полете. Их корабль не был оборудован для этого. Он очень давно ушел с Земли.
Тогда еще не умели оборудовать космические корабли для анабиоза. И теперь
маленькие ракеты с телами родителей Тушина и Чанды носятся где-то в космосе.
А на Землю их корабль привел уже Михаил Тушин. И она была для него такой же
новой неизведанной планетой, как и планета Рита. Хотя все-таки не такой.
Потому что всю жизнь он читал на корабле книги о Земле и смотрел земные
фильмы. Так что немало знал о планете, отправившей в космос его корабль,
название которого давным-давно стерло с обшивки космической пылью.
...- Мы с Аркадием разделили обязанности, - говорит Тушин с экрана, и
серые спокойные глаза его мигают - видимо, от непривычно сильного света,
зажженного телеоператорами. - Резников будет выводить корабль за пределы
Солнечной системы. А я поведу его, когда подойдем к системе семьсот
тринадцатой звезды. Я неплохо помню ее планеты и их спутники. Да и
магнитопрограммы нашего "Урала" сохранились.
Их "Урал" - старый, но еще надежный корабль. До сих пор он ходит в
космосе. Но уже только в пределах Солнечной системы.
Однако, хотя он и "старичок", мне все равно приятно, что назван он
"Уралом", и что прочно вошел в историю космонавтики.
Потому что я очень люблю свой Урал.
Мне всего девять лет, но я уже немало поездил по Земле. Ибо умею не
мешать родителям.
Наверное, если бы я им мешал, они оставляли бы меня в интернате, как
оставляют родители других ребят. И тогда я не увидел бы ни японских
островов, ни жаркой северной Австралии, ни Пиренеев, ни суровой холодной
Огненной Земли, где папа с мамой вкалывали в научном центре целый год, и
куда я летал к ним на каникулы.
Почему-то дома я совсем не думаю об Урале. А в поездках думается. И чем
дольше поездка, тем думается больше. На Огненной Земле за месяц все надоело,
даже океан, и я стал проситься домой.
А папа все смеялся и спрашивал:
- Каким же ты, Алик, будешь астронавтом? Залетишь к Сириусу и начнешь
ныть: хочу домой?..
- В космосе не ноют, - объяснил я. - А сейчас ну что тебе стоит
отправить меня?
...Телекамера все движется и движется по кораблю "Рита-1", и на экране
появляются новые коридоры, и крутые белые лесенки, и блестящие лифты.
А потом я опять вижу покатую серебристо-зеленую спину звездолета над
ослепительно белым кругом Третьей космической станции.
Коридоры ее теперь пусты. И лестница, ведущая к корабельному люку, тоже
пуста. И на моих глазах люк задвигается щитами, выходящими из стен корабля.
Они движутся медленно, закрывают люк плотно, затем на них наползает толстая
серебристо-зеленая пленка, и вот уже не видны даже границы люка.
А потом сдвигаются стены коридора Третьей космической, и лестница, по
которой поднимались астронавты, больше не ведет никуда. Она упирается в
белую стену, и непонятно, для чего она тут вообще стоит.
С шумным свистом выпускают воздух присоски, соединявшие станцию и
корабль в одно целое. Они висят теперь в космосе каждый сам по себе. Просто
рядышком.
Наконец объявляют старт, и корабль отходит от белого круга медленно,
как пароход от пристани, и тогда становятся видны длинные и узкие язычки
пламени, которые вырываются из-под треугольных плавников этого громадного
зеленого дельфина.
Он отчаливает от станции на малых, маневровых двигателях, и лишь через
тысячи километров сможет перейти на основную тягу.
Он так медленно и плавно уходит в темноту, что кажется, будто ему
просто не хочется уходить от Земли.
Может, потому так кажется, что темнота очень велика? Она надвигается на
меня, начисто вытесняет с экрана белое пятно космической станции, и вот уже
ничего не видно на черном экране, кроме маленьких огненных кружочков. Они
все уменьшаются, уменьшаются, сливаются в один кружочек, а затем становятся
просто светлой точкой.
И эта маленькая подвижная точка быстро теряется среди миллионов ярких
неподвижных звезд.
2. Женька
Мне тринадцать лет, и я считаю себя почти взрослым. А взрослые должны
сдерживаться, когда им обидно, и должны казаться совершенно безразличными,
когда ничего не могут исправить.
...- Так ты не сердись, Сандро! - Женька Верхов дружески хлопает меня
по плечу, и сквозь тонкую ткань куртки я чувствую, что его крупная ладонь
горяча и влажна.
- Ты же понимаешь, я не хотел ни обидеть тебя, ни обделить, - задушевно
и мягко добавляет Женька. - Это вышло случайно, Сандро. Видимо, у тебя
просто не праздничный доклад. А я такой же раб стихийных обстоятельств, как
и ты. И не стоит грустить, дружище! По теории вероятности одному человеку не
везет подряд. Так что завтра твой черед!
- С чего ты взял? - Я пожимаю плечами. - Я не сержусь и не грущу. Мне
совершенно все равно, когда...
К сожалению, кривлю душой. Потому что считаю себя почти взрослым и хочу
казаться безразличным. Конечно, мне не все равно. Конечно, было бы приятно
сегодня. Нет, совсем не из-за этого городского сборника - шут с ним! Это для
Женьки сборник, наверно, важен, потому что Женька всегда хочет выделиться. А
для меня просто важен был сегодняшний день, важно было праздничное
настроение, с которым я начинал бы доклад сегодня.
А теперь это настроение пропало. И теперь я начну доклад холодно и
сухо. Уже знаю себя: такое настроение не вызовешь по заказу.
К этому докладу я готовился как к празднику. Потому что еще осенью наш
Марк Попов, учитель по истории космонавтики, пообещал, что я начну доклад
двенадцатого апреля, в день, когда Земля будет отмечать трехсотлетие
гагаринского полета в космос.
Марк обещал два урока подряд отдать мне. Ведь сейчас это самая бойкая
тема: история открытия планеты Рита. Об этой планете снова, как и четыре
года назад, шумит Земля. Потому что на орбите начался монтаж корабля
"Рита-2". Он будет вдвое больше первого, и на нем улетят уже не двести
молодых астронавтов, а четыреста.
Осенью я стал собирать материалы о планете Рита. Целую полку над моим
столом заняли книги, которые удалось достать. Целый ящик в столе завалили
микрофиши с других книг, которые достать не удалось. Еще в одном ящике
копились факсимильные оттиски, полученные из различных сетей бессмертного
Интернета.
Я просто заболел своей темой. Старался собрать все, что только можно.
На первых порах собирание шло даже быстрее, чем чтение. На первых порах я
скорее был коллекционером, чем исследователем.
А потом, месяц спустя, я стал понимать, что многие материалы просто не
нужны, потому что повторяют друг друга.
В феврале Марк Попов провел у меня дома полдня, просмотрел мои
материалы, и потом еще я показал ему куски из стереофильма, который готовил
для доклада.
- Ты молодчина! - похвалил Марк. - Собрал больше, чем я мог
предположить. Пожалуй, подкину тебе еще один урок и сниму эту тему из своего
плана. Хватит и того, что расскажешь ты. Так что рассчитывай на три урока. И
не особенно увлекайся чужими пересказами. Первоисточники надежнее.
И я рассчитывал на три урока.
Но вот сегодня двенадцатое апреля, и яркое солнце за окном беспощадно
добивает последние остатки грязного, черно-серого снега, и занятия в школе
окончились, и во дворе крепкие кулаки звонко бьют по мячу, а доклад я так и
не начал. Зато сегодня делал доклад по космонавтике Женька Верхов.
Еще неделю назад я даже не знал, какая у него тема. И не интересовался,
потому что никогда не лезу в дела своих товарищей, если они сами об этом не
попросят.
А Женька знал о моем докладе многое. Потому что часто выспрашивал меня.
Незаметно. Между прочим. Я даже не понимал тогда, что он меня выспрашивает.
Только теперь дошло. А тогда это выглядело как вежливость, как
внимательность. Я, конечно, отвечал ему, и порой обстоятельно - нечего было
скрывать. Но потом где-то там, в небольших учительских кабинетах на восьмом,
административном этаже нашей школы, кто-то решил, что мой доклад - не
праздничный, что он не подходит к сегодняшнему торжественному дню.
Я не знаю, где и как это решалось. Знаю лишь результат. И сообщил его
Марк Попов, позавчера, после занятий.
- Двенадцатого будет доклад Верхова, а не твой, - хмуро произнес Марк,
и мне показалось, что новость эта не очень-то радует его самого. Черные
брови его вытянулись над переносицей в одну линию, что бывает, когда учитель
сердится. Зеленые глаза его были напряжены и смотрели на меня жестко, будто
я в чем-то виноват.
Но я-то знал, что ни в чем не виноват. И знал, что он это знает. Потому
что привык уважать Марка.
- А когда же мой? - спросил я. Спросил вроде бы лениво, безразлично,
хотя и понимал, что учителя не может обмануть мое напускное безразличие.
- Через неделю. Со следующего урока начнешь. - Марк произнес это
деловито и твердо, задвинул в стенной шкаф полку со стереопроектором и, не
поворачивая ко мне головы, как бы между прочим, добавил: - Говорят, у тебя
не праздничный доклад. Ты консультировался у кого-то?
- Нет! - Я удивился и замотал головой. - Кроме вас, никто не видел моих
материалов.
- Тогда странно! - Марк пожал плечами. - Откуда же там знают, что у
тебя в докладе?
Он показал головой наверх, где находилась учительская, и пульты
управления кибер-наставниками, и личные кабинеты всех учителей.
- Не знаю, - растерянно произнес я. - Но это правда: я никому ничего не
показывал.
Он, кажется, так и не поверил мне. Усмехнулся и "закруглил" разговор:
- Ну, да ничего! Подумаешь, на недельку позже!..
И я тоже решил, что ничего. Подумаешь! Жаль, конечно, настроение, но,
видно, просто нельзя откладывать Женькин доклад. Такая уж у него тема!
И вот сегодня все седьмые классы нашей школы слушали Женьку. Он
рассказывал, как люди праздновали День космонавтики все эти триста лет.
Говоря по правде, он рассказывал интересно. И голос его, измененный и
усиленный микрофоном, звучал в зале солидно и внушительно.
Я, например, впервые услыхал, что еще в конце двадцатого века вожди
одной восточной страны запретили празднование Дня космонавтики. Ракеты этой
страны терпели аварии одна за другой, пилоты гибли, и, чтобы люди не
вспоминали об этом лишний раз, День космонавтики был в стране официально
запрещен.
В общем, Женькин доклад мне понравился. Я поздравил его на перемене. И
другие поздравляли. И даже стало совсем не обидно, что перенесли мой доклад.
К концу дня по школьному радио сообщили, что во всем городе сегодняшние
доклады старшеклассников о космонавтике были записаны на пленку и через
неделю выйдут отдельной книжкой. На память о трехсотлетии праздника.
Услышав это, я еще раз порадовался за Женьку. За то, что ему повезло.
Приятно, когда везет товарищу!
Но вот когда после занятий он подошел ко мне с этим разговором!.. Когда
стал не то извиняться, не то оправдываться... Когда его красивые карие глаза
боялись встретиться с моими и старательно смотрели куда-то в сторону...
Как тут было не вспомнить, что он начал выспрашивать меня о докладе еще
с Нового года? Как было не вспомнить позавчерашний разговор с Марком? Ведь
Женька только что, как и кто-то там наверху, назвал мой доклад "не
праздничным"... Как не вспомнить, что мать Женьки Верхова работает в
городском методическом центре и просто не могла не знать заранее об этом
памятном сборнике? А уж у нее мог разведать и Женька. Иначе зачем бы его
извинения?
И поэтому сейчас мне как-то стыдно за Женьку и стыдно за себя - за то,
что я солгал ему, за то, что думаю об этой книжке, хотя вовсе не надо думать
о ней. Я не рассчитывал на нее, и потому ничего не потерял.
"Ну, в конце концов - какая разница? - убеждаю я себя. - У Женьки на
самом деле хороший доклад. И, действительно, не имело смысла читать его в
другой день..."
И все-таки отчего-то противно. Будто попал во что-то вязкое и
непонятное.
Похоже, обстоятельства были не такими уж стихийными. И обидно, что все
это могло произойти из-за какого-то чепухового памятного сборника.
Что же случится, когда появятся причины более серьезные?
Но я же почти взрослый! А взрослые не показывают, когда им обидно.
- Ты не мучайся, Женька! - Я говорю это почти весело и дружески хлопаю
по полному рыхловатому плечу, которое намного выше моего плеча. - От
случайностей никто не гарантирован! И, главное - мне все равно, когда...
Важно, чтоб за доклад было не стыдно...
Мне только тринадцать лет. И я уверен, что все в этот день сделал
правильно, по-взрослому.
3. География чужой планеты
(Из записей к докладу)
Планета Рита в системе семьсот тринадцатой звезды по каталогу Фриче
была открыта космонавтами космического корабля "Урал", возвращавшимися к
Земле.
По размерам, яркости и силе излучения семьсот тринадцатая звезда
примерно соответствует Солнцу, но моложе Солнца почти вдвое. В общем, звезда
класса G-2.
Обнаружили ее в середине двадцать первого века у самого краешка
газопылевого облака. Оно ее прежде и заслоняло... Но в конце концов пути их
разошлись, и звезда выглянула. А в конце века ее внесли в каталог Фриче. Ни
в каталоге Коллиндера (середина двадцатого века), ни в более древнем "Новом
общем каталоге" (NGC, конец девятнадцатого века) этой звездой и не пахло.
Планетная система ее невелика - шесть планет. Рита - вторая. Остальные
планеты необитаемы. На двух из них есть очень бедная кислородом атмосфера и
небогатая растительная жизнь.
Расстояние Риты от звезды всего на полтора миллиона километров меньше
чем расстояние Земли от Солнца. Размеры почти соответствуют земным.
Окружность по экватору - тридцать пять тысяч семьсот километров.
Спутников у планеты нет.
Величина суток на Рите - двадцать два с половиной часа. Полный оборот
вокруг звезды длится четыреста семнадцать местных суток. Значит, год всего
на двадцать семь суток больше земного.
Ось вращения планеты почти перпендикулярна к плоскости вращения. Такого
наклона, какой имеет земная ось, у планеты Рита нет. И поэтому на ней нет
смены времен года.
Жители планеты не знают, что такое зима, весна, лето и осень. Климат в
различных зонах постоянен. Переменчива лишь погода. Размеры полярных шапок
должны почти не меняться. Но зрительных подтверждений этого нет, ибо "Урал"
слишком недолго был на орбите.
На этой планете много воды и тепла. Суша ее не сконцентрирована такими
громадными материками, как на Земле. Поэтому практически нет пустынь.
Размеры самого большого материка чуть меньше Австралии. Самый маленький по
территории почти равен Мадагаскару. Но материков много: пятнадцать. И все
отделены друг от друга в основном не проливами, а морями.
Кроме того, на планете Рита очень много островов. На фотографиях и
пленках можно различить более шестисот одних только крупных островов - не
меньше земной Ямайки.
Разумеется, такая раздробленность суши должна замедлить общий прогресс
человечества, ибо затруднено общение между народами.
Вполне возможно, что под полярными шапками планеты тоже скрыты материки
или, по крайней мере, острова. Астронавты не исследовали полярные зоны.
Экватор планеты пересекают лишь два из пятнадцати материков. Остальные
расположены севернее и южнее. Самые благоприятные условия для жизни!
Население планеты сосредоточено пока в экваториальном поясе и в
субтропиках. Севернее и южнее субтропиков наши астронавты не встретили ни
одного первобытного человека, хотя и видели следы стоянок. Видимо, в
прохладные зоны обитатели планеты заходят редко и ненадолго.
Атмосфера на Рите - точно такая же, как и на Земле, и наши астронавты
могли ходить там без скафандров. За всю историю земной космонавтики это
первый и пока единственный случай полного совпадения земной атмосферы с
атмосферой другой планеты.
Астронавты "Урала" спускались почти на все материки и на пять крупных
островов планеты. На восьми материках и трех островах были обнаружены люди,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг