здоровье, Джонни.
Джонни Конь произносит вторую фразу.
Вам тогда нужен был не кузнец, а гробовщик, говорит Джонни Конь.
Гробы мастерить дело нехитрое, хихикает Дядя. Это мы умели. А вот
хорошего кузнеца, чтобы лошадей по-настоящему любил и понимал, поди найди.
Надеюсь, ты не обижаешься за тот случай, Джонни. Нельзя тридцать лет носить
в себе обиду. Это совершенно не по-христиански... Все-все, молчу!
Ты не молчи, ты про Енота давай, требует Рик.
Значит, вбегает шериф, начинает заново Дядя, и кричит - опять
краснозадые, так их и разэтак! Спрашиваем - что случилось? Оказывается,
прискакал мальчишка с одного из дальних ранчо, сказал, налетели индейцы,
угнали лошадей и украли бабу. Ну, баба там была такая... Знали мы эту бабу.
Ее даже индейцы могли украсть только ночью. Безлунной и дождливой. Но,
конечно, непорядок. Енот, тот просто зубы стиснул, встал и молча пошел
седлать лошадь. Мы ему - погоди, а он - вы пока соберетесь, краснозадых уже
след простынет. Между прочим, отменный был следопыт, лучший из нас. Сказал,
потихоньку-полегоньку двинет вперед, и либо мы его нагоним, либо он
разведает, где у индейцев лагерь, и встретит нас на полпути. Ну, пытались
его утихомирить, а он ни в какую. И таки уехал один. Мы пока собирались, не
меньше часа прошло. Поскакали, тут сумерки, потом стемнело, ни черта не
видать, мы дважды с дороги сбились, пока добрались до того ранчо, отстали от
Енота сильно. На ранчо решили заночевать. И среди ночи услышали: где-то
далеко за холмами бу-бух! Будто кто скалу динамитом рванул. Один из наших,
который на каменоломне срок отбывал, даже крикнул спросонья - огонь в дыре!*
Выскочили из дома, кто в чем, и на самом горизонте разглядели странное такое
синеватое зарево. Удивились все очень. А наутро, едва собрались и дальше
тронулись, видим - скачет Енот. И поперек седла лежит у него кто-то, в плащ
замотанный.
______________
* "Fire in the hole!" - предупредительный возглас при взрывных
работах. Был заимствован военными подрывниками и широко распространился в
американской армии. Применяется до сих пор, например при вбросе гранаты в
закрытый объем.
Баба, говорит Рик.
Баба, говорит Дядя. Да не та.
Погоди, говорит Рик. Не может быть.
Погожу, говорит Дядя. Я еще много выпить в состоянии. Мне сегодня надо,
чтобы до слез пробрало. Ностальгия у меня.
Рик поднимается и идет к стойке. Бармен кивает ему - не извольте
беспокоиться, сударь. Значит, Рик вполне кредитоспособен. А вот Дяде здесь
не полагается ни стопочки даже за наличные.
Этот салун принадлежит Дяде на восемьдесят процентов. Поэтому Дядя
запретил себя обслуживать. Только если угостят. Боится пропить бизнес.
Интересный тут народ. Есть в нем какая-то первозданная чистота
помыслов.
Если бы только не эта агрессия, которой они буквально дышат...
Мне не страшно.
Мне не страшно.
И хватит думать об этом.
Неужели она, качает головой Рик, неужели она. Конечно, она, кто же
еще... Послушай, зачем ты это рассказываешь, думаешь, я поверю? Хотя да, да,
как же иначе. Она.
Мы поверили, говорит Дядя. Все происходило у нас на глазах. Мы не
знаем, откуда она взялась, но то, что было дальше... Этого у нас не
отнимешь. Мы не выдумщики или там газетчики какие, мы свидетели. И Енот тоже
ничего не выдумывал. Просто рассказал что видел. Он скакал по следам
индейцев, а когда стемнело, рискнул спешиться и осторожно продвигаться в том
направлении, которое показалось ему верным. И тут за холмами рвануло. Он
пошел туда. Лошадь упиралась, Енот привязал ее. Ползком забрался на холм и
увидел лощину, залитую голубым светом. По лощине валялись какие-то обломки,
и на траве лежала мертвая голая баба. Енот еще подумал, что индейцы ее
использовали и бросили. Он спустился вниз, пригляделся и понял, что это
совсем не та баба. И вроде никто ее не пользовал, а она как бы в глубоком
обмороке. И индейцев никаких поблизости. Свет угасал, тогда Енот замотал
бабу в плащ и понес обратно. Она небольшая была, ему под стать. И красивая,
очень красивая, очень. Она и сейчас красивая.
Молодая, говорит Рик, задумчиво поигрывая стопкой.
Все еще молодая, кивает Дядя. Не такая, как тридцать лет назад, но...
Будто она за это время прожила от силы лет десять. Кстати, Енот тоже мог бы
выглядеть постарше.
Я думаю об этом столько, сколько знаю ее, говорит Рик. Я вчера
здоровался с ней на улице и думал об этом. В нее нельзя не влюбиться,
правда, Дядя? Но она какая-то... Не такая, как мы.
Разумеется, говорит Дядя. Странно было бы предположить, будто женщина,
зародившаяся из голубого огня в степи, окажется во всем подобна нам. Тем не
менее физически она вполне человек, что засвидетельствовал доктор, который
ее осматривал. Я бы немного больше сказал, но это уже выходит за рамки
допустимого в приличном обществе.
Голубой огонь и обломки, бормочет Рик, голубой огонь и обломки. А что
за обломки?
Железки, говорит Дядя. Странные бесполезные железки. Мы побоялись брать
их в руки, очень уж это дело отдавало бесовщиной. Но я видел обломки своими
глазами. Трое наших, и я в том числе, специально ездили проверить слова
Енота. Чтобы потом никто не посмел обвинить его во лжи. Обломки, наверное, и
по сей день там, только в землю вросли, не забудь лопату. Место могу
показать на карте.
Какой смысл, хмыкает Рик. Но что же это было?
Никто не знает, говорит Дядя. Может, знает она сама. И если знает,
наверное, сообщила Еноту. А может, и нет. Для нас главным было то, что она
человек. Доктор пошептался со священником, тот пришел, глянул на нее одним
глазом... И сказал: красота ее, конечно, вызывает у меня понятные опасения.
Но то, что дщерь сия ведет себя как новорожденное дитя, прямо указывает на
чудо. А чудо - оно и есть чудо. Шапки прочь, всем смирно, помолимся. Сказал
как отрезал. Он ее и окрестил потом. Он такой был священник... Правильный.
Бывший капеллан. Оружие терпеть не мог. Говорил, как увижу своего
прихожанина с ружьем, так и подмывает схватить ружье за ствол да прикладом -
прихожанина по башке!
Постой, а другую-то бабу нашли вы, спрашивает Рик.
Джонни Конь неожиданно фыркает.
Сама вернулась к осени, ухмыляется Дядя. Злая, как сто чертей. Мы ее
искали, честно. Но те индейцы, они тоже слышали взрыв и видели голубой свет.
Перепугались, снялись с нажитого места и удрали к самой границе. Больше их
тут не было.
И что же, говорит Рик, вот так все с таинственной женщиной устроилось
само собой? Приняли как родную, выдали за Енота - и спокойно зажили?..
А как бы ты хотел, удивляется Дядя. Здесь тебе не Вашингтон. И даже не
Линкольн. Съезди на север, там тебе расскажут про Бродячего Духа. На
западе - про Человека-Жука. Нечисти вокруг до черта. Говорящие койоты,
рогатые змеи... И поди разберись, правда это нечисть или чья-то белая
горячка вышла погулять.
Я разбирался. И на севере, и на западе. Я побывал вез -де и вот
добрался сюда. Удивительно, как просто они утаили свое местное чудо. Взяли и
ассимилировали его.
Но зато сохранили.
А могли... Страшно подумать, что могли сделать с беспомощной девушкой
эти существа, иногда стрелявшие друг в друга, если не попадалось более
достойной мишени. Дядя о таком не расскажет, не вспомнит, он постарался
забыть, хорошо постарался.
Он ведь тоже был когда-то "молодым идиотом". И он, и этот сказочно
благородный Енот. И милейший Огест Вильям Чарлтон, мирно дремлющий в навозе
у крыльца. Ой, неспроста забавный алкоголик Плюх так ненавидел страшных
братьев Клеменсов...
Убийцы. Грабители. Насильники.
Я отвлекся. Это простительно - мне все уже ясно.
А Дядя говорит.
Енот сказал: я ее нашел, она будет моя. Мы согласились. А дальше...
Понимаешь, говорит Дядя, я не могу утверждать, что она сломала Еноту жизнь,
боже упаси. Но все у него пошло наперекосяк. Когда бедняжка очнулась - это
случилось примерно через сутки после того, как ее нашли, - она была не
просто слаба, будто новорожденная. Она и вела себя так же. Не умела
говорить, не умела ничего делать, на ноги ее ставили доктор и Енот вместе. А
она только глядела во все стороны огромными своими глазищами и иногда тихо
плакала. Даже жевать пришлось ее учить, я уж молчу об остальном. И тогда
Енот стал ее нянькой. Он уволился с ранчо, перебрался в город, купил домишко
на отшибе и забрал девушку к себе. Ну, если честно, Еноту много помогали.
Потому что она почти всем понравилась с первого взгляда. А кому не
понравилась, того попросили не распространяться об этом. Знаешь, я так
подумал, реши священник объявить ее отродьем дьявола, У него возникли бы
проблемы. Но это я подумал много позже и в чисто философском плане. А тогда
все решили, что нам на голову свалился ангел. И уж если кому-то должно было
достаться такое счастье, то, конечно, Еноту, невезучему в любви. Сама мамаша
Шварцкопф натаскивала девушку готовить и шить. Доктор преподавал ей гигиену
и всякие другие полезные вещи. Священник вел с девушкой беседы о
божественном. И фактически научил ее говорить. Хотя рот она открывает редко.
Что выгодно отличает ее от большинства местных дам. Но ее и так понимаешь,
просто по взгляду. С Енотом она, кажется, не разговаривает вообще. Им это ни
к чему. Заметь, она с самого начала знала, кто ее спас, и глядела на Енота
как на божество. А может, он ей тоже с первого взгляда понравился. Когда ей
было плохо, когда она плакала, едва приходил Енот, она кидалась к нему в
объятия и успокаивалась.
И наконец их обвенчали, заканчивает историю Рик. Года через два, да,
после того, как она тут появилась.
Около того, кивает Дядя. Жених напялил звезду депутата, невеста учтиво
щебетала благодарности, весь город перепился в хлам. Енот взял ссуду и
переехал в дом на главной улице, во-он тот, отсюда видно. Казалось, теперь
всеобщему счастью не будет конца... Кстати, о концах. Что-то у нас тут
пусто.
Упреждая движение Рит, я показываю бармену па наш столик. Джонни Конь
странно косится на меня. Вероятно, шестым индейским чувством понял, что
никакой я не коммивояжер.
У них спальня на втором этаже, хихикает Дядя. И даже сейчас, если
пройти мимо, когда стемнеет, слышно, как весь дом ходит ходуном. В этом
смысле они редкостно счастливая пара. То, что нет детей... Такое случается.
Это горе, конечно, но тут все в руке божьей. А может, она и правда ангел, и
тогда какие уж дети от брака с простым смертным. Было время, я склонялся к
мысли, что она именно ангел. Сейчас мне как-то все равно, не те мои годы,
чтобы ломать голову над чужими проблемами, а раньше я искал разгадку. И
только в ангельской сущности жены Енота мог ее найти.
Несколько секунд Дядя молчит, глядя в пустую стопку.
Потому что не может обычная женщина так переменить взрослого
самостоятельного мужчину, бормочет Дядя. Мужчину, который способен всадить
весь барабан в консервную банку, крутящуюся на конце веревки, и побриться в
темноте.
Джонни Конь хмыкает и выдает странную ремарку.
Баба не мужик, говорит Джонни Конь.
Несколько мгновений Рик и Дядя оторопело глядят на Коня.
Сильное высказывание, говорит Дядя. Умри, не оспоришь.
М-да... Побриться в темноте и я могу, замечает Рик. А вот насчет
консервной банки... Не пробовал. И не буду.
Началось все с выпивки, говорит Дядя. Енот стал реже и реже заглядывать
в салун. Мы над ним подтрунивали - мол, дело молодое, силы уходят понятно
куда, какое уж тут питье. Но однажды в его дежурство я сильно перебрал. И
Енот, добрая душа, отвел меня под руку в офис шерифа проспаться. Чтобы моя
благоверная не учинила надо мной расправу - водилось за ней такое. Когда
город более-менее утих, Енот вытащил бутылку, налил мне добавить и сам
моментально надрызгался до такого же состояния, как и я. И пожаловался, что
его жена терпеть не может, когда он пьет. Она не кричит, не ругается, а
просто закрывается от него. Я переспросил - запирается на замок? Енот
посмотрел на меня как на полного осла, потом горько рассмеялся и сказал - ну
да, что-то в этом роде. И когда она закрывается, Еноту очень плохо. Поэтому
он пьет только по большим праздникам или если совсем тоска накатит. Как вы
вообще - поинтересовался я. И Енота прорвало! Он, похоже, никому не
рассказывал столько. Жаль, что я был пьян и запомнил лишь самое главное. Но
зато я поверил!
Они с Енотом общались без слов. Она знала все его мысли, предугадывала
все желания. Если он грустил, она просто гладила его по голове, и ему
становилось легко. Если Енот веселился - радовалась с ним вместе. Они были
совершенно безоблачно счастливы вдвоем. И ради этого Енот готов был на
многое, даже на отказ от рюмки. Правда, тогда он еще надеялся, что пойдут
дети. Ему на ум не шло, что такого может не быть. Он не знал, а чувствовал -
именно чувствовал, - как жена восхищается им, Рассказывал, как она любуется
его телом и душой. Да-да, именно так он говорил.
Согласитесь, за такое отношение мужчина готов в лепешку расшибиться. А
уж если он тоже женщину искренне любит - то и любого в лепешку расшибить.
И вот как раз с этим встала новая проблема.
Еноту в те годы не приходилось стрелять. Он, конечно, тренировался,
весь забор издырявил на заднем дворе. И на охоту ходил. Но поднимать ствол
на человека ему просто не было нужды. Да что там ствол - руку поднимать!
Енота слишком уважали в городе. Шериф или депутат, он ведь в чем-то вроде
бандита: сначала работает на славу, потом слава работает на него. Когда
приходилось утихомиривать распоясавшуюся пьянь, Еноту хватало грозного
окрика. Ну, и община стояла за парня горой. Если кто на Енота лез, тут же
находилось до черта желающих скрутить смутьяна. Пусть и таких же пьяных, но
вполне мирно настроенных. И еще, сами понимаете, когда подходит и читает
нотацию депутат, едва достающий тебе до плеча... Нужно быть последней
дрянью, чтобы такого обидеть. Тем более депутат всегда прав и никогда ни от
кого не требует лишнего или невыполнимого. Повторяю: он справедливый был,
Енот. Он и сейчас ничуть не хуже.
А потом в город сунулась на разведку одна мелкая сошка из банды
Клеменсов. Покрутилась тут, покрутилась там... Шериф смекнул, к чему идет
дело, они с Енотом пригласили шпиона в офис и передали Клеменсам совет
держаться от города подальше. Сначала хотели вырезать совет у шпиона на
заднице, но обошлись словесным внушением. Город ощетинился стволами и стал
ждать атаки. Клеменсы всегда атаковали в лоб, когда знали, что готовится
теплая встреча. Не просачивались втихаря, к банку поближе, а нагло заезжали
по главной улице развернутым строем, пуляя по окнам и гогоча. Наверное, этим
напором и объясняются все их успехи. Шериф Эрп прищучил братцев, потому что
они вконец распоясались и потеряли осторожность. Были пьяны с утра до ночи и
совершенно ничего не соображали. Хвати у Клеменсов разума понять, насколько
Эрп достойный противник... Их бы убил попозже какой-нибудь другой шериф.
На нас Клеменсы наскочили, когда еще не успели окончательно пропить
мозги. Мы ждали атаки месяц, но ее все не было. Наша разведка не нашла
следов банды в окрестностях. Тогда мы расслабились. Сняли караулы. Тут-то
банда и подкралась воскресным вечером. Мы на всякий случай разрешили ношение
оружия по выходным, но много ли с того толку, когда полгорода уже не отличит
ствола от приклада, а посреди дороги лежит Плюх.
Надо отдать Плюху должное. Валяясь ухом на земле, он первым услышал
топот копыт. Вскочил, заорал: "Тревога!", прыгнул к салуну, выдернул из-под
крыльца винчестер - откуда только узнал! - и открыл стрельбу. Все его пули
угодили в заведение мамаши Шварцкопф, но шуму он наделал преизрядно.
Клеменсов было человек шесть или восемь, но уж точно меньше десяти. Они
заорали и рванули во весь опор, стреляя по дверям и окнам салуна, чтобы не
дать народу высунуться. Появились первые раненые, началась паника. Новый дом
Енота стоял на главной улице, и когда банда проезжала мимо, из-за утла
показались стволы. Там прятался сам хозяин, очень спокойный, с обоими своими
револьверами в руках и дробовиком на плече.
То, что минимум половина Клеменсов тут же сыграла бы в гроб, удайся
Еноту его засада, я вам гарантирую.
Но случилось непредвиденное. Раздался пронзительный крик, такой
громкий, что его услышал чуть ли не весь город, и на Енота из окна
выпрыгнула его супруга. Она схватила мужа за руки, сшибла на землю и упала
сверху.
Кажется, Енот успел произвести один выстрел, но, скорее всего,
непроизвольный.
Лошади налетчиков дружно шарахнулись в сторону, банда слегка
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг