я совместил с риской цифру - "10": разряды будут произво-
диться импульсами - через каждый порядок нарастания мощнос-
ти. Стрелка гальванометра дрожала у крайней черты. Я включил
блок индуктивности и поставил автоконденсатор на пиковые
частоты. Все приборы работали превосходно.
Я подержал над камином руки и приложил их к вискам. Мне
показалось, что к лицу прикоснулись ледышки. Окно смотрело
на меня огромным мутным бельмом. Гудели приборы, трещали
молнии. Причудливые конструкции камеры, в которой был уста-
новлен деспинатор, бросали на белый кафель стен страшные
расплывчатые тени.
Я чувствовал, что время проложило свою дорогу через мое
сердце. Медлить больше было нельзя. Казалось, что с каждым
мгновением уходит жизнь. Минутная стрелка на больших часах
под потолком почти не двигалась, но я-то знал, что время бе-
жит, как стремительный водопад, прыгающий через камни, в
такт ударам сердца. Я включил деспинатор. Где-то в глубинах
массивных хрустальных призм родился еле заметный сапфировый
лучик. Я начал медленно вращать лимб настройки... Лучик су-
зился до толщины волоса. Потом я включил реостат развертки
во второе гильбертово пространство. Лучик исчез. Вместо него
где-то далеко-далеко горела крохотная голубая пылинка, слов-
но далекая звезда девятой звездной величины. Теперь нужно
нажать только эту маленькую черную кнопку, и конденсатор
начнет периодически изрыгать все более и более чудовищную
энергию. В голубой звездочке все элементарные частицы меняют
свой спин на спин кванта единого поля. Закон сохранения пол-
ного спинового момента количества движения при этом не нару-
шается. Происходит как бы перераспределение, которое я наз-
вал вырождением спина. Если теперь разрядить там энергию
конденсатора, то плотность ее резко возрастет и вырожденные
частицы будут сближены до размеров меньших, чем их собствен-
ные диаметры. Что будет тогда? Об этом не знает ни один че-
ловек в мире. Я надеюсь, что они исчезнут, превратятся в ка-
кое-то основное поле. И я включаю кнопку.
У меня за спиной щелкают реле. Конденсатор сбросил первую
порцию мощности. Я не отрываюсь от окуляра и медленно вращаю
лимб. Голубая звездочка вытягивается в едва заметный эллипс.
Еще сброс! Эллипс становится похожим на гантельку. Я нахо-
жусь где-то на уровне молекул. Конечно, то, что я вижу, это
не сама молекула, а лишь сигнал о пройденном рубеже дроби-
мости материи. Вновь щелкнули реле. Но что же это? Голубая
звезда исчезла. Неужели что-то испортилось? Мне сразу стано-
вится жарко. Я опускаюсь в черное кожаное кресло и вытираю
лоб платком. Опять щелкают реле. Я бросаюсь к окуляру. Там
чернота осенней ночи. В чем же дело?
И вдруг приходит озарение. Ведь материя прерывна и непре-
рывна одновременно. Великое единство противоположных ка-
честв. Я шагнул за границу молекулярного уровня, но еще не
достиг атомного. Нужно ждать!..
Прошло около часа. Белая плесень за окном чуть посинела.
Плотность энергии возросла в семнадцать миллиардов раз. И
тут я опять увидел дорогую, бесценную сапфировую пылинку.
Лимб становится уже грубой системой фокусировки. Я начинаю
вращать колесико верньера. Все точнее и четче изображение. И
звездочка раздвоилась! Пробую осмыслить происходящее. Оче-
видно, передо мной все та же молекула, но я вижу уже не це-
лое, а составные части - атомы двухатомной молекулы како-
го-то газа. А может быть, это уже ядра?
И потянулись томительные часы. Один раз экран был темен
три с половиной часа, и я уже отчаялся увидеть элементарные
частицы. За окном было совсем темно. Наверное, моя лаборато-
рия была единственным обитаемым помещением во всем институ-
те. Я подошел к раковине и смочил холодной водой виски. Ве-
роятно, есть какой-то предел, дальше которого человек не мо-
жет идти. И как бы в ответ на эту мысль щелкнули реле. Уже
ни на что не надеясь, совершенно рефлекторно я подошел к
прибору и склонился над оптической системой. На черном бар-
хате вновь горела звезда. Наверное, так древним мореплавате-
лям светила с незнакомого неба одна-единственная путеводная
звезда. Я тоже пустился странствовать в просторы "маре ин-
когнитум", я тоже сбивалсй с курса и приходил в отчаяние, но
всякий раз вспыхивал и дружески мерцал мне голубой огонек. Я
увеличил четкость, и звездочка распалась на множество мик-
роскопических точек. Они сливались друг с другом, вспыхивали
и исчезали, рождались из пустоты и исчезали в небытие. Я ви-
дел игру элементарных частиц, изменчивую комбинацию изменчи-
вых субстанций. Они обеспечивают относительную стабильность
мира, который кажется нам незыблемым и вечным.
Потом элементарные частицы исчезли. Они гасли постепенно,
как свечи в Прощальной симфония. И когда погасла последняя и
когда я девять часов провел в ожидалии новых вспышек, в моих
ушах зазвучала музыка Гайдна. Как тогда, на концерте, я про-
должал слышать музыку, которой уже не было, так и теперь,
когда исчезло вещество, я верил, что звезда еще раз вспых-
нет.
Настало утро. Погас камин. Нежным желтоватым пеплом по-
дернулся сгоревший торф. По-прежнему шел дождь и растекались
по стеклу холодные серые капли. А я все ждал! И я увидел! Я
дождался.
Я увидел мириады огоньков, переливающихся всеми цветами
радуги. Это было глубоко за порогом элементарных частиц. Я
видел субквантовый мир! Может быть, даже это была прамате-
рия. Апейрон древних греков, из которого построено все.
Меня поразило многообразие светящихся точек. Я не мог из-
бавиться от ощущения, что вижу что-то хорошо знакомое. Я
снял спектр, несколько раз сфотографировал и даже зарисовал
расположение точек. Потом я проверил приборы. Все было в по-
рядке. Периодически щелкали реле. Конденсатор сбрасывал оке-
аны энергии. И только счетчик, обычный электрический счетчик
бешено вертелся... в обратную сторону. С того момента, как
исчезли элементарные частицы, энергию конденсатору давала
моя установка.
Я рванул рубильник и отключил прибор от сети, рухнул в
кресло и заснул.
Проснулся я от внезапно наступившей тишины. Мотор не ра-
ботал. Уго сидел рядом со мной и осторожно отвинчивал ком-
пас.
- В чем дело, Уго? - спросил я.
Уго молча прижал палец к губам и показал рукой куда-то в
темно-серую туманную пустоту. Я пригляделся и увидел, как
где-то далеко мечется расплывчатое светлое пятно. Уго сделал
мне знак пройти за ним в каюту. Согнувшись, чтобы не задеть
головой низкий потолок, я пролез в крохотную комнатку. На
маленьком откидном столике стоял ацетиленовый фонарь, жес-
тянка с табаком и валялись брезентовые рукавицы.
Уго нагнулся и достал из ящика бутылку темного сладкого
пива доппель-карамель. Открыл ее и протянул мне. Потом он
еще раз нагнулся и достал бутылку для себя. Отпил несколько
больших глотков и тихо сказал:
- Патруль. В ночь и туман они нас не заметят. Но уже све-
тает, и утро обещает быть ясным. Если нас засекут, скажем,
что сбились с курса из-за поломки компаса. Я его уже отвин-
тил.
Мы вышли на палубу. Было удивительно тихо. Я ничего не
слышал, но Уго уверял, что различает рокот моторов.
Так, сидя в полном молчании, мы провели часа полтора. Уго
несколько раз вставал и прислушивался. Потом, наконец, мах-
нул рукой и сказал:
- Все! Кажется, проскочили.
Он вынул из кармана отвертку и поставил компас на место.
Закурил трубку и спустился вниз запустить мотор.
Я чувствовал себя превосходно. Короткий сон среди без-
молвного моря удивительно освежил меня.
Вернулся Уго и сказал, что нам осталось часов пятнадцать
пути и я могу еще поспать. Здесь или в каюте.
- А вам разве не хочется спать, Уго? - спросил я.
- А кто поведет за меня баркас? - совершенно спокойно
возразил он.
Я прошел в каюту. Снял зюйдвестку, стащил огромные рези-
новые сапоги и лег на застланную верблюжьим одеялом койку. В
крохотном иллюминаторе было темно.
Я поймал себя на том, что жду, чтобы там вспыхнула ма-
ленькая сапфировая искра. Вероятно, когда человеку нечего
делать, он вспоминает. Баркас слегка покачивало...
Я вспомнил ту минуту, когда понял суть своего эксперимен-
та. И, как тогда, я испытал необъяснимое и несравненное
чувство ужаса и благоговения. И вновь мечты увлекли меня в
прошлое.
Когда я вдруг осознал, на что похоже распределение светя-
щихся субквантовых точек, я почувствовал, что схожу с ума. Я
даже сжал голову руками и закрыл глаза. Мне показалось, что
в моем черепе помещается драгоценная влага и если я не буду
сидеть спокойно, то могу расплескать ее.
Некоторое время я провел в каком-то оцепенении.
Я узнал приблизительную картину распределения галактик в
метагалактике.
Было ли это случайным совпадением или природа уподобилась
собаке, кусающей свой собственный хвост?
Мысль эта была дикой, неожиданной, она сбила меня с ног,
завертела в водовороте догадок и вопросов. Но я постарался
взять себя в руки. В конце концов почему бы и нет?
Наши представления о пространстве основаны на многовеко-
вом опыте человечества и нескольких десятках физических
уравнений. Все сводится к тому, что в природе существуют две
бесконечности. Бесконечность микромира и бесконечность кос-
моса*. Применяя слово "бесконечность" к элементарной частице
и вселенной, мы еще раз подчеркиваем их диалектическое
единство. В нем выражено то общее, что заставляет нас распо-
лагать и атомы и галактики на одной прямой - от меньших раз-
меров к большим, - и так до тех пор, пока не откажет вообра-
жение, пока не взбунтуется наше ограниченное мышление. Тогда
мы прибегаем к спасительному значку со и, направив оба конца
прямой в противоположные стороны, считаем, что пространство
нами понято.
В наших мыслях большое убегает от малого. В наших предс-
тавлениях мы искусственно отрываем бесконечность Микро от
бесконечности Макро. Как иногда подводит людей их способ-
ность раскладывать все по полочкам! Полочки-то выдуманные...
Ведь в природе микрокосмос непрерывно и повсеместно присутс-
твует в макрокосмосе. Природа едина и целостна. Значит...
Значит, должно существовать место или, может быть, момент,
когда две великие бесконечности
* На современном языке - мегамира. (Примечание профессора
Крабовского.)
сливаются в одну, чтобы вновь и вновь демонстрировать мате-
риальное единство мира. Время или место? А может быть, и то
и другое? Что же я увидел в своем приборе? Может, это как
раз и есть оно?..
Я был слишком взволнован, я должен был отвлечься, но
нельзя было терять ни одной минуты...
Я поднялся, чтобы пройти в фотолабораторию и проявить
пленку. Потом я хотел обработать спектральные данные. Только
тогда я мог бы поверить, что не схожу с ума.
Но в этот момент дверь распахнулась, и в комнату вошли
три штурмовика. Цилиндрические фуражки с длинным козырьком,
коричневые френчи, перекрещенные ремнями, красные повязки со
свастикой на рукавах. Я плохо помню, что произошло дальше.
Очнулся я на улице. Мой белый халат был запачкан кровью и
грязью. Одежда разорвана, лицо разбито.
Так я и не смог получить ответа на волновавший меня воп-
рос. А я-то мечтал обработать все данные и написать статью!
Один экземпляр я послал бы в "Анналы физики", два - в Анг-
лию, Резерфорду и Эддингтону, два - в Америку, Эйнштейну и
Хабблу, два - в Россию, Капице и Фоку, и один в Данию, Ниль-
су Бору.
Вот поднялась бы буря! Мы бы все вместе устремились в уз-
кую брешь, случайно забытую природой! Бог не успел бы огля-
нуться, как в самой тайной его комнате сидели бы несколько
физиков и преспокойно писали свои уравнения.
Но теперь я мог надеяться лишь на себя. Мне ничего больше
не оставалось, как размышлять. Только чисто философски я мог
проверить правильность своих неожиданных выводов.
Итак, природа похожа на собаку, кусающую свой собственный
хвост. Нет ни микромира, ни макромира, ни еще большего мира
метагалактики. Мы их придумали для удобства, чтобы легче бы-
ло понять единый физический мир.
Эйнштейн доказал относительность многих наших законов.
Даже такая мера, как длина, оказалась зависимой от скорости.
Стонней высказал идею о минимальных пространственных рассто-
яниях и' минимальных длительностях. В пространственно-вре-
менных ячейках, измеряемых длинами, меньшими Ю-48 см, и про-
межутками, меньшими Ю-35 сек., нет уже ни времени, ни прост-
ранства. По крайней мере в нашем понимании. Это элементарный
четырехмерный пространственно-временной объем Стоннея, Ам-
барцумяна, Иваненко. Значит, вселенная не бесконечна в сто-
рону уменьшения. А в сторону увеличения?
Закрытая модель Фридмана - и это все? А может быть, отно-
сительны не только меры пространства, но и принципы сравне-
ния этих мер? Мы говорим, что килограмм больше грамма, атом
меньше звезды, и это кажется нам само собой разумеющимся. Но
мы не говорим, что электрон больше фотона на том лишь осно-
вании, что он способен испускать фотоны. И вообще до каких
пределов верны и применимы наши понятия "больше", "меньше",
"А больше В, - так как состоит из нее? Может быть, есть та-
кие границы и в сторону увеличения и в сторону уменьшения,
когда просто нельзя сравнивать, что больше и что меньше. Там
просто нет этого качества, без которого нам никак не обой-
тись в привычном нам мире. Мы можем сказать, что галактика
больше протона, но уже не имеем права сравнивать субкванто-
вую частицу с метагалактикой!
Ура! Я, кажется, нашел решение. Главное, не отвлекаться и
не дать мыслям расползтись... Значит, когда в моем приборе
погасли элементарные частицы и до тех пор, пока в нем не по-
явилась метагалактика, я видел мир, где неприменимы понятия
"больше" и "меньше"? Именно там находится точка, где зубы
собаки касаются ее хвоста! Место спая великого кольца...
Кольцо, именно кольцо, а не линия, обоими концами уходящая в
бесконечность вселенной и бесконечность микромира. Тысячи
раз правы те мои коллеги, которые утверждали, что природа
устроена гораздо проще, чем мы думаем. Проще и хитрей. Поп-
робуем выразить все это математически. Итак, у нас есть
уравнение Дирака. Если волновая функ..." (Здесь из тетради
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг