Я не брал
Ожиданья обет.
Я вернусь, -
А тебя уже нет,
Я вернусь
Через тысячу лет.
Так хоть в чем-то
Оставь мне
Свой след!
Останавливаюсь, вижу застывшие, вытянувшиеся лица зрителей и слушателей
и нахально пользуюсь их временной потрясенностью:
- Боги согласны! Идемте в мою хижину! Быстрей! Быстрей! Пока боги не
передумали! Быстрей!
Я ору изо всех сил, сколько голоса хватает. И крик действует: Тан
пытается подняться. Я помогаю ему, закинув его руку на свою шею.
- Копье! - кричит Тан почти в мое ухо. - Стрелы!
- Быстрей! - кричу я в ответ.
Жена Тана торопливо подхватывает лежащие возле костра копье и стрелы.
Тат подхватывает лук и сумку из шкур.
- Быстрей! - тороплю я. - Быстрей! Пока боги не передумали!
Подросток Тата и малышка Тати лихорадочно собирают в ведро пустые
консервные банки и бутылочки от тайпы. Для них же это великая ценность!
- Быстрей! - тороплю я. - А то боги передумают, и мы не найдем ваше
племя!
И упорно тащу Тана к вертолету. Он прыгает на одной ноге и боится
наступить на другую.
Тат несется впереди всех и застывает у лесенки машины.
- Лезь вверх! - кричу я ему вдогонку. - Быстрей!
Тат влетает в распахнутую дверку вертолета и сразу выглядывает оттуда.
Вслед за ним карабкаются Тата и Тати.
А мать их явно медлит. Она не хочет подниматься неведомо куда раньше
мужа.
- Попроси жену подталкивать тебя сзади, - говорю я Тану. - А я потащу
спереди.
Он выкрикивает несколько слов жене, и мы выстраиваемся по лесенке в
цепочку: я вверху, он в середине, Тани - за ним. Копье и стрелы мешает ей, и
я снова прощу Тана:
- Прикажи жене отдать копье и стрелы Тату! Быстрей! Быстрей!
Он опять выкрикивает несколько слов, и Тани послушно протягивает вверх
копье и пучок стрел. Тат хватает их и исчезает в машине.
Теперь, наконец, руки Тани свободны, и она упирает их в зад мужа,
подталкивая его по лесенке. А я тащу его сверху за плечи.
- Быстрей! - тороплю я. - Пока боги не передумали!
Главное - не дать им опомниться и испугаться, не позволить задуматься.
В вертолете я усаживаю четырех пассажиров на боковые сиденья, а Тату
командую:
- Садись сюда! Быстро!
И показываю на пол, по которому протянулось копье.
Пока пассажиры не опомнились, я накидываю каждому через плечо
страховочные ремни. Исключая, понятно, Тата...
- Не двигайтесь! - прощу я мужчин, поскольку женщины все равно ничего
не понимают. Мыслеприемников на них нет. - Сейчас боги поднимут нас в небо.
И включаю мотор.
Через три минуты озеро среди холмов оказывается у нас под ногами, и
плавно уходит влево. В зеркале над штурвалом я вижу потрясенные серые глаза
пассажиров. Чтобы хоть как-то успокоить их, нажимаю на маге клавишу обратной
перемотки, а затем снова включаю успокаивающие шопеновские вальсы. И уже
через несколько минут вижу в зеркале оттаивающие глаза первых людей племени
ори, которых судьба подняла в небо. А они видят, что висят над землей, что
плывут под ногами леса, и это не мешает оставаться живыми.
Вертолет идет низко и небыстро. Машина почти перегружена: трое взрослых
и трое детей. Хорошо, что ни одного контейнера не оказалось в салоне. А то
пришлось бы оставлять его на озере.
Сажаю я вертолет на просеку, прорубленную метеоритом. Люди внизу, под
ногами, в ужасе разбегаются по кустам. Однако Тан успевает узнать своих.
- Ори! - кричит он. - Это ори!
В голосе его радость.
Когда останавливается винт, я выключаю музыку, поворачиваюсь на
пилотском кресле к пассажирам, отстегиваю ремни и прощу:
- Сидите! Пока сидите! Еще немножко!
И ладонями показываю: сидите!
Они послушно сидят. Только Тат нетерпеливо ерзает.
Из кармана я вынимаю перочинный нож с колечком и шнурком, раскрываю его
и закрываю дважды и вешаю на шею Тату. Потом повторяю то же самое и вешаю
нож на шею Тану, затем обещаю:
- Когда выйдете из моей хижины, я дам вам орудия, чтобы валить деревья
и копать землю. Они прочнее камня. Вы сможете делать это лучше, быстрее всех
в племени. Только не убегайте! Убежите - ничего не получите.
- Ты останешься с нами? - спрашивает Тат.
- Нет. Улечу. Так же - по небу. Жить вы будете без меня. Но я буду
навещать вас. Буду помогать вам.
Я распахиваю дверцу, и Тат вылетает из нее первый. Просто спрыгивает на
траву. За ним так же прыгает Тата. А я передаю им копье, стрелы, сумку,
ведро с банками... Тати спускается по лесенке как маленькая обезьянка. За
нею спускается Тани и снизу помогает мне снять с машины Тана. Он плюхается
на траву, вытягивает больную ногу и тяжело дышит.
Теперь можно сбросить под лесенку пилу, каелку, молоток, лопатку,
стопку ведер. И вслед спуститься самому.
- Смотри, Тан! - прошу я. - Смотри, Тат!
Я втыкаю лопату в землю, надавливаю пяткой, выбрасываю вверх ком земли.
Потом показываю работу каелкой, разбиваю молотком первый попавшийся камень,
спиливаю ножовкой тонкое деревце.
- Иди сюда, Тат! - прошу я.
Он подходит, и я показываю на другом деревце, как делать надрезы, чтобы
дерево не упало на тебя самого.
Конечно, хорошо бы показать это не ребенку и не в таком бешеном темпе.
Но Тан сидит, и ему больно, женщинам показывать бесполезно, а остальные ори
прячутся по кустам. Хорошо хоть не стреляют. Семья Тана надежно защищает
меня от стрел. Любые дикари понимают, что, если я привез к ним отставшую
семью, значит, не опасен и не желаю им зла.
- Попробуй, Тат! - предлагаю я и протягиваю ему ножовку. - Давай свалим
это деревце!
Он неловко пытается пилить, ножовка ерзает в пальцах, и я покрываю его
кулачок своей ладонью. Мы вместе спиливаем одно деревце, затем он сам
спиливает следующее. И в восторге прыгает возле пенька и вопит что-то
нечленораздельное.
Что ж... Остается раздать им еще по банке тушенки, по бутылке тайпы и
оставить на попечение родного племени. Теперь, надеюсь, они не пропадут. В
местных племенах не принято отнимать чужую собственность, и со своими
инструментами семья Тана наверняка получит и готовый шалаш и добрый кусок
мяса.
- Сохраните эти дуги, - прошу я мужчин и показываю на свой
мыслеприемник. - Когда приду к вам, мы сможем снова говорить. Отдайте дуги
Тани. Женщины сохраняют вещи лучше нас.
Так я и покидаю их - с открытыми консервными банками, из коих торчат
ложки, с открытой бутылкой у каждого члена семьи. Машина "свечкой" уходит
над просекой вверх, они остаются внизу, окруженные спрятавшимися по кустам
соплеменниками, и, наверное, уже сегодня в ночной мгле все случившееся
станет казаться им сплошной сказкой - стремительной и невероятной.
Лишь зримые и осязаемые следы этой сказки останутся и будут помогать
жить.
А мне возвращаться к копушкам в холмах уже поздно. До темноты ничего не
успеть. Снова геология отодвигается. И никуда не денешься: человеческие
судьбы важнее.
Они вообще важнее всего на свете. И если кто-то не понимает этого,
значит, он не человек.
Даже если случайно, по какой-то нелепой ошибке природы, оказался в
человеческом облике...
9. Мы в ответе за тех, кого приручили
Вечером я успеваю доложить о случившемся сегодня Омару Кемалю и
передать запрос для астрономов - о давнем метеорите на Западном материке - и
для геофизиков - о землетрясении на юге материка три разлива назад.
Думал ли я в ту пору, отвозя на Центральный материк первые анализы
крови из местных племен, что буду потом вспоминать короткие дни разлива,
прошедшие в Нефти с Розитой, как совершенно неповторимые, как самые сладкие
в жизни?
В общем-то, жизнь наша тут сплошь детерминирована. Если пользоваться
классической формулой Гегеля: "Свобода - это осознанная необходимость", - то
мы абсолютно свободны. Железную необходимость своих действий мы понимаем
отчетливо. Вырваться из ее неумолимых тисков просто некуда. И поэтому можно
двигаться быстро. На нашей шее не виснет армада недоумков, которые обычно
шарахаются то вправо, то влево, то вбок, то назад. Нет надобности
преодолевать их муторное сопротивление и терять время на разжевывание
очевидных истин. Это, можно сказать, удача! Но и на спокойные размышления
для себя самого о том, "почему?" и "ради чего?", "кто виноват?" и "что
делать?" - времени тоже не остается. Может, оно и к лучшему? А то Бог знает,
до чего додумались бы...
Не зря тут нет философов. Не пришло еще их время на этой планете.
Но все же мелькают и в этой сплошной беспросветной детерминированности
редкие и блистательные счастливые случайности, которые не предусмотрены
общим движением вперед.
Несмотря на свою краткость, они способны украсить целую жизнь. И когда
понимаешь, что не на всякую жизнь такое выпадает, становится легче. Не
совсем уж ты, вроде, обездоленный... Не хуже других. На Земле ведь, по сути,
то же самое! Не на всякую жизнь и там выпадает даже краткий миг безумной
яркой любви. Кому-то она может не достаться совсем. Ни разу! А на целую
жизнь не достается вообще никому.
Женщины понимают это раньше и лучше нас. Недаром именно молодая женщина
по имени Лиля выплеснула в середине двадцатого века отчаянные и бессмертные
поэтические строчки:
Любви на свете очень мало.
На всех не хватит никогда!
Нам с Розитой повезло. Хоть малый кусочек полного счастья обломился.
Чем дальше и безвозвратнее уходит то время, тем лучше мы понимаем это. Оба!
Может, на беду?
...Уже в темноте, с налобным фонарем, сидел я в палатке над картой
северо-восточной части Западного материка, отбивался от комаров, отмечал
дугообразными набросками путь бежавшего от землетрясения племени ори и думал
о неисповедимости путей разных племен и народов - что здесь, на планете
Рита, что на родной Земле...
Пробиралось когда-то, в мифические дописьменные времена, крупное племя
обычным для Земли путем - из Индии в Европу. Тысячелетия назад! Видимо, уже
тогда тесновато было в Индии, и многие племена вытеснялись оттуда на север.
Вышло племя просторными цветущими степями к устью Дона, уперлось в восточный
угол мелкого Азовского моря, которое сочло озером, и заспорили вожди: как
обходить это озеро? По левому берегу или по правому? По южному или по
северному? По южному - может не хватить воды. По северному - может быть
чересчур прохладно. А люди одеты легко, идут из жарких мест...
Спорили вожди долго, договориться не смогли. Решили просто: ты со
своими семьями обходи по южному, а я со своими - по северному. Потом
встретимся и обменяемся впечатлениями.
Часть племени пошла налево - на Кавказ. Часть направо - по нынешнему
Донбассу. Разошлись - и больше никогда не встретились.
Те, что пробирались через Кавказ, уперлись в дальних горах в
окрестности древнего государства Урарту и окружавшие его подвластные
соседние народы. Пробиваться через них означало погубить почти всех людей.
Но ради чего? Впереди были плотно занятые местными народами земли, а
позади - плодородные цветущие и пустые горные долины. Племя задержалось в
них, прижилось, размножилось - и стало грузинским народом, впоследствии,
вместе с армянами, принявшим от соседней Византии православие.
Те, что двинулись направо, миновали причерноморские степи, просочились
через всю Европу, не очень населенную в ту пору, и на юге нынешней Франции и
севере нынешней Испании уперлись в Атлантический океан, окружили
юго-восточный угол Бискайского залива. Дальше идти было некуда. Севернее
жили франки. Южнее - племена лузитан, вестготов, свевов.
Пришельцы обжились в свободных горных долинах, размножились и
впоследствии приняли от своих соседей католичество. На их землях
образовались испанская Баскония и французская Гасконь, населенные одним
народом. В Испании его назвали баски, во Франции - гасконцы.
Со временем Баскония была включена в испанское королевство, а Гасконь -
во французское. Но язык сохранился общий! И потому гасконское происхождение
мушкетера д'Артаньяна узнавалось в Париже не только по темпераменту, но и по
акценту.
Дописьменная история древнего племени забылась.
И лишь в начале двадцатого века специалисты сравнительного языкознания
случайно обнаружили удивительное родство грузинского и баскского языков. Они
резко выделились среди всех языков Европы и составили особую - иберийскую -
языковую группу. Ибо древнее название басков - иберы. А древнее название
Грузии - Иберия.
Лишь после падения фашистской диктатуры в Испании, к концу двадцатого
века, давнее открытие языковедов добралось до сознания самих народов басков
и грузин. И зачастили делегации из Грузии в Страну басков, из Басконии - в
Грузию.
Встречи были яркими, объяснялись люди почти без переводчиков -
достаточно говорить помедленнее, - но совсем не понимали письменные тексты
друг друга. Грузины хоть со школы знали "латиницу", а баски совсем не
понимали грузинскую вязь. Но сходство фамилий!.. Одни вспоминали имя
разведчика Мелитона Кантария, который поставил Знамя Победы над поверженным
германским рейхстагом. Другие называли имя бесстрашного Хозе Кантаури,
который не жалел ни своей жизни, ни - к сожалению! - и чужих ради
объединения всех басков Гаскони и Басконии в одном независимом государстве.
Расставания басков и грузин были грустными. Судьбы народов сложились
бесповоротно. Религии, обычаи, письменность и проблемы у них были разные, и
помочь друг другу они не могли. И никогда уже не могли соединиться. Ибо не
было на Земле для этого некогда единого народа общего свободного места. Лишь
печальная память осталась там и тут: зачем пошли неразумные вожди по разным
берегам "озера" тысячи лет назад? Зачем навсегда разлучили братьев?
Есть, правда, и другие версии братства грузин и басков. Но они
представляются менее убедительными. А письменной истории нет.
Через сотни лет в ближних к тому "озеру" степях, от Терека до Волги,
объявились из той же Индии хазары, занялись земледелием, создали немалое по
тем временам государство, простоявшее три сотни лет, защитили свою свободу
от полчищ арабского халифата и приняли от заезжих миссионеров иудейскую
религию. Возможно - в пику ненавистному арабскому исламу.
Однако под методичными ударами новых пришельцев - половцев - непрочное
хазарское государство рухнуло в десятом веке, и народ этот был выметен с
Волги.
Часть хазар под натиском половцев отступила на запад и просочилась в
Крым. Надеялись что там половцы их не достанут. В Крыму же пришлось
довольствоваться горной местностью, так как побережье было занято греками,
римлянами и отчасти скифами.
Так в горном Крыму образовался загадочный народ караимов, религия у
которого была иудейская (как и у хазар), а язык ничего общего с
древнееврейским не имел.
Центром обитания караимов стала древняя крепость Чуфут-Кале.
В годы второй мировой войны немецкие фашисты специально собирали
раввинов, чтобы те прочли караимские тексты, написанные еврейскими буквами.
Раввины прочли, но ни слова не поняли. И поэтому караимы, в отличие от
евреев, уничтожению в оккупированном Крыму не подлежали.
Другая часть хазар, выброшенная за Волгу, обошла Каспий с востока,
добрела до Бухары. Письменной истории у хазар не велось, причины их
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг