'была сама природа, многоликая и неуловимая. Мы не могли
втиснуть ее фокусы в наши ограниченные мозги и злились на
нее, на себя, на весь мир.
- Может, она развивается периодами? - сказала Ружена.
- Хороши периоды, один продолжительностью в два года, а
следующий - в две недели.
Внезапно мне пришла в голову интересная мысль.
- Слушай, Эрик... а ведь биотоза растет там, где присутс-
твует много людей.
Эрик остановился пораженный.
- Повышенная концентрация углекислоты? Тепло? - спросил
он, подозрительно рассматривая меня, будто я сказал чудовищ-
ную ересь.
- Не знаю... Может быть, не только это, а и еще что-ни-
будь.
- Проверим.
Больше мы ничего не говорили. Программа действий была яс-
на, и мы с Руженой ушли.
- Тебе понравился Эрик?
Смешок. И чего она все время хихикает?
- Что здесь смешного?
- Трудно иметь впечатления с первого взгляда...
- Но все же?
- По-моему, он настоящий ученый...
- То есть?
- Он умеет смотреть и думать, не оглядываясь на сторо-
ну...
Но я уже не слышал, что говорила Ружена. Странное чувс-
тво, похожее на ревность, проснулось во мне. Я прислушивался
к нему.
- О чем ты задумался? - спросила она, поворачивая мое ли-
цо к себе.
- Знаешь, я представил себе, что мы уже научились выращи-
вать полимер из воздуха! Покупайте костюмы из биополимеров!
Стройте дома из биобетона! И так далее. А нам будет грустно.
Загадка решена, тайна раскрыта. Вот и все?. Что делать нам?
Куда идти?
- Идти дальше...
- Вперед, только вперед! Пепел Клааса стучит в мое серд-
це... Ну, а что впереди? Где крылатая птица счастья? Как
поймать перья, оброненные ею на лету?
- Серьежа! - с возмущением сказала Ружена. - Ты же только
час назад был счастлив! Любовь не может терпеть такой сумас-
шедший скачок.
- Был, был, говорил, говорил... Любовь, лю6ил, ерунда
все, Ру. Любовь - это близость, глубочайшая и долговечная.
Ее никто никогда не знал. Адам и Ева, Ромео и Джульетта -
красивая ложь, добравшаяся на коротких ножках до двадцатого
века. А что там у них действительно было, никому не извест-
но. А у нас... у нас все сложно. Когда мы молчим, нам многое
понятно. Мы друг в друге. Но стоит сказать слово, как между
нами возникает мысль. Она разделяет нас. Ты понимаешь это?
Мысль является третьим. Может, и не лишним, но третьим. А
иногда и лишним. Мы уже не чувствуем друг друга, не видим
себя, а видим ее - мысль. Ты понимаешь это? Я уже не говорю
о третьем действительно лишнем, например, об Эрике или Кара-
бичеве... Когда рядом еще кто-то, мы уже не принадлежим се-
бе, а... Спрашивается, что это за любовь, что это за бли-
зость, которую все, что есть на свете, может спугнуть или
отодвинуть на задний план?
Ружена досадливо морщится, причем крылья ее носика пре-
небрежительно задираются кверху:
- Ах, какая глупость! Ну разве можно так все перепуты-
вать! Мне, часом, кажется, что мир в твоих глазах перевернут
как вверх дно. Если чувство есть, оно спрятано на глубину
души и, когда нужно, проявляется. Оно действует как благоп-
риятный фон, на котором разворачивается картина жизни чело-
века. Оно как фундамент, где построены остальные чувства че-
ловека. Потчему ты ломишься в открытую дверь, Серьежа?
- Зябко, зябко, Ру, - отвечаю я. - Мне кажется, что я за-
нимаюсь не настоящим делом...
- Скажи, наконец, правду... Тебе со мной хорошо?
- Зябко, зябко, Ру... Иногда с тобой мне тяжелее, чем с
другими. Я подозреваю обман.
Ружена поворачивается ко мне. Она бледнеет. На сером лице
проступают глаза, как звезды сквозь облака. А я... я чувс-
твую, что меня сейчас вот-вот захлестнет волна и понесет,
ударяя о камни и крутые берега.
В предчувствиях бывает удивительный миг. Перед самым
действием, когда покой уже кончился, а событие еще не насту-
пило, человек становится ясновидцем. Это странное мгновенье
длится миллионные доли секунды. Оно приходит не ко всем и не
всегда, но оно приходит. Тогда человек твердо знает, что
произойдет и чем все кончится. Он это знает, хотя еще ничего
не произошло. Но он знает также, что ничего изменить он не в
силах. Его несет волна, тяжелая могучая волна н-еобходимос-
ти. И он в ней - всего лишь щепка.
- Больше всего в жизни я боюсь обмана. Тебе не кажется,
что наши отношения... они тоже лживы? Просто мы договорились
поступать, как нам приятно, и называем это любовью?
Ружена молчит, и ее серое лицо совсем растворяется в ве-
черних сумерках. Мне кажется, что девушка расплылась, исчез-
ла в мглистом воздухе и я остался один. Я хватаю ее за пле-
чо. Оно безжизненновялое.
- Любовь - это смерть одиночества. А с тобой я бываю бе-
зумно, нечеловечески одинок. Не всегда, нет, нет, не всегда,
но все же такое со мной бывает. Стоит мне подумать, что мож-
но обмануться самому и обмануть другого, и я нахожу бесспор-
ные доказательства такого обмана. Ру, пойми меня верно, я
ненавижу ложь. Мне иногда кажется, что я не люблю тебя...
Может, это и не так, но мысль, что я лгу и тебе и себе, по-
рой сводит меня с ума.
- Я думала, что ты только смешной. Но, оказывается, ты
можешь быть страшным. Спасибо. Мне наука. Однако я должна
подумать, много, много подумать...
Я чувствую прикосновение теплых губ ко лбу. Девушка ухо-
дит. По асфальту за ней медленно скользит косая тень, потом
она становится все короче и короче, расплывается и пропадает
вместе с фигурой.
Я остаюсь один. Всегда этим кончается. Я всегда остаюсь
один. Дома, на работе, в любви. Стоит мне сказать откровен-
ное слово, все бегут прочь. Чего они боятся? Но что слова?
Нужно действовать. Действовать. Лишь тот достоин жизни и
свободы, кто каждый день идет за них на бой, или в этом ро-
де. Он был прав. А я нет. Он дрался, а я нет. Лишь тот дос-
тоин... Но где же бой? С кем драться? С собой?.
ГЛАВА I
Грузовой автолет, тяжелый и неуклюжий, вырвался из пелены
дождя на простор, где сильно пахло озоном и блестела, словно
смазанная маслом, густая степная трава. Вдали появились и
быстро стали приближаться невысокие холмы. Солнце преломля-
лось на изрытых дождем и ветром склонах, отбрасывая слепящие
оранжевые блики.
- Кажется, подъезжаем, - сказал Эрик.
Арефьев промолчал. Они сидели, скрючившись, в багажном
отделении машины. Здесь же внавалку громоздились ящики с би-
отозой, оборудование, разборный алюминиевый дом и масса дру-
гих предметов, которые могут понадобиться, как сказал, про-
вожая их, Карабичев.
Автолет развернулся и мягко шлепнулся на влажную землю
рядом с домиком, окруженным высоким забором из тонких метал-
лических прутьев.
- Приехали! - объявил водитель, распахивая дверцы.
Эрик выпрыгнул. В лицо ему ударил густой медвяный запах
степи. Воздух проник в легкие, в кровь и погнал по всему те-
лу энергичные волны бодрости.
- Серега, а здесь здорово! Биотоза сможет развернуться!
- Что? - послышался голос Арефьева из глубины машины.
- Здорово, говорю! Давай выгружайся!
- А-а... - Арефьев задом сполз с машины, осторожно поста-
вил коробку с приборами на землю и медленно распрямился. Он
стоял бледный, длинный и, чуть прищурясь, смотрел вверх.
- А солнце здесь квадратное, - внезапно сказал он.
Эрик посмотрел на солнце и сказал:
- Ладно, пошли на биостанцию.
В домике их встретила девица с арбузными щеками и веселым
взглядом.
- Уезжаю с вашим автолетом, - заявила она. - Остаетесь
здесь хозяйвами.
- Вы научный работник? - спросил Сергей.
- Да, последняя из нашей группы.
- И как же вам здесь жилось-работалось?
- А ничего.
- И не было скучно? Ведь все-таки степь да степь кругом?
- Та не. Ничего.
- Больше вопросов не имею, - буркнул Сергей и озабоченно
занялся разгрузкой оборудования.
Когда девица зашагала к автолету, волоча два тяжелых че-
модана, Сергей некоторое время рассматривал ее плоскую квад-
ратную спину, похожую на стальную плиту, затем фыркнул:
- Научный работник!.. "Хозяйвами"!.. Ископаемое!
Эрик вышел из дома и спустился к карьеру. Огромный котло-
ван, вырытый в далеком прошлом, изрядно зарос ореховым кус-
тарником и травой. Давно заброшенный, он стал пристанищем
для степных птиц и насекомых, приютившихся в бесчисленных
норках и ямах на склонах карьера. Совсем недавно обнаружили
необычайное плодородие глинистых пород, расположенных на дне
котлована. Приехали агробиологи, поставили дом и засеяли
котлован серебристочерной венерианской водорослью. Она по-
гибла, тогда вместо нее посеяли многолетний гибрид кукурузы
и пшеницы. Гибрид даже не проклюнулся на поверхность тем-
но-красных, тщательно обработанных делянок. Агробиологи
усомнились в необычайной плодовитости этих земель и потеряли
интерес к котловану. И все же изредка исследователи появля-
лись здесь на месяц-другой, чтобы провести какой-нибудь экс-
травагантный эксперимент.
Эрик ударил ногой сухой комок глины, лежавший на краю об-
рыва. Комок подпрыгнул, как мяч, весело перевернулся в воз-
духе и с шумом поскакал вниз, цепляясь за ветви кустов и ув-
лекая за собой мелкие камешки и пыль. Он скатился к ленивому
маленькому ручью на дне котлована большим серым облаком, ко-
торое, упав в воду, рассыпало брызги и искры света.
- Вот так и мы, - сказал подошедший Арефьев. - Кто-то или
даже что-то толкнет нас, и мы катимся, увлекая за собой дру-
гих, пока не свалимся в первую подвернувшуюся лужу.
Эрик ничего не ответил и улыбнулся.
- Я считаю, что здесь прекрасное место для биотозы, -
сказал он, помолчав.
- Откуда этот ручеек? - спросил Арефьев.
- Не знаю. Мне говорили, что он пересыхает. Но лето дожд-
ливое...
- Здорово нам придется здесь работнуть, Эри, а?
- Да. Но в конце концов никто нас не заставлял гробить
отпуск на выращивание биотозы...
Они молча смотрели, как ветер гонит пепельно-зеленые вол-
ны по траве. Эрик подумал, что за месяц придется переделать
немало всяких дел. Главное, отыскать оптимальные условия
роста биотозы. Ключ найден, осталось открыть замок. Надо по-
лучить несколько тонн биополимера, тогда можно будет иначе
разговаривать со всеми противниками. Биотоза властно овладе-
ла душой Эрика. Он наяву грезил ее полупрозрачными лепестка-
ми. В последнее время прекрасный цветок источал тонкий, неж-
ный запах. Эрик часами мог вдыхать одновременно освежающий и
пьянящий аромат полимера. Биотоза...
Арефьев, сидевший рядом и лениво рассматривавший сирене-
вые тени на дне карьера, не думал о биотозе. Он вспоминал...
Позавчера у кинотеатра "Марс" он встретился с Карабиче-
вым. Сергей стоял под рекламой и курил одиннадцатую сигаре-
ту, дожидаясь Ружену. За последние два месяца их отношения
стали угрожающе неровными. Они ссорились при каждой встрече
и тут же мирились. Они меньше смеялись и чаще плакали, при-
жав друг к другу мокрые взволнованные лица. Они понимали,
что наступает конец. Чувство уходило, как жизнь из простре-
ленного тела; чувство уходило так же бессмысленно и неожи-
данно, как когда-то пришло, и они не знали, что нужно сде-
лать, чтобы оно осталось. Сергей стоял, курил, думал о Руже-
не и знал, что она не придет. Она устала, она не могла боль-
ше выносить всего этого.
И вдруг он увидел Карабичева. Холодный, спокойный, краси-
вый, он не шел, а шествовал среди возбужденных, предвкушав-
ших удовольствие людей, и Арефьев подумал: "Вот кому хорошо.
У него по крайней мере все ясно..." И неожиданно для себя
окликнул Карабичева. Они постояли, помолчали, потому что го-
ворить фактически было не о чем. Карабичев сказал: "У меня
умерла мать". Сергей посмотрел на него. Карабичев смотрел
поверх голов вдаль, туда, где гирлянды огней сплетались в
елочную карусель. Внезапно Сергей услышал крик. Человек кри-
чал пронзительно громко, но голос его несся над городом, ни-
кем не услышанный. Люди входили и выходили, обменивались
шутками, торопливыми репликами, подметки шаркали о шершавый
асфальт, тонкие каблучки выбивали извечно кокетливую дробь^
пепел сигареты падал вниз серыми снежинками... А крик несся
над городом неуслышанный.
"Вот оно, одиночество. Одиночество горя. Я знаю, как ты
одинок, друг. Ты можешь солгать кому угодно, но только не
мне. Я слышу твой крик, я вижу невидимые слезы на твоих ще-
ках. Твои руки хватают воздух, мнут его, сжимают, пытаясь
удержать невозвратно утерянное.
Я сочувствую тебе, я понимаю твою беду.
Я хотел бы помочь тебе, понять все твои муки... Но как
это сделать?
В этом лице нет ни кровинки. Взгляд сухих глаз стеклянно
спокоен.
Твоя боль однообразна и тяжела. Ты переживаешь утрату и
чего-то ждешь.
Я сочувствую, я понимаю...
Нет! Тысячу раз нет! Не верь мне, друг. Я не понимаю. Я
слышу, вижу, шэ не понимаю. Для того чтобы понять тебя, я
должен стать тобой, но между нами природа испокон веков про-
рыла ров. Никто еще не перешагнул через него.
Поэтому твоя боль - это еще не моя боль. Да, я слышу
крик, идущий изо рта, но могу лишь догадываться о том, что
ты переживаешь.
Твоя боль в сердце, в мышцах, в каждом твоем вдохе и вы-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг