да вы что, с ума все посходили? Художник! При чем здесь художник?!
Вы худред, вы оцениваете его работу! Что это такое? Скрещенные меч и посох?
Это же буква "ха". Понимаете, что решит читатель? Что книги серии все на
эту самую букву. Их никто покупать не будет! И мы опять будем... пардон, в
заднице.
- Предлагаете оставить дракона?
- Предлагаю? Это вы должны предлагать! - Николай Юрьевич отщелкнул
рисунок пальцем и подвинул к себе другой. - Здесь, здесь и здесь! Это же
тролли, а у них у всех морды, как у узников Бухенвальда. Кровожаднее надо,
чтобы кровь с клыков капала, чтобы человечье мясо с когтей свисало. А
принцесса? Где, спрашивается, вы такую принцессу видели? Глазки-щелочки,
ножки-щепочки, ручки... тьфу, слов не хватает! Да из-за такой уродины ни
один рыцарь меч пачкать не станет, сразу на хер пошлет. А этому вашему
мудильяни, - Николай Юрьевич уже тряс над столом очередным художественным
творением. - передайте, что мы издательство коммерческое. И своих "Бурлаков
на Волге" он пусть в музей какой-нибудь предлагает, а не сюда.
Николай Юрьевич развернулся в кресле и печально посмотрел на худреда:
- Толик! Неужели в городе нет ни одного стоящего художника? Не может
такого быть! Вон на Невском сколько их возле Катькиного сада толчется.
Сходили б, поговорили, объяснили наши требования, задачи... - Он не
закончил, в дверь опять заглянула Оленька. Вид у нее был какой-то
взъерошенный, удивленный.
- Приехал! - сказала Оленька таинственным шепотом. - Только это не он.
Это... она.
Глава 9. Спецред из Красноярска
- Как "она"? Какая "она"? А Лапшицкий? Мы дорогу кому оплачиваем?
Лапшицкому! Ждали сюда кого? Лапшицкого! Так какого, спрашивается...
Договорить Николай Юрьевич не успел. Из-за худенького Оленькиного
плеча, оттеснив секретаршу в сторону, показалось небольшое создание с
оленьими стрельчатыми глазами и северными чертами лица. Волосы у нее были
черные и волнами разметаны по плечам.
- Здравствуйте, - нежданная гостья твердым шагом обошла стол и
протянула хозяину кабинета аккуратные пальчики в перстеньках. - Шамбордай
Михайлович приехать не смог. Он... - Она вглянула на посетителей,
остановилась взглядом на переводчике, затем внимательно посмотрела Николаю
Юрьевичу на переносицу (вернее, так ему показалось: на переносицу, куда она
смотрела на самом деле, знала только она одна). - Он болеет, поэтому не
приехал. Медсестра Леля, его ученица. - И ладонь ее легкой лодочкой нырнула
в главредовскую ручищу.
- То есть как это медсестра Леля? - опешил бедный Николай Юрьевич.
Голос его сделался вдруг обиженным, как у школьника, опоздавшего на раздачу
конфет. Еще бы! Ждали Лапшицкого, вместо него приезжает какая-то непонятная
Леля, которая, оказывается, к тому же не просто Леля, а медсестра Леля!
Усраться можно! Она что, собирается Вепсаревича градусниками лечить? Или
пирамидоном? Бред какой-то! Припереться сюда из Сибири, чтобы ставить
Вепсаревичу градусники! Притом за мой счет.
- Кок-оол Медсестра Леля Алдынхереловна, - как ни в чем не бывало
сказала гостья ("Час от часу не легче", - подумал про себя главный). - А
вы - Николай Юрьевич, я вас сразу узнала. Шамбордай Михайлович мне много
про вас рассказывал. Я ваши фотокарточки видела.
Посетители потянулись к двери. Леля проводила их взглядом и с книжной
полки за спиной Николая Юрьевича взяла первое, что легло ей в руку. Она
раскрыла книгу на середине и медленно прочитала вслух:
- "Он поднял обернутый металлом конец своего артефакта". -
Перелистнув десяток страниц, она зачитала из другого места: - "У тебя
наверняка имеются дела более сложные, каковые в умелых руках твоего
помощника перестанут быть таковыми". - Перелистала дальше: - "Одна нога у
него была на каком-то отрезке жизни сломана". - Заглянув в выходные данные,
она нашла фамилию переводчика. - Д. Стопорков, - произесла она тем же
тоном, что и зачитывала строки из перевода.
- Значит, Шамбордай Михайлович заболел. - Мягким, неторопливым
движением Николай Юрьевич взял у нее из рук книгу и вернул на место. - А
вы, значит, его ученица. Медсестра... как вы сказали? Впрочем, неважно.
Очень приятно. - Жестом он указал на кресло, в котором только что сидел
переводчик. - Присаживайтесь, отдохните с дороги. А что Лапшицкий? Надеюсь,
ничего страшного? Ольга Николаевна! - крикнул он в приемную через дверь. -
Нам чаю! Или, может, вам кофе? - спохватившись, обратился он к гостье. Та
кивнула. - Один чай, один кофе, - наказал он секретарше за дверью.
- ...Вот такая у нас беда, - печально заключил Николаи Юрьевич,
осторожно прихлебывая из третьей по счету чашки.
Медсестра Леля вертела на пальце перстень; маленькая зеленая змейка,
запертая в капле стекла, следила за хозяином кабинета рубиновыми точками
глаз. Непонятно отчего, но взгляд этот особенно смущал и тревожил господина
главреда. Николай Юрьевич и так и этак пытался снять с себя его чары,
железной логикой доказывал себе невозможность влияния на человеческий мозг
дешевенькой стеклянной поделки, сосредотачивался на бюсте Дж. Р. Р.
Толкина, изготовленном по заказу издательства скульптуром В. Аземшей. Но
как "Титаник" глядел на айсберг, надвигающийся на него с холодной
неумолимостью, так глаза его возвращались к перстню и сердце наполнялось
тревогой.
-Скажите... - Николай Юрьевич все не решался заговорить о главном.
Слишком был туманен предмет для его практического ума. То есть вот он,
специалист, перед ним. Молоденькая самоуверенная девица, якобы ученик
Лап-шицкого. Но что эта девица умеет? Какие она предпримет шаги, чтобы
вернуть издательству нужного им позарез человека. И сколько на это у нее
уйдет времени? Последний пункт из мысленного списка сомнений волновал
Николая Юрьевича сильнее всего. День, неделя? Если больше недели, то и
огород городить нечего. - Шамбордай Михайлович ничего для меня не
передавал? Записочку там или, может, что-нибудь на словах? - Знал бы он,
что Шамбордай не приедет, ни за что бы не пригласил эту пигалицу. Но раз
уже вбуханы деньги - проезд, командировочные расходы, прочее, - раз
заварена эта каша, придется ее расхлебывать до конца. - Мы оформим вас как
спец-реда. Командировочные, естественно, за наш счет. И дорога в оба конца.
С билетами сейчас туговато, так что лучше позаботиться об этом заранее. Вы
когда, примерно, рассчитываете отсюда уехать?
- Учитель сейчас на дереве. И будет там до первых чисел июня. Если
дерево не захочет его оставить.
Николай Юрьевич ждал продолжения, но продолжения не последовало.
"Опять Михалыч перебрал мухоморов, - подумал Николай Юрьевич. - И чего
они в них находят? Лучше бы водку жрали, как все нормальные люди".
- Если Ольга Николаевна закажет вам билет на второе, справитесь к
этому сроку? - Шеф в уме подсчитал убыток от полуторанедельного проживания
гостьи из Красноярска и прикинул, кому из договорников-редакторов урезать в
этом месяце гонорар.
Гостья вновь промолчала; змейка выглянула из перстня и посмотрела на
Николая Юрьевича внимательно. Николай Юрьевич покраснел.
- Или лучше на третье?
Гадина, замурованная в стекляшке, отвела его взгляд к стене, где среди
плакатиков и картинок голубела реклама Аэрофлота.
"Нет уж! Никаких самолетов! Поездом, только поездом!"
- Я одного не соображу, - попробовал он переменить тему. - Иван
Васильевич в ИНЕБОЛе, а туда практически никакого доступа. Это вообще
полусекретное лечебное заведение, простому смертному со стороны в него не
попасть.
Фразу о "простом смертном" подколодная змея из стекляшки встретила
как-то по-особому ядовито, чем вызвала в Николае Юрьевиче новый прилив
смущения.
Гостья из Красноярска улыбнулась. Впервые за весь разговор улыбка ее
была естественной и открытой.
- Выше дерева стен не бывает, - сказала она смешливо и накрыла змейку
рукой. - А можно мне еще кофе?
- Ну, конечно! Ольга Николаевна! Один кофе!
- Шамбордай Михайлович мне рассказывал, что у вас в Питере сейчас
белые ночи.
- Ну, сейчас еще не самые белые, через пару недель будут белее, так
что... - Николай Юрьевич прикусил врага своего - язык. "Две недели! Молчи,
дурак!" - А паутину вы каким способом сводить будете?
- Ножницами, - рассмеялась Медсестра Леля. - Машинкой, какой раньше в
парикмахерских стригли. Знаете, такая: вжик-вжик.
- Вы серьезно? - обиделся Николай Юрьевич за ее легкомысленный юморок.
- Нет, конечно, - успокоила его сибирская гостья. - Но вообще-то
способ простой.
- Ага, - не стал уточнять главред, что же это такой за способ, и
перешел на дела житейские. - А жить вам есть у кого?
- Да-да, Шамбордай Михайлович дал мне адрес.
Полчаса спустя, когда кофе был выпит и гостью проводили до выхода,
Николай Юрьевич грустно смотрел на Оленьку и говорил ей не своим голосом:
- Ты хоть документы ее проверила? Шамбордая сейчас в Красноярске нет,
позвонить некуда, сидит, как дурак, на дереве и в ус не дует. Черт знает, а
вдруг эта дамочка аферистка. - Не глядя, он достал с полки толстый
глянцевый том, открыл его и прочитал, морщась, как от зубной боли: "Он
поднял обернутый металлом конец своего артефакта". Захлопнул книгу и
швырнул ее в мусорное ведро. - Стопорков не ушел? Зови этого мерзавца сюда
и принеси еще чаю.
Глава 10. Сосед по палате (продолжение)
Узенький луч фонарика шарил по его телу. В поисках лучу помогала
ловкая, уверенная рука подозрительно знакомого цвета. Пальцы мягко
скользили по паутине, раздвигали ее, трогали кожу, секунду медлили и бежали
дальше. Иван заметил, что клок паутины срезан на левой стороне груди под
соском. Маленький, почти незаметный.
- Алик, - спросил он сонно, - вы что-нибудь потеряли? Рука дернулась и
ушла в темноту. Луч фонарика мгновенно погас. Иван Васильевич потянулся к
тумбочке и засветил грибок ночника. Сосед ворочался у себя на койке,
скрипел пружинами и сопел в подушку. Пятки его коричневых ног, торчащие
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг