Постепенно восстанавливалась память, хотя припоминалось не все, а
какие-то обрывки видений, разрозненные слова. Затем события связались в
звенья, удалось проследить весь минувший день, но неприятный осадок не
исчез, а, наоборот, усилился. Профессор сам не понимал, как мог потерять над
собой контроль и проговориться о своей работе над антивирусом.
С трудом приподнявшись на локте, он поискал глазами Степана. Степан
дремал, склонившись головой на письменный стол. Услышав звон пружин, он
вскочил и подбежал к профессору:
- Макс Максович, вам лучше?
Старик, глубоко растроганный взволнованным тоном Степана, тихо ответил:
- Лучше, мой мальчик. Мне уже совсем хорошо.
Степан помог ему подняться, поставил кофейник на спиртовку и
заговорщицки прошептал:
- Пока вы спали, я оборудовал тайник для рукописи. Смотрите, вот здесь,
внизу. Сюда же будете прятать и все материалы для антивируса, а то, неровен
час, заскочит Валленброт или Руффке - и все пропало!
Открыть тайник в столе ни для кого не составило бы труда, но Степан так
восхищался своей работой и так неумело и неловко пытался рассеять грустные
мысли старика и угодить ему, что Макс Браун серьезно одобрил конструкцию
тайника. Это обрадовало мальчика.
Профессор все время незаметно наблюдал за ним. Вот таким -
обыкновенным, худеньким, черноглазым подростком Степан стал более понятен
профессору. Уже не верилось, что это особенный, непонятный мальчик, не по
возрасту серьезный, по-иному воспринимающий мир.
"Вот таким мог быть мой сын, - думал Макс Браун. - Его тоже звали бы
Стефаном... Мы вдвоем работали бы над созданием антивируса, и после моей
смерти мое дело продолжал бы Стефан Браун".
Впервые за много лет старый профессор пожалел, что у него нет и никогда
не будет сына.
И, словно отвечая этим мыслям, Степан умоляюще взглянул на профессора:
- Макс Максович! А нельзя ли мне помогать вам в изготовлении
антивируса?
Профессор помедлил с ответом. Степан встревоженно и нетерпеливо ожидал.
- Да, Стефан... Только для этого сначала надо очень много узнать.
Скучной, неприятной казалась Степану Рогову медицина. Брезгливое
чувство вызывали копошащиеся под микроскопом микробы. При одном взгляде на
взъерошенных, раздувшихся зараженных крыс к горлу подступала тошнота.
Как это далеко от смелого взлета мысли конструктора! Как отличается
приземистая неуютная лаборатория профессора Брауна от залитых ярким
солнечным светом цехов гигантского завода, которые видел Степан в Харькове.
Мертвенная, болезненная тишина - и торжественный могучий грохот. Близорукий
лучик микроскопа - и дерзкий взгляд с самолета или ракеты на всю планету, на
всю Вселенную... Какое может быть сравнение? Кто согласился бы променять
завидную судьбу инженера на прозябание микробиолога?
И все же, Степан Рогов решил побороть свое отвращение к медицине. Он
уже знал, что такое вирус "Д"! Браун обещает создать антивирус. И этот
препарат должен попасть в руки советских врачей. Степан готов зубрить
формулы и помогать при вскрытии крыс, готов даже отсрочить попытку к
бегству, лишь бы получить антивирус.
Подростку все казалось простым: антивирус - это универсальное
лекарство - можно создать легко, если знать, какие именно и в каких
количествах реактивы надо смешать, как их подогреть, как растворить. Все это
казалось ему не сложнее тех манипуляций, которые производил профессор Браун,
составляя порошок от головной боли.
Но профессор не спешил посвящать его в тайны рецептуры, да и сам
Степан, когда увидел окончательную формулу антивируса, ужаснулся: это была
даже не формула, а огромная, во весь лист, ячейкообразная сетка, в узлах
которой, словно мухи, запутавшиеся в паутине, беспомощно висели буквы.
Профессор, как всегда, начал издалека:
- Великий Дарвин открыл самый замечательный, самый важный, самый
глубокий закон природы - закон борьбы за существование. Выживает только тот
организм, который наиболее приспособлен. В мире животных непрерывно длится
ужасная борьба: сильные стараются пожрать слабых, а слабые изо всех сил
цепляются за жизнь. Даже среди людей - высших разумных существ - происходит
эта борьба. Древние римляне недаром говорили: "Гомо гомини люпус эст!" -
"Человек человеку волк!". Этот жестокий волчий закон правит миром...
- Неправда! - с жаром возразил Степан. - У нас, в Советском Союзе, так
не бывает! У нас человек человеку - друг!
Макс Браун смущенно закашлялся:
- Видишь, Стефан... Насколько мне известно, советские ученые отвергают
борьбу за существование в человеческом обществе. Может быть, им виднее... Не
знаю, не знаю... Но у нас это - на каждом шагу.
- И у вас, Макс Максович, тоже есть хорошие люди. Разве не вы спасли
меня от смерти?
- Ну, ладно, ладно, Стефан... Оставим этот вопрос. В общем, я буду
говорить о борьбе за существование среди микроорганизмов. Так вот, в борьбе
за существование некоторые виды микробов вырабатывают такие яды, которыми
уничтожают другие микроорганизмы...
Профессор сделал паузу, залюбовавшись напряженным вниманием, с которым
слушал его Степан.
- Ты уже знаешь, что существуют мельчайшие микроорганизмы - бактерии, -
продолжал Макс Браун. - Но есть еще и ультравирусы, о которых даже
неизвестно. существа это или вещества. Они настолько малы, что свободно
проходят сквозь стенки фарфоровых фильтров, поэтому их называют еще
фильтрующимися вирусами. Они вызывают много страшных болезней: трахому,
тропическую лихорадку, бешенство, скарлатину, ящур, мозаичную болезнь
табака... Э, да все не перечислишь! Я полагаю, что ультравирусы - просто
гигантские молекулы, - помнишь я показывал тебе формулу? Среди вирусов есть
так называемые бактериофаги - они могут разрушать других микробов и вирусов,
сами размножаясь при этом... И вот я, изменив строение вируса "Д" -
кристаллического белка, создам универсальный антивирус, новый бактериофаг,
который сможет уничтожать почти всех микробов. Я уже нащупываю окончательную
формулу и скоро - очень скоро! - в этой лаборатории из неорганических
веществ я создам живую молекулу! Создам жизнь! - профессор гордо вскинул
голову.
В дверь постучали. Вошел Валленброт. Его настороженный колючий взгляд
обежал лабораторию, ощупал Степана и погас. Валленброт поклонился
профессору.
- Герр профессор, шеф недоволен работой отдела. - Он понизил голос. -
Нашим войскам приходится сокращать линию фронта, и из ставки фюрера можно
ежедневно ждать приказа об окончательной апробации вируса "Д".
Профессор упрямо склонил голову:
- Ну, так что вам угодно?
Валленброт попросил разрешения сесть и развернул какие-то бумаги. Видно
было, что он не в состоянии разобраться в чем-то очень важном и нужном ему.
- Согласно вашему, гepp профессор, указанию... согласно вашим
предположениям... - доносился заискивающий шепот в дальний угол лаборатории,
где сидел Степан.
А профессор, откровенно издеваясь над Валленбротом, говорил
флегматично:
- Ну, что вы, дорогой! Ведь это же так просто! Над этим надо лишь
немного поразмыслить. Я, к сожалению, сейчас не располагаю временем, но для
вас это сущие пустяки!
Степан видел, как у Валленброта вздувались на шее жилы, как он бледнел
и закусывал губы, стараясь сдержать себя. Наконец, он не вытерпел и, собрав
листки, медленно пошел к двери. Он не сказал ни слова, но в его взгляде
Степан прочел, что Валленброт готов растерзать профессора.
Едва закрылась за Валленбротом дверь, с профессора мигом слетела маска
добродушия. Он зябко поежился и, потирая руки, зашагал по комнате.
- Гомо гомини люпус эст! - говорил Браун, не глядя на Степана. - Да,
это волк... И тем более страшный, что это волк-людоед... Я боюсь его... А
ведь Отто считался моим лучшим учеником, и было время, когда я в нем души не
чаял... Теперь я знаю, что Валленброт когда-нибудь меня убьет... Да, да,
убьет! Я им еще нужен, я буду нужен им до тех пор, пока не дам сыворотки
против вируса "Д". А затем меня уничтожат... Я это хорошо знаю, они меня
уничтожат...
Он бормотал уже бессвязно, забыв о Степане. Степан с болью и тревогой
смотрел на профессора.
Глава V
ЕФРЕЙТОР КАРЛ РАССКАЗЫВАЕТ
Ночь. Тишина. Неяркие блики ночника ложатся на желтоватые листы толстой
книги. Степан Рогов, нахмурив лоб, строка за строкой медленно и напряженно
читает "Введение в микробиологию" профессора Брауна.
Прошло уже три года с тех пор, как Степан попал в этот каземат. Три
года, и каждый - как вечность!.. Парню скоро исполнится шестнадцать лет, но
никто не дал бы ему столько слишком уж мал он и тщедушен. Лишь глаза -
черные, блестящие - и придают взрослое выражение бледному, изможденному
лицу.
Угнетают юношу мысли. Угрызения совести терзают его сердце: никак не
удается вырваться из этого подземелья. Сколько было планов побега - не
счесть! Но все они не стоили ломаного гроша.
Может быть, Степан все же предпринял бы самую бессмысленную попытку к
бегству, да запала ему в голову мысль заполучить чудесный антивирус или хотя
бы уничтожить весь подземный город. Профессор Браун еще не закончил свои
исследования. И Степан Рогов, выжидая удобный момент, настойчиво изучает
физику и химию, вызубривает книгу профессора Брауна, юноша хочет любой ценой
овладеть тайной антивируса, чтобы передать ее советским ученым.
Ах, как много непонятного в этой книге, как трудно найти в словаре
соответствующие слова, как трудно понять, что же именно хотел сказать
профессор!
"...Микробы - вечны. Они таковы, какими их создала природа в начале
своего творческого пути, когда химические элементы случайно соединились в
определенную комбинацию, уже в первый момент проявившую себя жизнеспособной.
...Живую молекулу можно рассчитать как механизм; можно добиться
определенного сочетания атомов, составляющих ее, следовательно, можно
создать жизнь искусственно. В этом нас убеждают волнующие опыты Стефана
Ледюка, создавшего неподражаемые модели живой клетки; мы, преклоняемся перед
Литлфильдом и Мартином Кукуком, создавшими "соляные существа"; мы до конца
еще не разобрались, что же в сущности представляют собой нашумевшие
"радиобы" Беттлера-Берке: механическую модель или же истинное проявление
жизни в ее новой форме; но не вызывает сомнения утверждение, что хотя
упомянутые ученые и защищали забытую проблему самозарождения жизни, они
помогли нам поставить вопрос об искусственном воспроизведении условий,
благоприятствующих химическому процессу, адекватному первичному..."
Ах, как много непонятного в этих строках! Что такое "адекватный"?
Почему микробы "таковы, какими их создала природа", если существует
дарвиновский закон отбора? Какие же это "определенные комбинации"?
Много, очень много возникает вопросов у Степана. Он хотел, чтоб книга
профессора Брауна раскрыла ему секрет создания искусственных микробов. Может
быть, хоть чем-нибудь удастся помочь профессору. Ведь прошел почти год, как
старик рассказал о чудесном антивирусе, а успеха все нет и нет... И уже
начинает закрадываться в мозг юноши беспокойная мысль о том, что, быть
может, пройдут долгие годы, прежде чем Брауну удастся осуществить свой
замысел. А если не удастся? Но Степан подавляет в себе сомнения. Антивирус
должен быть создан, и он должен попасть в руки советских врачей!
Степан вновь склоняется над книгой. Скучное, непонятное, нелюбимое он
затверживает наизусть, не зная, что почти все, написанное профессором
Брауном в этой книге, никому не нужно, давно отброшено передовой советской
наукой; не подозревая, что профессор Браун - ученик Пастера и Коха - вместе
с ценными познаниями перенял у своих учителей все их ошибки, развил эти
ошибки и идет дорогой, которая приводит в тупик.
Юноша не знает всего этого. Он медленно и напряженно штудирует абзац за
абзацем, а черная стрелка часов неслышно движется по циферблату. Без пяти
четыре. Степан подбегает к приемнику.
Здесь, в подземном городе, в затаенном углу Германии, еще глубокая
ночь, а там, на востоке, в родной стране, начинается новый день. Вот еще
минута - прозвучит величественная песня, диктор передаст последнюю сводку
Совинформбюро, и Степан начнет высчитывать, сколько километров осталось
пройти советским войскам до границ Германии.
Но сводку прослушать не удалось. На полуслове оборвалась торжественная
песнь о Родине, и зеленый глазок, мигнув последний раз, погас. Степан
бросился к приемнику, лихорадочно дергал за проводнички, проверяя прочность
соединений. Он все еще надеялся, что можно устранить повреждение. Но вскоре
понял - перегорела лампа.
Подавленный и угнетенный, Степан тяжело опустился на стул. В ушах еще
звучали гордые, полные светлой жизнеутверждающей силы слова:
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек.
Я другой такой страны не знаю...
Родная страна!.. Всплывали перед глазами безграничные колхозные поля с
тяжелыми наливающимися колосьями пшеницы. Слышался торжественный грохот
тракторов и комбайнов. Пахло мятой. Звучали песни - хорошие, радостные... По
звонким рельсам, громыхая, день и ночь бежали составы, и можно было сесть в
любой поезд и поехать куда хочешь: и в солнечную Грузию, и в суровое,
манящее Заполярье... Степан не был ни в одном большом городе, кроме
Харькова, но он знал всю страну. Пионерский отряд Алексеевской семилетки
переписывался с пионерами Москвы, Ленинграда, Тбилиси. Степан не был в
столице, но с закрытыми глазами мог нарисовать Кремль. Степан видел Сталина
только на портретах, но представлял его так реально, как родного отца. Ему
казалось, что когда-то давным-давно товарищ Сталин вошел к ним в дом, поднял
его, маленького Степана, высоко-высоко и сказал: "Расти, большевиком,
мальчик!"
Может быть, это был сон, а может, так говорил отец, но в то печальное
утро, когда вдруг умолк приемник, Степан искал поддержки, лишь теперь поняв
до конца, чем был для него голос Родины.
Степан слышал мерное всхрапывание профессора Брауна, слышал, как
медленно - капля за каплей - вытекала вода из слабо завинченного крана
водопровода - все было как будто прежним, и в то же время изменилось. Мысли
стали четкими и определенными.
Нет, не об антивирусе сейчас нужно думать, а о том, чтобы уничтожить
вирус "Д"! Уничтожить, забрать с собой профессора Брауна и уйти навстречу
Красной Армии.
Степан огляделся вокруг, не спеша вынул ключ из кармана одежды
профессора, аккуратно сложил ее, прислушался к дыханию спящего, осторожно
отпер дверь и вышел в коридор.
Это было 24 декабря 1944 года.
В главном коридоре огни были притушены, и от этого он казался еще более
низким и мрачным. Степан долго выглядывал из-за угла - нигде никого не было
видно. Он бесшумно перебежал расстояние до второго перекрестка и свернул в
него. Ничего интересного не было и в этом тоннеле. Степан увидел лишь пять
дверей да решетку вентилятора-калорифера, откуда мягкой непрерывной струей
лился теплый воздух.
Степан верил, что выход из подземного города должен быть: город
снабжается воздухом и водой, где-то пролегает канал для антенны
радиоприемника; наконец, фашисты, безусловно, приготовили себе на всякий
случай запасные выходы.
Одна мысль пугала Степана: а что если эти выходы начинаются не в
коридоре, а во внутренних помещениях, куда невозможно проникнуть? И все же,
он решил сделать все возможное: исследовать подземный город, запомнить его.
Задача облегчалась тем, что в последнее время, как сообщил профессор Браун,
значительно уменьшилось количество охранников в главном коридоре. У фашистов
уже не хватало солдат.
За одной дверью Степану почудился тихий разговор, а встреча с кем бы то
ни было вовсе не входила в его расчеты. Не успев оглядеться как следует, он
перебежал коридор наискось и юркнул в темный тоннель, но споткнулся и упал.
Падая, он заметил скамью, на которой кто-то сидел.
- Стой! Кто? Назад! - испуганно заорал какой-то человек, вскакивая на
ноги.
- Простите, господин солдат... Гутен нахт... то есть гутен морген...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг