- Позвольте вопрос... он скорее похож на небольшую речь... но если
уважаемый проповедник сможет опровергнуть меня во мнении... я буду
благодарен, если мне разъяснят мои ошибки и покажут, в чем заблуждаюсь. Мне
хотелось бы знать, почему доктор выбрал именно химию, химические соединения
как основу будущей духовной культуры человечества? Ведь все, что сказано,
уже так не ново! Вино и его разновидности используются уже тысячелетия.
Следует заметить, что использование это идет весьма интенсивно, но...
простите, может быть, я не понимаю, однако где же счастье, о котором шла
речь? Или у доктора другие данные о состоянии мира и культуры? Возможно, он
располагает новейшими сведениями о делах на нашем грешном земном шаре. Но
что касается меня, я не думаю, что стимуляторы могут изменить лицо мира. Как
и другие химические соединения.
- Доктор ответит сразу на все вопросы, - вставил Джимми, как только Ик
сделал паузу.
- Я согласен с... господином... - Альберт сделал соответствующий жест
рукой, Ик поклонился, и они обменялись улыбками. - Но от себя мне хотелось
бы добавить несколько слов. Прежде всего замечу, что доктор противоречит
себе. Он отвергает вначале то, что принимает как должное в конце. И
наоборот. Сегодня днем в программе Отрицания доктор Трири отверг научным
метод развития мира. Он низверг науку с заоблачных высот и растоптал ее. Но
это не помешало ему сегодня же, в программе Утверждения, использовать для
своих целей ту же науку. Все разновидности допингов, с помощью которых
доктор собирается менять лицо земного шара, найдены учеными. И будущее этой
области зависит от прогресса науки. Отвергая науку, доктор Трири перерезает
ниточку, на которой висит его, с позволения сказать, учение. Я говорю о
наслаждении. Чисто физиологическая функция человеческого организма положена
в основу философской и социальной системы. Абсурд! И почему именно
наслаждение, а не что-либо иное? Жевание, например, пищеварение,
подмигивание левым глазом, которое некоторым людям также доставляет
удовольствие, или я уж не знаю что. Понять выбор доктора можно, он лежит в
области приятного, но этого еще мало для обоснования философской концепции.
Что же касается картин будущего, нарисованного уважаемым проповедником, то
они не выдерживают критики. Не нужно быть специалистом, чтобы предсказать,
какой вред нанесет человечеству повсеместное распространение даже слабых
допингов. Доктор Трири должен отвечать за свои слова. Безвредных допингов
нет. Долговременное отравление химическими препаратами нарушит динамическое
равновесие в организме. Не исключены плачевные генетические последствия. Ваш
хваленый мир будут населять мутанты, главным образом идиоты, дебилы, так
сказать. Несть числа ошибкам и алогичностям в проповеди доктора Трири. Как
научный работник, я выражаю свое полное несогласие со сказанным. Как
человек, я протестую, ибо деятельность господина Трири преступна.
Евгений бурно аплодировал:
"Ай да Алька! Врезал, вколол, низверг. Гранит, глыба, человечище!
Проклятый акцент. Он придает даже серьезным речам несерьезный оттенок.
Поэтому, верно, и улыбались некоторые слушатели. И пожилая пара, и вон те,
похожие на сусликов. Конечно, смешно, когда говорят, что "как я есть научный
рабочий, то мое достоинство сопротивляется нелогичностям доктора Трири". Но
все равно Алька молодец!"
Проповедник, казалось, не слышал слов Ика, Альберта и еще одного
молодого человека, блондина с нервной беглой скороговоркой и таким
чудовищным акцентом, что смысл речи уловить было почти невозможно.
Трири смотрел вверх. Он не понимал ничего из того, что ему говорили, да
и не хотел понимать. Все сказанное другими было чушь, пар дыхания, туманное
пятно на стекле. Оно возникло и уйдет. Да и сами говорившие... мертвецы?
Нет, нет, совсем не то. Они стали как бы двумерными. Ими можно было
закладывать страницы. Упаковывать в стопки и пересылать бандеролями.
- ...Ступени, ведущие в храм, - Трири с некоторым удивлением обнаружил,
что уже стоит и говорит, - посвящение не бессмысленный знак, подарок судьбы
и случая. В наслаждение нужно обращать как некогда - в христианство.
Постепенно. Ступень одна, вторая, третья. Ибо стоящий вверху не помнит
вопросов стоящего внизу. Я не боюсь обвинений в плагиате. Я утверждаю, что
высшие ступени наслаждения полностью теряют обычность, связанную с самим
словом. Там к человеку приходит просветление. Мы достигаем того же, что
йоги, но делаем это химическими средствами. Я не открываю ничего нового. Я
обращаю внимание на то, что уже известно, и утверждаю многовариантность
известного. Я не гений, но я чувствую душу человечества. II наука здесь ни
при чем. Она может быть и не быть. Но никогда ничего не должно быть слишком
много или слишком долго. Мои противоречия - суть фундамента моей веры. Моя
вера порождает противоречия. Ничто не опасно для тех, кто уверенно идет к
своей гибели. Мы не знаем, что имеем право называться началом и этим наши
права исчерпываются. После нас придут другие, они заменят нас, наши понятия,
но сохранят направление. А затем и само направление начнет меняться. Так
изгибается световой луч, проходя мимо больших масс. Наша награда - в нашей
обреченности. Не сохранять себя на века, а, дав толчок, уйти, исчезнуть,
стереться. Мы создаем эпоху, но никто не сможет объяснить, в какой момент
она началась. Вопрос бессмысленный, как поиски начала круга. И для науки ее
высшая награда и цель будет в исчезновении всего, что сейчас зовется
Наукой...
Джимми подошел к стюарду, который принес кофе в читальный салон, и взял
поднос из его темных тонких рук. Чтобы не перебивать доктора процедурой
питья, чашки были расставлены на журнальном столике. Когда проповедник
закончил туманные и, как показалось многим, не связанные с вопросами ответы,
Джимми угостил слушателей успевшим остыть, но еще благоухающим напитком.
Прихлебывая кофе, Питер Ик заметил на себе пристальный, немного печальный,
слегка сочувствующий взгляд проповедника. Такой же взгляд, адресованный
Альберту и ему, перехватил и Женя Кулановский. Но в отличие от писателя, ему
не показалось, что проповедник проникся высокой грустью и сочувствием к
своим оппонентам. Совсем наоборот. Молодой ученый увидел там неприязнь н
ожидание. Злорадство, промелькнувшее во взгляде доктора, заставило его
насторожиться. Женя допил кофе, отставил чашку и принял на себя немой вызов
Трири. Глаза проповедника внезапно выцвели и остекленели. После кофе стиль
проповеди доктора сильно изменился. Он стал энергичнее, суше. Время от
времени доктор посматривал на Кулановского и Альберта, и тогда Женя
отчетливо ощущал укол заинтересованности.
Нехорошее, напряженное ожидание проглядывало сквозь пыльные зрачки
адепта наслаждения.
"Чего он ждет?" - подумал Женя. И сразу же вспомнил про Лоис. Она ведь
тоже ждет! Они договорились встретиться на прогулочной палубе.
Женя прошептал что-то на ухо Альберту и потихоньку выбрался из холла. В
дверях он снова поймал взгляд проповедника. Тот смотрел на него напряженно,
словно ожидая, даже требуя чего-то, что он, Женя, не выполнил. К требованию
примешивалось некоторое удивление и разочарование. Женя издевательски
подмигнул доктору и выскользнул из салона.
Его уход послужил сигналом. Слушатели стали разбегаться, как тараканы в
лучах яркого света.
Доктор остался наедине с учеником. Трири сидел, устало свесив руки
вдоль тела.
- Джимми, - слабым голосом произнес он, - вы сделали то, о чем я
просил?
Оссолоп не отвечал, он рылся в саквояже доктора, запихивая туда бумаги
и рекламные проспекты химических компаний. Этими материалами в изобилии
оснащалась каждая лекция доктора Трири, поскольку фирмы щедро оплачивали
столь оригинальную рекламу.
- Джимми?
- Да, доктор, да! - Оссолоп обернулся, он был возбужден, не пьян, а
просто страшно, дико зол. - Я сделал все, как вы сказали, и результат вы
видели! Ничего, ровным счетом ничего!
- Может, время... - задумчиво промолвил доктор.
- Какое там время?! Действие семян бонц мгновенно, вы это знаете. Нас
надули, док, подло надули!
- Больше, Джимми, больше. Нас ограбили, нагло ограбили среди бела дня!
Я истратил почти все свое состояние, Джимми, почти все деньги. Что делать,
что делать?
- Как - что делать?! - заревел Джимы", подскочив. - Я с него голову
сниму!
- Снимайте, Джимми, делайте что угодно. Я устал. Мне бы чашечку
крепкого кофе. Настоящего крепкого кофе.
39
Вопль, вырвавшимся из груди ученика доктора Трири, ударился о
стеклянные двери и проник в соседнюю комнату, заставленную стеллажами с
книгами. Он не миновал вооруженных микроусилителями ушей Сэма Смита,
склонившегося над зашифрованным документом с грифом "Совершенно секретно".
Рука этого мужественного человека, сжимавшая на сей раз авторучку, застыла,
точно скованная космическим холодом.
"...Полукустарник бонц, - сообщала шифровка, - растение, высота
которого колеблется от тридцати до ста пятидесяти сантиметров. Его узкие
стреловидные листья обладают приятным бальзамическим запахом. Для того чтобы
определить специфический аромат растения бонц, достаточно растереть в руках
высушенные веточки, сорванные в сухую погоду. Стебли бонц прямые,
разветвленные, голые, деревянистые внизу, эластичные и упругие на концах. К
старости растение приобретает буроватый, темный цвет. Его острые листья
имеют голубой отлив, снизу пушистые, сверху приглаженные, и нижние и
верхние - одноперистые, трехраздельные с узенькими долями. Цветы мелкие, с
лепестками, внутри белыми, снаружи розоватыми. Ягоды светло-кофейного цвета,
темнеют при хранении. Растет одиночными экземплярами на склонах гор, в
оврагах, на берегах ручьев и рек, любит глинистую и глинисто-каменистую
почву. Из плодов растения методом водной экстракции выделен ряд алкалоидов,
по своей активности в миллионы раз превышающих нервный газ..."
Смит отложил листок и на цыпочках подошел к двери. Его прямой
кинематографический нос чуть коснулся холодного стекла. В салоне метались
две фигуры. На журнальном столике стояла очень знакомая банка из-под кофе,
возле нее высилась груда темных зерен. Ученик председателя Лиги наслаждения,
указывая на плоды, широко, точно зевая, раскрывал рот. Усилители в ушах
ревели.
- Это кофе! Нас надули! Это кофе, обычный кофе. Нас надули! - рычал
Оссолоп.
Апологет наслаждения и великий проповедник кивал в такт головой.
Глаза его слезились.
Смит смотрел на происходящее ровно пять секунд. Затем плотно прикрыл
дверь, закрыл справочник по растениям Льянганати и поставил сто на полку,
спрятал шифровку в карман и только после этого направился к себе в каюту.
Оттуда он позвонил вниз и попросил прислать к нему в номер кипятку.
"Побольше кипятку. Два-три кофейника чистого кипятку. Ничего более".
Усевшись поплотнее в кресле, он стал ожидать стюарда с кипятком. На дне
кофейной чашки лежали несколько темных зерен. Обдав горячей водой, их легко
растереть и сделать то, что именуют водной экстракцией. Эффект смеси,
конечно, несравним с действием чистого вещества, но все же какие-то ощущения
должны возникнуть...
40
Питер Ик был не в настроении.
"К черту всех лекторов и все лекции мира. Человек ничему не может
научить другого. К черту доктора с его бредовой идеей, с его холодным жидким
кофе. Нужно зайти к донье Миму и выпить одну-две чашки покрепче, с коньяком.
А еще лучше коньяк в чистом виде. Уже вечереет, чашка кофе не поможет..."
Писатель прошел в знакомый бар. На месте Мимуазы стоял худенький юноша
с усиками.
- Где же Миму?
- Сеньора Мимуаза больна. - Мальчик едва говорил по-английски.
- Как тебя зовут?
- Хуанито, сеньор.
- Налей мне две чашки покрепче, Хуанито, да не забудь коньяк.
- Кофе придется подождать, сеньор. Один момент.
Бой надавил красную кнопку, и кофемолка взвыла, как циркулярная пила.
- Ты знаешь, кто у тебя только что был, малыш?
- Нет, сеньор. Вы о господине в черном?
- Что он здесь делал?
- Пил кофе, сеньор, выпил две чашечки кофе. Ик перелил коньяк из рюмки
в запрокинутую голову, блаженно зажмурился и глотнул.
- А больше он ничего не пил? Отменное бренди.
- Нет, сеньор, этот господин никогда не берет спиртное. Я, по крайней
мере, ни разу не видел, чтобы он пил.
Писатель покачал головой:
- Вот как? А мне показалось... Во всяком случае, выглядел он не совсем
обычно. Ну что же кофе, малыш?
41
Сэм Смит вбежал в радиорубку и захлопнул за собой дверь.
Радист спал в кресле, безмятежно уронив голову в простертые куда-то
руки, пальцы которых чуть-чуть не дотягивались до порожней бутылки с
гордоновским Джимом. Причинно-следственные связи напрашивались сами собой.
Сэм тряхнул радиста за плечо. Тог капризно пошевелил набухшими губами,
словно ребенок, только что насосавшийся молока, и продолжал спать. Смит
затряс несчастного радиста так, что зазвенела медная подвеска антенны и
затряслись стрелки во всех опутанных проводами приборах. Из-под радиста
вылетел расплющенный журнал "О cruzeiro"*, но сам он даже не разлепил глаз.
______________
* "О cruzeiro" - иллюстрированный бразильский журнал.
Сэм брезгливо уронил его обратно в кресло и задумался.
И тут Сэма осенила блестящая идея. Он дал радисту серию нервных
зуботычин в ритме sos (. . . - - - . . .).
Сна как не бывало! Через пять секунд с антенн "Святой Марии" сорвалась
шифрованная радиограмма.
Ее без труда расшифровали в здании без вывески в Вашингтоне:
"Предыдущее сообщение не подтверждается. Принимаю меры. На всякий случай
готовьте тщательный обыск судна. Сэм-045".
***
Два очень пьяных гангстера вышли из роковой четыреста первой каюты и,
шатаясь, побрели по коридору.
- Наверное, виски перебили все. - Живчик растирал огромный
желто-голубой синяк, с царственной небрежностью подаренный ему Ленивцем.
- Нет, - миролюбиво отозвался гуманный Ленивец.
Он не собирался долго задерживаться на физическом методе перевоспитания
старого мошенника и планировал ближайшей ночью перейти к экономическим
санкциям. "У вельо нужно отобрать часть денег. Свинья все-таки этот Дик".
Ленивец нахмурился.
- Свинья этот Дик, - послушно сказал восприимчивый сейчас к телепатии
Живчик, - надуть старых приятелей! Куда это годится? Видно, забыл, что с
Толстым Педро шутки плохи. Слишком долго прошатался в сельве. Одичал.
- Ничего. Мы ему напомним, - многозначительно бросил Ленивец.
Перед трапом, ведущим на верхнюю палубу, был темный тупичок, где в
решетчатых ящиках хранились спасательные пояса. Вот здесь-то и настиг
гангстеров обезумевший Альдо Усис.
Он возник из темноты с огнетушителем в руках. Его огромные глаза влажно
горели, как у лемура. Он олицетворял собой дорвавшуюся до любимой работы
богиню отмщения Немезиду.
- Пожар, пожар... - шептал Альдо, растворяя ненависть в шипящей струе.
На "Святой Марии" все было чуть-чуть устаревшим: двигатели, корпус
корабля, обивка кают и капитан. Только огнетушители почему-то приобретались
самой последней и совершенной конструкции. Едкая, быстро твердеющая на
воздухе пена ослепила, оглушила и облепила лица гангстеров. Как шевелящаяся
короста, как линяющая змеиная кожа, отлипала подсохшая пена и вновь
нарастала, рожденная насыщенной газом струей.
Это было ужасно.
- Санта Мария... - бормотал Ленивец, падая на колени и раздирая
грязными ногтями лицо.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг