* * *
Следователь Гюнтер досадливым жестом нажал кнопку звонка.
- Попросите Гольца.
В комнату развинченной походкой вошел молодчик лет трид-
цати.
- Послушайте, Альваро... Кстати, почему вас так зовут? Вы
испанец?
- О нет, шеф. Эту кличку придумали друзья. И я присвоил
ее себе как официальнуюv
Гюнтер пожал плечами.
- Присвоил. Ладно. Так что вы здесь написали?
- Где, шеф?
- Вот здесь. Прочтите. - Гюнтер протянул ему бумаги.
- "...установлено, что взрыв произошел в спальне, где на-
ходился господин фон Штеке. Следов трупа найти не удалось,
так как непродолжительный, но сильный пожар уничтожил улики.
Тщательная экспертиза обнаружила бронзовые статуэтки (2),
каминные часы, сильно обгоревшие, настольную лампу, искале-
ченный взрывной волной радиоприемник неизвестной марки, на-
бор каминных щипцов, железный остов спальной кровати, метал-
лические приспособления для работы с горячими предметами..."
- Хватит, - прервал его Гюнтер. Он с яростью заглянул в
голубые с водянистой каемкой глаза Альваро и сказал: - Как,
по-вашему, улики могут сгореть? Не отвечайте. Мне ясно, что
вы думаете. Теперь дальше. Скажите, что означает слово "тща-
тельная" в определении работы экспертизы? Не то ли, что она
с удивительной находчивостью обнаруживает каминные часы и
остов спальной кровати и не находит даже следов трупа весом
в сто килограммов? Не отвечайте, я знаю все, что вы скажете.
Сейчас мы поедем туда и все начнем сначала.
- Но это невозможно, шеф. Дом, в котором останавливался
фон Штеке, принадлежит Артуру Зоммергеймеру. Он уже отдал
распоряжение начать ремонт в этой комнате.
- И вы, конечно, прекратили следствие? Скотина! Сколько
он вам заплатил за это? Убирайтесь отсюда. Нет, погодите.
Что с обвиняемым?
- Макс Штаубе по-прежнему отказывается от показаний. Он
говорит, что даст их только на суде. От услуг защитника, ко-
торого прислал господин прокурор, он тоже отказывается.
- Хорошо. Ступайте и месяца два не показывайте мне свою
физиономию.
Макс действительно отказывался от защиты. С него вполне
достаточно одного допроса. Если еще пускаться в откровеннос-
ти с адвокатом...
Ну что же, баланс сведен, нити оборваны. Больше ничто не
привязывает его к этой жизни. То, что будет впереди, почти
не интересно. Он человек без завтра. Но зато у него есть
вчера. Пусть больное и сумасшедшее, но оно есть. С этим ник-
то не хочет считаться. Даже Крюгер. Бедняга Юлиус, как он
растерялся, когда взяли Макса. Глупая получилась история.
Штаубе был опознан горничной Зоммергеймера. Через полчаса
его схватили. Он особенно не огорчался. Неприятен только сам
процесс. Нужно будет что-то говорить, напрягать мысли... Это
самое тяжелое.
Макс откинулся назад и закрыл глаза. Воспоминание, как
взрыв, обожгло мозг. Он явственно увидел серое небо, висели-
цу из свежеоструганных бревен, раскачивающиеся трупы и среди
них Тюлова. Они стояли на аппельплаце концлагеря, в лицо им
дул мартовский ветер, от которого давило в горле. Макс пом-
нит, как он твердил про себя: "Смотри, ведь это же Генрих,
ведь это же толстый Генрих..."
Тюлова уже нельзя было назвать толстым. Навеки застывший
в смертельной судороге, он напоминал обрывок струны. Макс с
тупым равнодушием рассматривал виселицу. Ему было даже не
страшно. Он просто стоял и вдыхал сладкий ветер. У него
сильно болела голова, и к горлу подкатывал отвратительный
комок...
- Штаубе, - провозгласил надзиратель.
Макс очнулся. Надо ехать в суд. Что же, он поедет. Он по-
едет и по дороге будет вспоминать чугунный узор уже не су-
ществующей оконной решетки и маленькую головку с черными
жесткими волосами, пахнущими теплым хлебом.
Суд был как все провинциальные суды. С большими претензи-
ями и маленькими возможностями. Вначале зал показался Максу
пустым, хотя почти все места были заняты. Приглядевшись, он
понял, почему у него возникло такое ощущение. Было очень
много однообразно одетых мужчин.
"Неужели друзья Нигеля? Многовато..." - подумал Макс.
Крюге среди них не было. Он должен был давать свидетельские
показания.
Макс с самого начала отказался отвечать на любые вопросы,
и ему было очень скучно. Но он не мог сосредоточиться и уйти
в себя. Его раздражали голоса прокурора и судьи. Он стал за-
бавляться, мысленно давая характеристики присутствующим. У
фон Штеке, так именовался теперь Нигель, оказалась бездна
знакомых. Большинство из них фигурировало в качестве свиде-
телей обвинения.
"Он много пьет, и все крепкое",- подумал Макс, слушая
хриплый глухой голос очередного свидетеля. У денщика Нигеля
была круглая голова, на которую явно не хватало волос. Жест-
кие белесые щетинки редкой порослью покрывали багровую кожу
затылка. Внезапно денщик что-то сказал, и по залу прошло
движение. Удивленный судья приподнялся с места.
- Свидетель, я попрошу повторить это место в ваших пока-
заниях. Надеюсь, вы помните, что давали присягу и она обязы-
вает вас говорить правду, и только правду?
- Я говорю только правду, господин судья. Я не один ви-
дел, как это произошло. Нас была целая рота охранников. Впе-
реди в "опель-адмирале" ехал господин фон Штеке с тремя офи-
церами войск СС, а сзади - мы, на машинах. Когда мы съезжали
с моста у этой проклятой деревушки Денвиту, "опель" свалился
в воду. Я не знаю, кто был виноват. Офицеры были выпивши.
Господин фон Штеке говорил, что это сделал шофер, и он при-
кончил предателя ударом кулака. У господина фон Штеке был
смертельный удар, господин судья. В лагере он никогда не
пользовался пистолетом. Если ему не нравился неариец, он
ударом кулака расшибал ему черепушку, он колол их, как грец-
кие орехи. Это был настоящий немец.
- Свидетель, не отвлекайтесь. - Судья беспокойно ерзал,
ему явно не нравились эти экскурсы в прошлое фон Штеке.
- Так я и говорю, господин судья... Когда "опель" свалил-
ся в реку, мы бросились выручать начальство. Но машина уже
ушла под воду, а там было глубоко, метра четыре-пять. Вози-
лись мы минут пятнадцать, а за это время господин фон Штеке
по дну сам выбрался на берег. Только мы подняли машину на
поверхность и стали доставать оттуда трупы офицеров и шофе-
ра, как видим: господин фон Штеке весь в водорослях, чисто
подводный царь, вылезает на берег и грозит нам кулаком. Ну и
струхнули мы. Это был настоящий немец, господин судья.
- Вы хотите сказать, что ныне покойный господин фон Штеке
находился пятнадцать минут под водой? - бросил реплику Макс.
- Я не говорю - точно пятнадцать. Может, двадцать, а мо-
жет, и двадцать пять. Это вещь нелегкая - доставать машину
из воды, когда нет ни крана, ни тягача. Но уж, во всяком
случае, не меньше пятнадцати.
- Вы тогда не заметили: на нем не было какой-нибудь маски
вроде современного акваланга?
- Я отвожу этот вопрос, - сказал прокурор впервые за все
время. - Он совершенно лишний.
- Простите, но я настаиваю на нем в качестве собственного
защитника, - холодно и спокойно произнес Штаубе.
В зале зашумели. Судья взмахом руки разрешил свидетелю
ответить.
- Дело давнее, я не помню. Думаю, что нет. Да и когда тут
успеешь надеть акваланг? Машина ушла под воду, как грузило.
Другое дело: скажите, когда он успел шофера по голове стук-
нуть? Для этого тоже время-то надо.
Макс ухмыльнулся. Вот оно что! Оказывается, кое-какие не-
обыкновенные свойства Нигеля все же обнаруживались. Макс
стал более внимательно следить за ходом следствия. Все сви-
детели, как один, подтвердили, что Нигель был настоящим нем-
цем.
Но вот опять проскользнуло нечто, заставившее насторо-
житься публику. Свидетельские показания давал Фриц Бауэр,
огромный светловолосый детина, подтянутый и щеголеватый, как
на параде.
- Его повесили заключенные лагеря, как только пришли
русские. Я видел это собственными глазами. Правда, мне не-
когда было разглядывать, но все же я готов поручиться своей
головой, что фон Штеке висел на плацу в концлагере Тунен-
вальде. Я видел его еще часа через два после повешения, ког-
да выходил со склада.
- Что вы делали на складе? - спросил Макс.
- О, я там пережидал опасный момент, а потом, переодев-
шись в арестантский халат, воспользовался помощью русских и
перебрался на Запад. Года через полтора я встретился с фон
Штеке в Аргентине. Он рассказал мне, что его вынули из петли
ночью неизвестные друзья. Но проболтаться столько времени в
петле! Нужно обладать большим мужеством...
- Вам не кажется, что это физически невозможно? - спросил
удивленный судья.
- Почему? Настоящий немец все может.
Макс почувствовал глухой прилив злости. Видит бог, он не
хотел ни во что вмешиваться. Ему было наплевать на решение
суда, они могли делать с ним все, что хотели. Но эти дураки
вывели его из равновесия. Слушая, как Юлиус неумело и робко
дает показания, Макс думал о том, что все оказалось страшно
глупо. Он предусматривал трагедию, но не фарс. Тихая ярость
сдавила его горло.
- Прошу слова.
Опять после долгих пререканий и сомнений подсудимому пре-
доставили возможность высказаться.
- Я протестую, - сказал Макс, обводя глазами ряды, - про-
тив обвинения в убийстве человека. Франц Штеке никогда чело-
веком не был...
- Подсудимый, я прошу выбирать выражения и не оскорблять
память покойного. Вы превышаете даже свои полномочия собс-
твенного защитника.
- Это был автомат, построенный мной в тридцать седьмом
году из металлов, пластмасс и разных органических веществ.
Зал взорвался. С большим трудом, под угрозой приостано-
вить суд, присутствующие утихли.
- Доказательства! - вскричал судья.
- Вы ведь не нашли трупа, а обнаружили какие-то радиоде-
тали и рычаги, не правда ли? Так вот, найденные вами детали
и рычаги - это куски бывшего фон Штеке. Кроме того, у меня
есть свидетель.
Заседание суда пришлось отложить на вечер. Судья и проку-
рор испытывали явное замешательство. Случай был из ряда вон
выходящий.
В зале ожидания на Макса обрушилась небольшая, но необык-
новенно назойливая группка репортеров. Макс отбивался от них
как мог.
В это время в комнату, где совещались судейские власти,
кто-то властно постучал.
- Господин Зоммергеймер, - доложил полицейский.
Господин Зоммергеймер был багров и зол.
- Вы понимаете, - сказал он, - что на карту поставлена
честь немецкой нации? Один из лучших ее представителей, все-
ми уважаемая личность, член множества патриотических органи-
заций, достойный пример для подражания нашей молодежи, ока-
зывается каким-то станком, машиной. Что скажут в Бонне? Что
подумают на Западе? Что скажет весь мир, когда узнает, что
какой-то ходячий патефон, восприняв господствующий образ
мышления, в течение десятков лет командовал и распоряжался
судьбой сотен живых людей? Вы, надеюсь, понимаете, что это
подрыв самых главных принципов существования нашего общест-
ва? Я уважаю свободу вашего мнения, господа судьи, но я нас-
таиваю, чтобы делу была придана окраска, реабилитирующая наш
образ жизни и действий. Любой ценой избавьтесь от этого су-
масшедшего Штаубе. Дело нужно прекратить. Я постараюсь, что-
бы ничего не просочилось в печать.
Господин Зоммергеймер удалился, оставив судей, повергну-
тых в смятение. Но у них уже забрезжила надежда, появилась
неясная мысль, подсказывающая выход.
Вечернее заседание, которое слушалось при закрытых две-
рях, началось с показаний Крюге. Художник держался уверенно.
Правда, где-то в глубине его души жило тяжелое, давящее
чувство страха. Оно возникло от разговора с одним из дальних
родственников Зоммергеймера. Перед самым заседанием этот мо-
лодой человек подошел к художнику и пообещал, что ни одна
картина Крюге никогда нигде не будет продана, если тот не
станет держать язык за зубами.
Ровным голосом, вспоминая интересные детали и подробнос-
ти, Крюге излагал историю рождения и развития Нигеля.
Прокурор и судья перебивали его, задавая не к месту воп-
росы, но Крюге довел свое дело до конца.
Тогда было решено назначить повторное следствие для выяс-
нения некоторых возникших неясностей и определения "психи-
ческой полноценности подсудимого", как заявил судья.
Штаубе был лишен возможности защищать самого себя. Невзи-
рая на протест, ему назначили адвоката.
Тогда Штаубе пустил в ход свой авторитет крупного ученого
и пригрозил выступить с разоблачением в мировой прессе.
* * *
После вечернего заседания Юлиус Крюге вернулся в свою
уютную квартиру поздно ночью, когда жена и дети уже крепко
спали в большой темной комнате, где пахло чистым свежим
бельем и на окнах вспыхивали белые лоскуты света от проез-
жавших автомашин.
Стараясь не разбудить жену, Юлиус на цыпочках прошел в
кабинет и сел у стола, не снимая плаща. Он нащупал в темноте
холодный и влажный стакан с молоком, выпил его и долго шарил
по тисненому узору скатерти, отыскивая хлеб. На тарелке,
покрытой салфеткой, он нашел кусок яблочного пирога, пахну-
щего кислым сырым тестом. Юлиус ел пирог, глядя в темноту
широко открытыми глазами, перед которыми стояли лица судьи,
Макса, Нигеля и еще каких-то людей. Собственная голова всег-
да казалась Крюге съемочной камерой, заполненной случайными,
не очень нужными кинопленками. Сейчас память прокручивала
перед ним кадры самого ужасного кинофильма в его жизни. И он
сидел в первом ряду партера, наедине с этим проклятым пле-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг