Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
жила, как бездомная собака, и каждый мог пнуть меня  ногой,  и  обругать,  и
плюнуть в лицо"."Знаю, Долли, знаю"."И так со мной поступали, и  сердце  мое
окаменело, и душа моя высохла, и я умерла, Дик, я уже  давно  умерла"."Знаю,
Долли, знаю"."И когда потом меня пытались приласкать, я все равно оставалась
мертвая, деревянная, я была трупом в  объятиях  этих  мужчин"."Знаю,  Долли,
знаю"."И ты еще знаешь мужей моих, этих вонючих пьяниц, которым  не  я  была
нужна, а мой труд, мои деньги, моя воля"."Знаю, Долли, знаю"."И  ты  знаешь,
что я выстояла всю эту жизнь, выстояла одна, за эту жизнь с меня  сняли  все
семь шкур, с меня сняли скальп,  с  меня  ободрали  все,  что  было  во  мне
человеческого"."Знаю, Долли, знаю".
     - "А это ты уж совсем должен знать,-я  говорю  о  том,  что  произошло,
когда появился ты..." - Я все знаю, Долли, и  ни  на  чем  не  настаиваю.  Я
сделаю так, как мы придумаем вместе, как ты скажешь.
     В каюте доньи Миму наступило долгое молчание.
     - Слушай, Миму, я забыл тебя спросить, как там дела с  зернами,  что  я
отдал тебе? - внезапно спросил Дик.
     - Я сделала так, как ты велел. Спрятала их в  холодильнике  у  Хуанито.
Поставила вниз, чтоб они не очень перемораживались.
     - Спасибо, дорогая. Ты знаешь, я  надеюсь  в  Штатах  на  этих  семенах
подзаработать. Хотя бы на первое время, для начала. Там такие вещи любят.  А
провезти их, как видишь, очень просто. Они очень смахивают на зерна кофе.  Я
для этого их специально в кофейную банку ссыпал.
     - Дик, это несерьезно. Не  будем  забегать  вперед.  Мы  должны  что-то
придумать. Мы должны что-то придумать.
     В каюте доньи Миму опять настала долгая тишина.
     Можно  было  тушить  свет.  Потому  что  окончательно  и   бесповоротно
наступила ночь. Вечер не может длиться  до  бесконечности.  Кончился  первый
день путешествия.


                                     18

     "Эта ночь длилась без конца". Так сказал себе Питер Ик.
     "Я заснул, затем тут же проснулся, и уже был  рассвет.  Солнце  властно
рвалось сквозь  шторы,  шумели  людские  голоса,  раздавались  автомобильные
гудки. По гудкам я понял, что рассвет  лжет.  Какие  автомобили  на  "Святой
Марии"? Я заснул снова, и  мне  приснился  колледж,  осенние,  необыкновенно
крупные листья на мощеных дорожках. Я собирал эти листья и плакал. О чем? Не
знаю, но когда проснулся, у меня были мокрые щеки. В каюто стояла  вызывающе
мрачная темнота и тишина, лишь усугубляемая вздохами  океана.  Я  вытер  лоб
платком и тут же снова уснул. Это был черный вязкий сон, как сама ночь,  как
тишина. Но чтото в нем все же проявилось, будто всплывало из глубины  океана
на поверхность, но не было ни сил, ни времени увидеть, понять. Тоска  душила
меня,  где-то  в  подсознании  сидела  маленькая  злая  мысль  о  том,  что,
просыпаясь, я только теряю  время,  а  главное,  жизненно  важное  для  меня
находится в одном из бесчисленных снов моих. Что  оно  это,  главное,  я  не
знал. Я спешил в глубь снов и не находил его,  просыпался  разочарованный  и
торопливо засыпал. Это была пытка, какое-то издевательство со стороны темных
сил, живущих во мне. Они терзали меня, тоска разрывала мне сердце, я  гнался
за тенью, цель была близка, и каждый раз она все же ускользала.
     Наконец я проснулся весь обессиленный, разбитый и услышал хор. Я понял,
что не выдержал снова и умер и теперь меня  отпевают.  Я  лежал  где-то  под
черным  покрывалом,  множество  людей  пришло  проститься  со  мной.  Я   до
раздражения явственно различал шарканье  подметок,  покашливание,  отдельные
слова. С ужасом понимал, что кто-то ругается по-португальски и по-английски.
Ловил шум борьбы и вопли  ярости.  И  хор,  великолепный  многоголосый  хор,
гремящий высоко-высоко надо мной.  Мне  стало  страшно.  Нет,  не  смерти  я
испугался. Мне стало страшно, что я сейчас буду  кричать  и  никто  меня  не
услышит. Этот хор все заглушит, и я предчувствовал, как будет глотнуть  крик
в моем воспаленном горле. Я буду давиться собственными  словами,  а  стоящие
рядом, за пологом, друзья так и не узнают, что я был в этот час жив,  что  я
дышал и молил о спасении.  Я  умру  во  второй  раз.  Мои  вопли  приобретут
материальную ощутимость, они будут течь, сминаться, налипать.  Слова  станут
сворачиваться в комочки и камни,  в  пластичные  клейкие  комья.  Эти  комья
набьют мой рот, гортань, легкие, я задохнусь, я умру во второй раз.
     И я умер. Смерть моя была болезненным долгим сном. В нем я увидел  себя
усталым, измученным, одиноким. Я сидел  на  чем-то  желтом,  как  амазонская
лихорадка, и счищал струпья с худых голых  плеч.  И  кто-то  рядом  со  мной
повторял каждое мое движение. Мы посмотрели друг на  друга,  я  увидел  свой
взгляд, тоскливый бездомный взгляд, и проснулся.
     Но ночи этой не было конца. Не было ей конца,  и  конца  не  было  снам
моим.
     Всего раз меня посетило блаженство. Мне приснилось, что я  целую  руку.
Удивительно живой была эта неизвестно кому принадлежащая рука, и  удивителен
был мой поцелуй. Рука делала мне пальчиками разные знаки, и каждый  из  этих
пальчиков я целовал. Проснулся я в страшном волнении. Я должен  был  узнать,
кому принадлежит рука. Это было тем главным, ради чего я спал и  терпел  все
остальные ненужные, ужасные сны. Досада охватила меня. Я не  мог  вспомнить,
чью руку я целовал. И я вновь заснул, чтобы очнуться, когда  солнечный  свет
властно рвался через шторки, когда раздавались автомобильные гудки и гремели
людские голоса.  Гудели,  как  я  потом  выяснил,  автомобили,  стоявшие  на
грузовой палубе УСанта Марииы, а переговаривались мои соседи по коридору.
     Это  была  ночь  без  конца,  но  уложилась  она  в   несколько   минут
предутреннего сна".
     Питер Ик отшвырнул отстуканные на портативной машинке страницы и отошел
от стола.
     "Вот еще одно утро. Утро в океане. Боже мой, как это скучно! Не все  ли
равно, где вас застигает утро? В океане или на суше? Оно предвещает еще один
день тусклой, бесполезной жизни.  Нужно  что-то  делать.  Нужно  общаться  с
людьми. Это ужасно. Нет, не ужасно. Скучно. Тошно. Противно.  Надо  бриться.
Чистить зубы. Как сказал этот парень в  баре?  Точка  и  тире?  А  что  если
описать человека, который весь мир воспринимал в двоичной системе? Допустим,
такой человек живет на некоторой планете в районе  звезды  X.  А  что  такое
воспринять мир в двоичной системе? И  вообще,  что  такое  восприятие  мира?
Восприятие? Я, безусловно, слышал сквозь сон звуки какой-то возни. Не  знаю,
что мне приснилось, что я действительно слышал и что додумал только  теперь.
Не в этом  дело.  Пожалуй,  я  вдаюсь  в  излишний  экзистенциализм.  Больше
экспрессии,  черт  возьми!  Почему  бы  не  начать  с  убийства  в  машинном
отделении? Или в капитанской Убийство сразу же возбудит острый  читательский
интерес. Ну кому интересно, что я умер? Вот если бы меня убили... Репортаж с
того света! Показания трупа... Но об этом  я,  кажется,  писал  в  "Судебном
разбирательстве в склепе"..."


                                     19

     - Не надо. Не надо так жарко, Лоис. Погоди демножко. Погоди. Ей-богу, я
даже не знаю, что тебе  сказать.  Все  хорошее,  как  и  плохое,  происходит
неожиданно.
     - Ээй, ты что?!
     Евгений Кулановский открыл глаза и с отвращением уставился на Альберта,
который тряс его за плечо.
     - Боже, - сказал он хриплым со сна голосом, -  только  что  перед  моим
внутренним взором витал прелестный образ, и вдруг я вижу твою  физию!  Такие
потрясения вредны для старого человека.  Оставь  меня,  юноша.  Пожалей  мое
дряхлое сердце.
     - Ничего,  оно  переживет, -  грубо  заявил  Альберт. -  Где  ты  вчера
шатался? Судя по всему, ты явился на рассвете?
     - Не  спрашивай,  не  спрашивай,  не  выканючивай, -   Евгений   сладко
потянулся и уперся головой и ногами  в  борта  койки, -  мне  дико  повезло,
дорогой мой, я встретил человека, благодаря которому  мое  пребывание  здесь
приобретает  особый   смысл   и   значение.   Эта   девушка   -   воплощение
жизнерадостности и веселья. А ты знаешь, как я люблю веселых людей!
     - О господи, - сказал Альберт, - ты забываешь, где мы находимся. Это по
меньшей мере легкомысленно.
     - Ох, не говорите мне о  здравом  смысле,  я  вас  умеляю!  Мне  надоел
здравый смысл и все разновидности здравомыслия. Хочу быть диким и свободным,
поросшим шерстью и чешуей!
     - Это   невозможно, -   сказал   Альберт, -   чтоб   чешуя   и   шерсть
одновременно...
     - А вот и возможно, а вот и возможно! -  запел  Евгений,  соскакивая  с
койки.
     - Женька, не дурачься! Послушай...
     - Старого, умудренного? Не хочу, не хочу слушать, не  хочу  слышать.  Я
все знаю, все понимаю, но остаюсь  при  своем  твердом  убеждении,  что  мне
очень-очень повезло: я встретил существо  удивительное,  достойное  почестей
царских, лучших в мире стихов и моего ухаживания.
     - Ну смотри сам. Как знаешь. Ты человек  взрослый.  Самостоятельный.  И
прочее. Только напрасно, мне кажется, ради ветреных красавиц  ты  позабросил
своих мальчиков-зайчиков.
     - А что? Что-нибудь случилось?
     - А вот  что.  Сегодня  утром,  пока  ты  отсыпался  после  рандеву,  я
прогуливался по палубе и видел, как нас догнал вертолет и на "Святую  Марию"
спустили еще одного пассажира. Это было очень эффектно. Лайнер и вертолет  в
океане.
     - Еще одного пассажира? Это становится интересно. И кто  же  наш  новый
пассажир? - Евгений вновь стал серьезным настолько, насколько это  было  ему
доступно.
     - Некто Сэм Смит.
     - Откуда ты узнал?
     - Я случайно слышал, как он представился капитану.
     - Ты не находишь, что наш  корабль  представляет  интерес  для  слишком
большого количества людей? Моя  интуиция  подсказывает,  что  за  всем  этим
что-то скрывается. Какая-нибудь афера в международном плане.
     - Теперь и я начинаю так думать. Поэтому твое увлечение тем  более  мне
не представляется своевременным.
     - Ах, не  скажи,  ничего  нельзя  загадать.  Да  и  когда  любовь  была
своевременной? Она всегда  кому-то  или  чему-то  мешала.  Нет,  но  все  же
хотелось бы понять, почему они все так рвутся на "Святую Марию"?
     - Может быть, ты представишь меня своей пассии?
     - Я слишком плохо говорю по-английски, чтобы найти для этого слова.
     - This is a friend of mine[13], Женечка.
     - Я подумаю над вашим предложением, мистер Альберт.


                                     20

     Живчик и Ленивец в помятых костюмах (они спали,  накрывшись  брезентом,
на дне бассейна, откуда на ночь спускали воду) прошли по знакомому  коридору
к злополучной четыреста первой каюте.
     Живчик  ощущал  во  рту  отвратительный  металлический  привкус   после
вчерашней драки, после  почти  бессонной  ночи,  после  всей  этой  суеты  и
кутерьмы, связанной с розысками проклятого Дика Рибейры.
     "Я стар. Я устал. Я болен. И  чего  еще  хочет  от  меня  этот  набитый
здоровьем боров?" - Слушай, вельо, я  шагу  не  могу  ступить:  расползаются
брюки,смущенно шептал Ленивец.
     - Я ж тебе дал булавку! - прошипел Живчик.
     - Она не держит!
     - Ну не знаю. Потерпи. Мы не можем сейчас идти в бюро обслуживания. Вот
увидим Миму, я попрошу ее зашить дыру. А пока закройся ладошками  спереди  и
сзади и шагай.
     Они прошли, как могли, с независимым видом мимо портье и  его  доски  с
ключами и проникли в заветный отсек.
     - Смотри, огнетушитель повесили!
     - Тише ты!
     - А кондуктора убрали, - с некоторым сожалением произнес Ленивец.
     - Если Миму выполнила наш приказ, Дик уже дожидается в своей каюте.
     На этот раз Живчик быстро справился с капризным  замком.  Они  вошли  в
каюту.
     На койке Дика лежал здоровенный негр и читал газету.  Огромные  ноги  в
грубых матросских шкрабах он изящно примостил на полированной спинке кресла.
     - Ты кто такой? - в отчаянии заорал Живчик. - Как сюда забрался?
     - Это не Дик?
     - Какой к черту Дик! Дик белый!
     Негр с не меньшим изумлением взирал на посетителей.  Он  снял  ноги  со
спинки кресла и сказал:
     - Меня зовут Даниил. Что вам угодно, сеньоры?
     - Будь ты проклят и прокляты твои родители! Что  ты  здесь  делаешь,  в
чужой каюте?
     - А что делаете здесь вы, сеньоры? Эта каюта вам тоже  не  принадлежит,
насколько мне известно.
     - Заткнись, ублюдок! Отвечай на вопросы, или мы свернем тебе шею!
     В это время и даже несколько раньше техник Альдо Усис подошел к  портье
и спросил:
     - Не приходил пассажир из четыреста первой?
     - А? Кто? - портье с  трудом  оторвался  от  увлекательного  детектива,
сочиненного неким Питером Иком.
     - Я говорю о четыреста первой. Там есть кто-нибудь?
     - Есть, есть. Донья Мимуаза брала ключ, а еще кто-то с  ней  был.  Есть
там люди.
     Когда техник приблизился к четыреста  первой,  из-за  двери  доносились
звуки передвигаемой мебели. Альдо извлек  браунинг  из  кармана  и  повернул
ручку.
     - Руки вверх! Что здесь происходит?
     - Ox и надоел ты со своими  вопросами, -  ответил  Ленивец,  вставая  с
человека, крепко обнявшего стонущего Живчика. Человек выпустил  неудачливого
гангстера и обернулся.
     - А вам не надоело кататься на посторонних... его, Даниил, как ты  сюда
попал?
     - Ох, сеньор техник, - сказал Даниил,  отталкивая  Живчика, -  не  надо
было мне соглашаться!
     - Соглашаться? С кем соглашаться, Даниил?
     Дверь четыреста первой каюты распахнулась еще шире, совсем широко,  как
только возможно широко, и на пороге ее появились две новые фигуры.  Войти  в
каюту они не могли, так как перевернутые  кресла  и  люди  наполняли  ее  до
отказа. Они остановились у входа, и тишину прорезал начальственный возглас:
     - Что здесь происходит? Кто из вас Дик Рибейра?
     Ленивец только головой помотал.
     "Дался им этот вопрос. Весь мир интересует,  что  здесь  происходит.  И
всему миру нужен Дик Рибейра".
     Живчик все еще хватал ртом воздух, как выловленная рыба.
     "Все. Ну и пусть! Хоть  отдохну  немного.  В  тюрьме  и  то  спокойнее.
Дурацкая скачка с препятствиями! Педро может быть доволен.  Мы  сделали  что
могли. Не получилось. Бывает".
     Даниил в ужасе смотрел на пришедших.
     "Это же сам сеньор помощник капитана. Он лишит меня работы. Они выгонят
меня с корабля. Зачем только я послушался  эту  страшную  женщину?  Паршивая
сотня долларов отнимет у тебя работу, Даниил! Ты погибнешь  как  собака.  Ты
снова будешь месяцами околачиваться  в  порту.  Господи,  пронеси!  Господи,
покарай эту сладкоголосую фурию, донью Мимуазу! Господи, услышь меня".
     Альдо Усис все еще сжимал браунинг.
     "Сейчас будет наведен порядок. Это хорошо, что сеньор помощник капитана
увидит меня здесь. Я не только  исполняю  свои  обязанности  как  техник.  Я
забочусь о порядке на "Святой Марии". Я ловлю нарушителей порядка с  оружием
в руках. Пусть он видит меня с оружием  в  руках.  Это  хорошо,  что  сеньор
помощник капитана увидел меня в данную минуту".
     - Что же  вы  молчите? -  сказал  Сэм  Смит. -  Вас  спрашивает  сеньор
помощник капитана. Кто из вас носит имя и фамилию Дика Рибейры? Отвечайте.
     Первым заговорил Усис.
     - Сеньор помощник капитана, я не знаю, кто из них Дик Рибейра,  но  оба
они гангстеры, хулиганы и драчуны. Они создают непорядок.
     - Опусти браунинг, Альдо, - поморщился помощник капитана, - он  у  тебя
ведь всегда заряжен? А как сюда попал Даниил?
     - Сеньор помощник, - начал было негр, но Сэм Смит перебил его:
     - Почему Дик Рибейра не отвечает за себя?
     - Здесь нет Дика Рибейры, - угрюмо сказал Ленивец.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг