несут на себе неотвратимые знаки собственной кармы, они могут заключать
счастливую или трагическую судьбу. Поэтому, вступая в интимную связь со
своими обладателями, становятся их жизненными партнерами, а иногда и
противниками. Если какой-нибудь случайный, неопытный человек попытается
неловким способом завладеть подобной одухотворенной вещью, да еще
попытается навязать несвойственную данному предмету судьбу, он будет
раздавлен, уничтожен творением мастера.
Это только начинающему собирателю приходится гоняться за раритетами.
Он рыскает по блошиным рынкам, тусуется на специальных сходках старьевщиков
в надежде на встречу с нечаянным антикварным чудом. Опытный же маэстро
спокоен и терпелив, он знает наверняка, что серьезная вещь сама выбирает
для себя хозяина, сама комбинирует выбор, может затаиться до срока, потом
выкинуть совершенно непредсказуемый фортель, прокладывая свою персональную
судьбу. Сколько раз случалось: идешь по следу, кажется, что вот-вот,
остается последнее усилие, и желанная вещь окажется в твоих руках. Но
происходит какой-нибудь невообразимо непредсказуемый канкан и добыча
навсегда ускользает от тебя. Так иногда на рыбалке: у самого берега,
подцепленный на крючке карась делает какой-то замысловатый пируэт и
моментально скрывается в спасительных водах.
Я знаю массу различных случаев, когда рукотворные вещи оказывались
сильнее живых людей, навязывали владельцам свою непреклонную волю, а
бывало, что и расправлялись с ними. Дабы не выглядеть голословным, приведу
из своего личного опыта какой-нибудь поучительный пример. Почему,
собственно говоря, только один пример. Расскажу для верности два, три
интересных приключения из моей обширной коллекционной практики. Наверняка
это будет занятно, а для кого-то и назидательно.
Как-то в начале девяностых, живя в Киеве, я по привычке заглянул в
антикварный магазин, что находился на углу пересечения улиц Красноармейской
и Саксаганского. Любители старины со стажем отлично помнят этот магазин,
его уж нет, а жаль.
Едва переступив порог магазина, я не просто увидел, сердцем почуял
присутствие настоящего раритета. Достаточно было короткого взгляда направо,
в сторону, где обыкновенно выставлялись на продажу иконы, чтобы увидеть
необыкновенной чистоты и убедительности изображение Покрова Пресвятой
Богородицы. На стене, за прилавком, красовалось исключительного
достоинства, как по качеству исполнения, так и по редкости содержания,
подлинное произведение искусства. На большеформатной, мощной, благородного
дерева доске, был изображен издавна почитаемый христианами образ Божией
Матери. Уникальность раритета обуславливалась безупречной зрелостью вкуса,
твердостью руки мастера. Икона поражала необыкновенной гибкостью
обыгрывания голубых тонов, превалирующих в палитре художника и являющихся в
церковной идеологии цветом Богородичного чина. К тому же, это было крайне
редко исполняемое явление Богоматери донским казакам в Августовских лесах,
что связано с реальными, историческими событиями.
В годы Первой мировой войны российские войска несли тяжелые потери на
территории Польши. Однажды в Августовских лесах отбившаяся от войск донская
казачья сотня, после долгих преследований неприятелем, угодила к концу дня
в окружение. Казалось, что судьба сынов Дона предрешена: с рассветом они
будут полностью уничтожены, ведь казаков в плен старались не брать. Всю
ночь сотня не смыкала глаз, кто-то молился, кто-то вспоминал близких, люди
готовились к принятию смерти. И вот только забрезжил рассвет, перед очами
изумленных дончан предстала на облаке, в божественном сиянии, с пречистым
Младенцем на руке Небесная Заступница. Казаки, при виде нечаянного чуда,
пали на колени свои и стали воздавать хвалу Господу за щедрый,
утешительный, как представлялось, предсмертный дар. Наступил день, а
неприятель все не давал о себе знать. Дозоры стали докладывать, что во всем
лесу, намного верст кругом, нет ни единой живой души. Казаки заседлали
лошадей и тронулись в поход, по направлению к своим войскам. Они вышли из
окружения, так и не потеряв ни единой сабли.
Все эти события имели место быть на глазах большого количества
обреченных людей, получивших чудесное избавление. Русская Православная
церковь по свежей памяти признала и канонизировала небесное явление
Богородицы донским казакам в Августовских лесах. Было утверждено и
рекомендовано иконописное изображение происшедшего чуда. Явление полагалось
рисовать как бы в двух уровнях. В верхней части иконы следовало изображать
стоящую на облаке Божию Заступницу всех христиан, которая в одной руке
держит Младенца, другой осеняет небесным покровом войска. В нижней части
иконы изображалась разбившаяся лагерем, терпящая бедствие казачья сотня.
Продаваемое теперь в антикварном магазине произведение имело,
несомненно, первосписочное происхождение. Возраст иконы выдавало состояние
дерева и красочного слоя, но самое главное - на изображении весьма
явственно проступала рука польского художника. Манера письма, в особенности
на лике Богородицы и Младенца, несла на себе все признаки католической
иконописной культуры. Это означало, что священный образ заказывали и
выполняли непосредственно в Польше, сразу же по факту чудотворного явления
Покрова Пресвятой Богородицы. Мне же оставалось только достать из кармана
необходимую сумму, пробить чек и принять в свои руки прекрасную икону.
Есть в физике такое понятие, как "торичеллиева пустота", нечто
наподобие глубокого вакуума. Мои финансовые возможности, на то время, были
близки к этому суровому состоянию. Я недавно переехал из Луганска в Киев, в
силу не совсем благоприятных обстоятельств, жил на квартире с женой и
девятилетней дочерью. Жил, скажем осторожно, не на широкую ногу. За икону
просили, в купоновом выражении, что-нибудь около трехсот долларов. Для меня
же, что триста, что миллион, не имело большой разницы, денег не было в
упор. Я покрутился вокруг магазина, пощелкал зубами и очень расстроенный
отправился восвояси, с полным пониманием, что
такая уникальная вещь в магазине долго не задержится.
Между тем покоя я лишился по-серьезному, икона не покидала моего
воображения, постоянно напоминала о себе. Неудивительно, что на следующий и
еще на следующий день я приезжал в магазин на Красноармейскую. А Богородица
все стояла и сияла своей неповторимой красотой на удалом антикварном
торжище. Киев - многомиллионный город, с солидным представительством
любителей старины, священников, перекупщиков и, вообще, множеством людей,
для которых подобное произведение должно бы представлять горячий интерес,
да еще при откровенно мизерной его цене. Казалось невероятным, что такая
знатная вещь не находит своего покупателя.
В то время единственным моим источником дохода был ремонт и
изготовление скрипок, и я, почти без всякой надежды, приступил к
строительству нового инструмента. Дабы продать его и за вырученные деньги
выкупить икону. Затея представлялась утопической, поскольку для
изготовления скрипки требовался немалый срок. Тем не менее я настойчиво
принялся за дело, но каждый вечер приезжал к магазину, очередной раз
убедиться - на месте ли Богородица. В какой- то из дней продавцы выставили
икону в витрину, чтобы она эффектно просматривалась с улицы и завлекала
покупателей. Меня эта затея повергла в панику, в отчаянии я едва не
разворотил витрину. Но однажды вечером, когда я приехал к магазину и,
внимательно всмотрелся в священный образ, меня осенила совершенно
спокойная, непоколебимая уверенность, что не следует суетиться - икона
обязательно окажется в моих руках. Бестолковым поездкам был положен конец и
я с удвоенным рвением устремился к завершению работы над созданием скрипки,
чтобы-таки явиться в магазин с деньгами. Приблизительно месяц я не
наведывался на Красноармейскую, до того самого дня, когда нанял такси, взял
чистую простынку и в чудесном расположении духа переступил порог
антикварной лавки, даже в мыслях не допуская, что могут произойти какие-
либо неожиданности. По предъявлению оплаченного чека, мне с приятной
любезностью завернули икону в беленькую простынку и поздравили со
счастливым приобретением.
Радость мою невозможно описать никакими словами. Я снимал очень
скромную однокомнатную квартиру. Дочка Ульяна спала на диване, мы с женой
ютились на полу, довольствовались матрацем. Икону ставили на ночь возле
себя, так же на полу, запаливали лампаду и упивались ее неземной красотой.
Мы прожили в Киеве с этой иконой не менее трех лет, она сделалась
неотъемлемой частью нашего существования, фактически полноценным членом
семьи, а быть может - ее главою.
Судьба, как это иногда бывает, заложила очередной вираж и я, по
необходимости, возвратился обратно в Луганск. За время отсутствия, а это
более пяти лет, прямо около моего дома поставили Казанскую церковь, на
месте небольшого сквера, где до войны стоял храм Божий и приглянулся
большевикам на предмет "шарахнуть динамитом". Мера цинизма при этом
достигла революционного апогея - советские чертяки покуражились вволю.
Прямо на месте бывшего алтаря поставили скульптуру горниста, алебастрового
краснопузого мальца при пионерском галстуке и дудке в гордо оттопыренной
руке. Скажу по-совести: и мальчика мне жаль, позже с ним расправятся так же
беспощадно, как в свое время разобрались с храмом. Знаменательно, что к
вновь открывшейся церкви Казанской Божией Матери приписалось луганское
донское казачество. Таким образом, икона явление Пресвятой Богородицы в
Августовских лесах оказалась в двух шагах от своего исконного храма, где ей
должно находиться по чину и положению.
В Казанской церкви правил службу знакомый священник отец Николай,
человек в высшей степени достойный, и я поделился с ним радостью обладания
имеющейся у меня святыни. Батюшка изъявил желание взглянуть на Богородицу.
Я дал согласие, и он явился с парой казаков на свидание с донской
Заступницей. Войдя в дом, гости обомлели, почтенного возраста казаки, при
портупеях и лампасах, грохнулись на колени и возликовали, как малые дети,
батюшка в восторге уронил слезу. После этого визита моя жизнь утратила
покой. Казаки принялись "доставать" со всех сторон, любыми путями
вознамерились заполучить святыню - просили, увещевали, сулили деньги,
грозили судом Божьим и так далее. Я, разумеется, и сам понимал, что
подобное духовное сокровище не может и не должно принадлежать одному
человеку, но расстаться с Покровом было выше моих сил. Надо хорошо
представлять, какое это счастье, какая радость и утешение - видеть перед
собой каждую минуту священный образ высочайшего духовного достоинства.
Между тем обстоятельства складывались таким образом, что мне
предстояло уезжать обратно в Киев. Увозить явление Богородицы из-под стен
казачьего храма представлялось делом сомнительным, что-то внутренне
подсказывало о недопустимости подобного шага, и я принял сложное для себя
решение - расстаться с Покровом. За день до отъезда пришел к отцу Николаю и
сообщил о своем намерении передать образ в храм. Батюшка ответил, что с
великой радостью примет подношение, вот только хорошо бы устроить крестный
ход, вынести икону из моего дома с певчими, со всем церковным церемониалом.
Я же был непреклонен - икону следует брать сейчас же и без всякой помпы.
Священник прихватил с собой бархатную скатерку, и мы отправились за
Богородицей. Было делом одной секунды снять со стены образ, завернуть в
скатерку, и, я даже глазом не успел сморгнуть, как батюшка был таков.
Когда я затворил за отцом Николаем дверь и вошел в свою комнату, где в
святом углу, среди домашних икон зияло огромное пустое место, передо мною
померк свет Божий. Потеря оказалась настолько кричащей и невосполнимой, что
в эту минуту я возненавидел себя, отца Николая, казаков, богомольных
старух, одним словом всех, кто имел отношение к Казанской церкви. Чего
только не передумал в отчаянии. Когда домой пришла жена и обнаружила
утрату, она молча посмотрела на меня, как смотрят на мерзавцев, подлецов
или идиотов. Ночь я, конечно, не спал, маялся, как в судный день.
Утром, перед дальней дорогой, мы с женой поплелись в церковь, чтобы
напоследок взглянуть на бывшую нашу икону. Шли, надо полагать, ровно, как
на Голгофу. Что вам сказать, я увидел Покров Пресвятой Богородицы и не
поверил своим глазам. Воистину произошло чудотворное преображение.
Богородица лучилась неописуемо живым светом, торжествовала всем своим
божественным естеством. Казалось, переночевав в церкви, осуществилась самая
заветная ее мечта. Господи, сказал я себе, ну кем же надо быть, чтобы не
видеть и не понимать, что это наверняка один из самых благостных дней в
моей жизни. И как же можно было жалеть и сокрушаться, что моя любимая икона
перестала, наконец, скитаться по свету и оказалась в единственно
благоприятном для себя окружении.
Позже, по зрелом размышлении, я, в который раз для себя убедился, что
подлинное произведение искусства неудержимо в изъявлении собственной воли.
Ведь во всей этой истории, я оказался всего лишь инструментом, с помощью
которого Богородица преодолела путь от антикварного магазина к донскому
казачеству. И молю Господа, что у меня достало ума, а быть может еще чего,
чтобы не стать поперек воли священного образа и не попасть под его
негодующее око.
Впрочем, был в моей жизни случай, когда пришлось на собственной шкуре
по полной программе отведать грозную силу настоящего раритета.
Однажды в Киеве ко мне обратился, через общих знакомых, солидный
мужчина с предложением купить у него старинную ценную скрипку. Мы
созвонились и я, проявив уважение к возрасту, поехал за инструментом лично.
Хозяин принял весьма любезно, продемонстрировал действительно интересную
скрипку и пригласил отведать английского чаю.
Надо отметить, что квартира, в которой меня принимали, была тесно
заставлена какими-то несуразными вещами, не имеющими друг к другу никакого
отношения. Складывалось впечатление, что это не жилая квартира, а
барахолочный развал. Вещей было неестественно много, все старые, собранные
без элементарной логики и, в целом, не коллекционные. Тем не менее,
ощущение интриги не на секунду не оставляло меня. Пока хозяин тарахтел на
кухне чашками, я, под разными предлогами, перемещался с хозяйкой по
квартире, в надежде обнаружить нечто любопытное, щекотавшее мой
навостренный нюх. Однако, ничего достойного внимания серьезного собирателя
на глаза не попадалось. В кухню я явился практически в безнадежном
настроении. В самом деле, на какой раритет можно всерьез рассчитывать в
наших совковых кухнях?
И вот - век живи, век учись. Именно в кухне, под потолком, на крыше
старинного буфета стоял предмет, который оказался самой крупной моей
антикварной добычей. И только ли моей? Понимание истинной ценности этой
вещи пришло не сразу, потому что ни о чем подобном я никогда не знал, нигде
не читал, ни от кого не слышал. Перед моим взором предстал довольно
внушительных размеров, сложной, я бы сказал, паукообразной конструкции
старинный керамический сосуд, не имеющий аналогового определения в арсенале
моих весьма обширных знаний в области антиквариата.
Представьте себе густо черного цвета керамическое изделие, центральная
часть которого выполнена в форме правильного шара. В верхнем плане - сфера
круто переходит в горловину, в нижнем - в подставку. Посередине
центральной, шарообразной части сосуда изваяны четыре барельефные
изображения, имеющие портретное сходство с представителями народов, живущих
по разным сторонам света, относительно Киева. Если сосуд сориентировать по
розе ветров, то на южной его стороне окажется изображение человека с ярко
выраженными татарскими чертами лица. На северной стороне, соответственно,
изображение человека с чертами представителей северных народов. На
западной - представлена еврораса, и только на восточную сторону обращена
какая-то фантастическая физиономия, в виде конской морды с петушиным
гребнем. Кроме того, в верхней половине изделия размещены четыре мощные
рукояти, протянутые от верхней горловины до середины сосуда между четырьмя
барельефными изображениями. Рукояти выполнены таким образом, что они могут
функционировать как музыкальные флейты. Если сосуд залить водой, поставить
на огонь и плотно накрыть крышкой, то образующийся пар, по специально
проделанным ходам, начнет продувать рукояти- флейты, в результате чего
возникнет замысловатое музыкальное пение.
Обо всем этом я узнал позже, когда появилась возможность увидеть в
деле чудесный сосуд. Любопытно, что поющие флейты музыкально точно
интонированы по розе ветров. Каждая рукоять, обращенная на ту или иную
сторону света, издает звук, отличающийся особыми тембральными окрасами,
характерными именно для данной стороны. Но все это обнаружиться потом, а
пока что я пил чай и смотрел на фантастический сосуд, как завороженный.
Было глупо скрывать свое любопытство, и я поинтересовался у хозяина,
что это за предмет и откуда он у него? Вот какую удивительную историю
поведал хозяин.
В послевоенные годы ему довелось работать учителем и преподавать пение
в спецшколе, где набирались знаний и воспитывались дети высокого
руководства. Между прочим, и дети Никиты Сергеевича Хрущева. Школа
находилась неподалеку от Софиевского собора, напротив пожарной части, в
помещении нынешнего посольства Узбекистана. После войны модным было
организовывать при школах всевозможные собственные музеи, помню это и по
своей луганской школе. Здесь же, в соответствии с исключительностью
заведения, местный музей отличался особым размахом и эксклюзивностью.
Уж и не знаю, на счастье ли, на беду, рядом со спецшколой находился
академический институт археологии, который принимал активное участие в
жизни школы, и, разумеется, в подборе экспозиции музея для венценосных чад.
Полагаю, если бы от директора института потребовалось вывесить в том
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг