колючими островками подбородок и часть лица, отчего на беззащитного Карла
полетели сухие крошки и волоконца кисловатого табака. Уворачиваясь от
неприятных предметов, арахнид отскочил в сторону, Колька же продолжал с
вызовом: - А то начитанного им подавай, ученого! Вот и получили -
начитанного. Лежит там на всем готовеньком, жрет от пуза, медсестер,
извиняюсь... лапает и имеет полтинник в день. Плюс аванс. Плюс премия,
когда из больницы выйдет. Конечно, это ему не на мусорном отвале работать.
Там он вкалывал в говне по колено через сутки по пятнадцать часов. А здесь
лежи себе, отдыхай. И чего же не отдыхать-то, когда в день тебе идет по
полтиннику. Плюс аванс. Плюс премия, когда из больницы выйдет...
- Все, заткнись! Задолбал со своим полтинником, - зыркнула на него
Калерия. - Сейчас надо не о полтинниках думать, а о том, как опередить эту
девку, которая вместо Шамбордая Лапшицкого из Сибири приехала...
- Грохнуть, и все дела! - подал реплику арахнид Карл. - Нет человека,
нет проблемы.
- Проблема есть, - сурово возразила Калерия. - Как выйти на
Вепсаревича и Чувырлова - вот проблема. Вахтер Дроныч ушел в запой. Семенов
на звонки не отвечает, молчит. Антимонову из районной администрации выперли
со службы за взятки, так что больше в лечебницу никого запихнуть нельзя. -
Тяжелым взглядом она обвела присутствующих. - Короче, связь с ИНЕБОЛом пока
потеряна. Я подчеркиваю - пока. - Она гневно посмотрела на арахнида. - А
тут ты еще со своим "грохнем"... Может, эта сибирская визитерша -
единственный для нас шанс добраться до Вепсаревича. Грохнуть всегда
успеется. Сперва нужно ее прощупать, может быть, попугать слегка. И все это
нужно сделать оперативно.
- Прощупать можно, - ухмыльнулся Колька из 30-й квартиры. - Насчет
прощупать - это мы запросто. Помню, как-то с Глюкозой мы гражданочку одну в
садике за гастрономом прощупывали...
- Так. Пошли разговорчики. - Калерия хлопнула по столу ладонью,
обрывая отвлекшегося от темы Кольку. - Я тебе за что гонорар плачу, за
работу или за болтовню? Вот и думай не о глупостях, а о деле. Карл, - она
повернулась к Карлу, - ты однажды рассказывал про какого-то бородатого
паука из Первого медицинского, который на красную паутину молится. Может,
он еще не совсем умом тронулся, и стоит дать ему поручение нанести
революционный визит к соседям?
- Дать-то можно, а толку? - отмахнулся Карл безнадежно. - С его умом
ходу ему до первых встреченных голубя или вороны. Хотя, в общем-то, почему
не дать? Хуже от этого, во всяком случае, никому не будет.
- Насчет ума помолчал бы. Далеко ты со своим умом в прошлый раз дошел?
До первой встреченной подошвы, и та в говне.
"Уж при Кольке могла бы и не вспоминать". Карл обиженно прикусил
педипальпу, краснея не лицом, по-людски, а по-паучьи - брюшком и задом.
- Так что этот вариант проработай, - продолжала Калерия. - А тебе... -
посмотрела она на Кольку. - Ты возьмешь своих дружков-стеклотарщиков и
будешь с ними опекать сибирячку.
- Опекать это пугать или щупать? - не усвоил задачу Колька.
- Опекать - это ходить за ней следом и наблюдать, с кем она
встречается.
- Как же за ней ходить-то, когда ни я, ни кто из ребят ее в глаза ни
разу не видели? Пойдешь, а потом окажется - не за той.
- Увидишь, и очень скоро. Сегодня она собирается наведаться к
Ванечкиной мамаше. Когда она будет от нее выходить, пристроишься за ней
следом. Важно выяснить, где эта сибирячка живет и не встречается ли она с
кем-нибудь из институтского персонала.
- У него на лбу не написано, ну, у этого, с которым она встречается,
что он работает в институте.
- Не написано - значит, спросишь. А не ответит - значит, спросишь еще
раз. Твой Глюкоза с твоим Компотовым разве не знают, как с людьми
разговаривать?
- Витя, что это, объясни, пожалуйста, ты же редактор книги. Вот,
сейчас... - Николай Юрьевич, хозяин, директор и главный редактор "Фанта
Мортале", вытащил из пачки листов один и прочитал подчеркнутую красным
карандашом строчку: - "Пусть жизнь меня в землю втоптает". - Он поморщился
и протянул листок собеседнику.
Тот взял его, повертел в руках, сощурил глаза, задумался.
- Да, - сказал он спустя мгновенье. - С грамотностью у Лобова
туговато. Но зато он берет образностью.
- Слушай, дорогой, мне не важно, образностью он берет или чем. Мне
нужно, чтобы было по-русски. Чтобы перед читателем потом не краснеть.
- Хорошо, Николай Юрьевич, я исправлю. Ага, пусть будет "вминает".
Нормально? По-моему, ничего. Вы как? - Собеседник господина директора
торопливо написал на листке корректорский значок и замену. - Да, Николай
Юрьевич, я тут вашего редактора встретил. Вепсаревича Ивана Васильевича,
ну, который на "Библиотеке шедевров".
- Как? - не понял Николай Юрьевич. - Вепсаревича? Где? Когда? - Лоб
его покрылся испариной. - Не может быть, ты ошибся. Вепсаревич в больнице.
- Честное слово, видел. В одной компании вместе водку пили.
- Ерунда какая-то. - Рука Николая Юрьевича уже давила на телефонные
клавиши. - ИНЕБОЛ? Здравствуйте, это Воеводкин Николай Юрьевич. Да,
издательство "Фанта Мортале". Как там наш Иван Васильевич? Живой, здоровый?
Почему спрашиваю? Как это почему? Мы своих лучших сотрудников ни по будням,
ни по праздникам не забываем. - Лицо его в продолжение разговора
приобретало спокойный вид. Не занятая трубкой рука, до этого отбивавшая
сумасшедшую барабанную дробь, теперь плавно перебирала пальцами, наигрывая
"Прелюд" Шопена. - Пить надо меньше, - сказал он обалдевшему Вите, кладя на
место телефонную трубку, - а то не только Вепсаревича, чертей зеленых в
унитазе увидишь. Лежит себе Иван Васильевич в ИНЕБОЛе, как и лежал. И
выписывать его оттуда пока что не собираются. Сволочи, - добавил он,
вспомнив о горящем синим пламенем томе Марселя Пруста. - Гады, сволочи,
рыбы, совы! Вот построю всем на зло стрехулёт и улечу от вас далеко-далеко,
куда-нибудь на Магелланово облако. Раков буду ловить, землянику кушать. Или
к Сашке Бабушкину пойду корректором в "Мир металла". И идите вы тогда со
своими железными артефактами к негру в задницу.
Не мог знать Николай Юрьевич Воеводкин, что главврач Института
неопознанных медициной болезней строго-настрого наказал своим подчиненным
не открывать страшной тайны исчезновения Ивана Васильевича, дабы не
позорить себя и вверенное ему лечебное учреждение.
Глава 7. Книжный Петербург
Утро было хмурое и бессолнечное, потому что гардина на окне была
темной, такой же, как прошедшая ночь. Чтобы ее отдернуть, не хватало длины
руки. Ванечка чуть разжмурил глаза, веки были дряблые и чужие. Одеяло
сползло с постели и топорщилось угловатым комом, напоминающим оскверненный
памятник.
Внутри у Ванечки было не просто плохо, внутри у Ванечки было адски
плохо. Болело сердце, болела печень, болели легкие. Он вспомнил, как
однажды с похмелься попробовал надуть сыну своей знакомой воздушный шарик и
что из этого вышло. Воспоминание вызвало приступ удушья и тошноты.
Он заставил организм успокоиться, приласкал его грядущим покоем. Затем
попробовал вспомнить события минувших часов. Вспоминалось мелькание лиц,
какие-то блестящие турникеты, через которые он пробовал перелезть, затем -
липкие поцелуи в лифте, дальше - поиск оторвавшейся пуговицы... Пуговицу,
кажется, не нашли... нет, нашли, она оказалась в... Тут он вспомнил, где
она оказалась. Это они играли в прятки. Уже после, когда разделись. Она
спрятала ее у себя в... Ванечка почувствовал, что краснеет. Потом понял,
что не может вспомнить ее лицо. Стало жарко. Невыносимо жарко. Больным
взглядом он оглядел себя. Паутина на груди и руках была жирная и давила на
тело. Он с трудом шевельнул рукой, провел пальцами по ложбине паха. Волосы
на лобке свалялись, член был липкий от погружения в неизвестно чье лоно. Он
не помнил ее лица. Ни имени, ни лица, ничего. Только эту идиотскую
пуговицу. Кто она. женщина, с которой он провел ночь? И в чьей он сейчас
квартире? И почему один? И что он скажет, если вдруг откроется дверь и
хозяева увидят его лежащим в стыде и муках?
Ванечка схватил сползшее одеяло и быстро натянул на себя. Затем увидел
неподалеку стул с наваленной на него одеждой. С трудом принял сидячее
положение, глотнул воздуха и решился встать. Встал. Задыхаясь дошел до
стула. Когда натягивал помятые брюки, подумал вяло, что неплохо бы принять
душ. Затем вспомнил, что он не дома, и мелькнувшая мысль о душе погасла,
как выкуренная сигарета. Потом он долго сидел на стуле, оценивая слухом и
обонянием запахи и звуки квартиры.
Запахов было много. Но несмотря на их пугающее обилие, главного, ради
которого Ванечка мог смириться и терпеть все другие, в комнате практически
не было. Книгами, здесь не пахло книгами. Лишь от узкой сервантной полки
протянулась к его ноздрям легонькая карамельная струйка. Он поднялся,
дошагал до серванта, бросил взгляд на тощую стопку одинаковых, как
матрешки, книг. Взял верхнюю. "Любовь напрокат". Раскрыл. Перевод с
английского Стопоркова. Почувствовал, как паутинные нити, усмехаясь,
вылезают из пор и секут его похмельное тело. Аккуратно вернул книгу на
место и услышал, как звонит телефон
Телефон звонил с полминуты. Ванечка сначала не подходил, почему-то не
мог решиться. Когда звонок на две секунды умолк, а после с силой
застрекотал по новой, Ванечке подсказала совесть, что лучше все-таки трубку
взять.
- Привет, - услышал он с другого конца. - Как здоровье с утра?
-- Ничего, продвигается, - бодро ответил Ванечка, пытаясь по звуку
голоса определить, кому из знакомых этот голос может принадлежать. Но
единственное, что ему удалось выяснить, это то, что голос был женский.
- Это я, ты что, меня не узнал? - Вопрос сопровождался смешком, в
котором было что-то смутно знакомое. Что-то связанное с прошедшей ночью. С
чем-то влажным, настойчивым и приманивающим.
Заворочался проснувшийся член. Цыкнув на него мысленно, но беззлобно,
Ванечка ответил чуть заикаясь:
- Вообще-то, похоже, наверно, скорее, нет.
- Ну, здрасьте! А как же техника мягкого ввода, которой я тебя всю
ночь обучала? Ты в постели такой тихий, такой мохнатый, как... ну, как
паучок.
- Как истинный Морской Козел, - ответил зачем-то Ванечка словами из
стопорковского перевода какой-то очередной бредятины в жанре фэнтези.
- Какой козел? Ты что, еще не опохмелился? Слушай, в холодильнике
пиво. Ты хотел вчера выпить, а я не дала, спрятала, чтобы наутро было.
Видишь, какая у тебя заботливая жена.
- Жена? Почему... жена?
- Мы же договорились - сегодня я подаю на развод с Серегой, а потом,
когда в суде все оформят, мы с тобой пишем заявление в ЗАГС...
"Ни фига себе пирожки с котятами. - Трубка в Ванечкиной руке сделала
прихотливый фортель. - Она, оказывается, еще и жената".
Он с тоской посмотрел на дверь, представив, как та распахивается и,
почему-то с подбитым глазом, сюда вваливается этот самый Серега, обманутый
рогоносец-муж.
- В общем, так, - продолжала трубка. - Сейчас начало одиннадцатого, на
работе я сегодня до двух. Пей пиво и приходи сюда. Адрес магазина, надеюсь,
помнишь?
- Не помню я никакого адреса. Я и имени твоего не помню. Честно, ты
меня не разыгрываешь? - Ванечка уже начал злиться, и на другом конце
провода это, видно, почувствовали.
- Кто меня вчера Воробышком называл? "Мой Воробышек, а можно я вас
поцелую в клитор..." Ну, давай, вспоминай, раз-два.
Ванечка наконец вспомнил. Ну, конечно, это была та рыжая, с которой он
познакомился у Натана. Та самая, с фамилией Воробей, муж которой в
гражданском браке с какой-то Танькой и с которым она встречается только,
когда у Таньки месячные. Воробей, а звать ее не то Эстер, не то Эсфирь. Она
работает в антикварно-букинистическом на Литейном ("Странно, если она
работает в "Букинисте", почему, кроме дамского чтения, в доме нет ни одной
книги!"). Ванечка этот магазин знал еще с советских времен. Кажется, на
этой почве они вчера с ней и сошлись. Но не до такой же степени
продолжалось это знакомство, чтобы, уснув человеком свободным, проснуться
утром связанным семейными узами. В конце концов нынче не Домострой. И
поцелуй в клитор вовсе не означает, что совершивший его обязан в результате
жениться. Он собрался ей это высказать, но слова, пока складывались во
фразы, слиплись, перемешались, съежились и превратились неизвестно во что.
- Слушай, это сколько ж мы вчера выпили? - спросил Ванечка смущенно и
нервно. Потом голову обожгла мысль: "Она видела мою паутину. "Тихий и
мохнатый, как паучок"". Он помялся, затем выдавил из себя через силу: -
Послушай, Эстер... когда... в общем, когда мы с тобой это самое... ну, в
постели... тебя во мне все устраивало?
- А на хера я, спрашивается, согласилась бы на твое предложение, если
бы меня в тебе что-нибудь не устраивало? Конечно, по части секса мог бы
вести себя и помужественнее, но, думаю, это дело времени. Мужчины всегда,
когда в первый раз, ведут себя не очень-то ловко. От робости, ну и от
алкоголя. В следующий раз, когда будешь со мной в постели, много пить не
советую. Ладно, мне тут работать надо. Жду через час, запомнил? Когда
будешь уходить, просто захлопни дверь. И подергай, а то бывает, что замок
не защелкивается. Да, послушай, может забежать муж. Если забежит, ты ему
скажи, что диван я отдавать передумала. Фиг ему, а не диван. Он со своей
Танькой и на раскладушке перекантуется.
- Эстер? Вон туда проходите. - сказал Ванечке маленький бородатый
книжник, хозяйничавший за прилавком с редкостями. Бородач был похож на
Пана, единственно - не хватало свирели. Ванечка ответил кивком и прошел,
куда тот показывал.
За стоптанным неровным порогом начинался небольшой коридор с низким
полуподвальным сводом. Упирался коридор в комнату, набитую под завязку
книгами. По одной стороне коридора внавалку лежали на стеллажах сотни
разномастных изданий, по другой стороне книг не было, но чувствовалось, что
за хлипкой дверью и еще за одной, потолще, сокровища таились немалые. У
Ванечки глаза разгорелись только от одного вида того, что заметил он на
стеллажных полках.
Были здесь и "Описание курицы, имеющей в профиль фигуру человека"
Фишера, и известное сочинение Каржавина "Описание вши". Имелся здесь и
"Криптоглоссарий", составленный и изданный Н.П. Тихоновым в 1891 году,
книга, в которой были тщательно собраны все вариации слова "выпить", а
также его синонимов. Увидел Ванечка и редкие во все времена "43 способа
завязывания галстука". Рыхлой пачкой, пропахшей пылью, лежал полный
комплект журнала "Военный крокодил" за 1925 год. Маленькие книжечки
"Библиотеки красноармейца" служили чем-то вроде мягкой прокладки между
томом Франца Ульриха Теодора Эпинуса "О строении поверхности Луны и
происхождении неровностей оныя от внутреннего огня", выпущенным в
Санкт-Петербурге в 1781 году, и одетым в кожаный переплет "Предсказанием о
падении Турецкаго царства аравийским звездословом Муста-Эддыном", изданным
в Москве, тоже в 18-м веке, но десятилетием позже.
Ванечка прошелся вдоль полки, приметив цепким взглядом профессионала
потрепанный номер "Друга народа", газеты, которую издавал Марат в 1789
году. Номер был тот самый, последний, с запекшимися следами крови Марата,
убитого Шарлоттой Кордэ.
Видя все эти диковины, Ванечка уже нисколько не сомневался, что
где-нибудь - возможно, за той вон дверью с подпалинами и облупившейся
краской - скрываются книжные раритеты и вовсе удивительные и редкие.
Сочинения Адама, к примеру, - полностью, все 12 томов, от "Азбуки
древнерайского языка" до "Завещания" и "Поэтических сочинений". Обе книги
Евы - "Пророчества" и "Евангелие". Книга Авеля о целительной силе растений
и исторические сочинения Еноха, напечатанные на белом пергаменте и
хранящиеся в футлярах из шелка..
Но тут прозаически зашумела спускаемая за дверью вода, и оттуда,
оправляя на ходу юбку и приглаживая непослушные пряди, вышла его леди
Годива, рыжеволосая дьяволица Эстер, приютившая и согревшая Ванечку грешной
ночью после вчерашней пьянки.
- Привет, - сказала она и чмокнула его в небритую щеку. - Слушай,
такое дело. Мне тут позвонил мой козел... Ну, в общем... давай-ка мы
отложим нашу свадьбу до осени. У него путевка горит в Испанию. Таньку он
брать не хочет - еще бы, с такой уродкой по заграницам ездить. А у меня все
равно неотгуленный отпуск за прошлый год.
- Ага, - согласился Ванечка, - до осени, так до осени. - И мгновенно
переключил внимание на непонятного назначения механизм, замеченный им в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг