Терри, последний сказал: - Я все обдумал и решил прибора не создавать.
Бахбах, по-видимому, был настолько ошарашен, что в первую минуту не в
состоянии был вымолвить ни одного слова. Терри уже готов был повесить
телефонную трубку, как услышал взволнованный голос Бахбаха:
- Не может быть.
- Мое решение твердое.
Бахбах неестественно быстро затараторил в трубку:
- Господин Брусс, это недоразумение. Я вас прошу об одном: никуда не
уходите, я сейчас заеду к вам, нам нужно поговорить.
- Это бесполезный разговор.
- Все равно, нам нужно поговорить, - настаивал Бахбах, - подождите
меня несколько минут.
- У меня срочное дело, и я ухожу, - ответил Терри и повесил трубку.
Он твердо решил уйти из дому, надеясь хотя бы на время оттянуть
разговор, который, как он понимал, неизбежен и рано или поздно состоится.
Не мешкая, Терри закрыл ящики стола, надел пальто и направился к выходу. Но
как ни мало времени на это потребовалось, Бахбах сумел принять меры, чтобы
удержать Терри дома. Не успел Терри открыть дверь парадного подъезда, как к
нему подошел человек в коричневом пальто и такой же шляпе и, загородив
дорогу, сказал тоном, не допускающим никаких возражений:
- Вам придется подождать. Таков приказ.
Терри понял, что за ним установлена слежка и что Бахбах успел по
телефону или каким-либо иным путем передать агенту распоряжение задержать
его.
Спустя несколько минут явился Бахбах. Ни на лице его, ни в движениях
не осталось ни малейшего следа спокойствия, мягкости, отличавших его во
время предыдущих встреч. Лицо его побагровело, глаза дико сверкали, он не
сказал, а выплюнул:
- Вернитесь в дом.
Терри был подготовлен к разговору, и на этот раз собеседники
обменялись ролями. Бахбах волновался, а Терри говорил спокойно, словно
доказывал непонятливому ученику совсем немудрую теорему.
- Нечего, собственно, объяснять, - сказал он, когда они вошли в
комнату. - Я обдумал все, что вы и ваш друг Х^лфорд, - он сделал ударение
на слове "ваш", - сказали мне, и пришел к выводу, что, попав в ваши или в
чьи-либо другие руки, мое открытие будет использовано во зло людям. И я
решил приберечь его до тех времен, когда создадутся условия для того, чтобы
оно могло служить только медицине, только честным людям.
- Значит, интересы Бизнесонии, цивилизации, по-вашему, это зло? -
спросил Бахбах.
- Я не испытываю желания вступать в политические дискуссии, - ответил
Терри.
- Вы уже вступили! - едва сдерживая себя, воскликнул Бахбах. - Вы
становитесь рупором злокозненных элементов, пытающихся подорвать основы
нашего строя. Кто вам внушал подобные мысли?
- Это допрос?
- Да, это допрос, если хотите... - Бахбах спохватился, что сказал
лишнее. Он нашел в себе силы подавить гнев и, словно искусный актер на
сцене, умеющий быстро перевоплощаться, предстал в одно мгновение перед
Терри совсем другим - прежним, спокойным, логично мыслящим человеком. -
Извините, ваш отказ несколько ошеломил меня. Поговорим спокойно. Разрешите
присесть?
- Пожалуйста, - сухо ответил Терри.
Бахбах снял пальто, сел за стол напротив Терри и принялся спокойно,
используя весь арсенал своей логики, убеждать его в неразумности отказа от
предложения, сделанного ему отечеством.
Что касается Терри, то он, несмотря на все настояния Бахбаха, не
приводил ему в ответ никаких доказательств, а отделывался стереотипными
фразами:
- Я не намерен вступать в политическую дискуссию. Я делаю то, что
подсказывает мне долг ученого, для которого единственным критерием
правильности поведения является собственная совесть.
Он наотрез отказался также назвать лиц, с которыми встречался в
течение последних суток.
Беседа длилась долго. Бахбах вызвал по телефону на помощь Холфорда.
Сияние воинских знаков, однако, не могло переубедить упрямца. Холфорд тоже
вышел из себя и, видя бесполезность дальнейшего разговора, резко сказал:
- Вам надлежит впредь до особых указаний находиться дома.
Но Бахбах остановил не в меру расходившегося союзника.
- Зачем же так? - возразил он. - Господин Брусс волен ходить куда
угодно и общаться с кем угодно. У нас в Бизнесонии, стране подлинной
демократии, не применяется ничто, ущемляющее права гражданина... до той
поры, пока это не узаконено судебными инстанциями. Могу вас заверить, -
обратился он к Терри, - а вы имели возможность убедиться в моей
откровенности, что с вашего дома будет снято наблюдение и вы, равно, как
ваши друзья и знакомые, не подвергнетесь слежке.
Действительно, выйдя спустя полчаса после ухода гостей из дому, Терри,
сколько ни оглядывался, не видел, чтобы кто-нибудь за ним следил. Но,
сознавая свою неопытность в конспиративных делах и понимая, что БИП не
оставит его в покое, решил не ходить ни к кому, на кого мог бы навести
ищеек.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Мы, естественно, увлеклись судьбой главных героев произведения,
оставив без внимания второстепенных, в частности Пирса, которому в свое
время отвели определенное место в повествовании. Но Пирс не из тех людей,
которые прозябают в безвестности. Он вынуждает нас, хотели бы мы того или
нет, вернуться к его особе, ибо в столь критический момент, какой
переживает наш герой, посчитал своим долгом явиться к нему с визитом.
Избавим читателя от подробного описания первого получаса свидания,
который Пирс старался использовать для того, чтобы убедить друга в своей
искренности. Затем он завел разговор об открытии Терри и возможностях его
дальнейшего использования, имея в виду повышение благосостояния своего
личного и, главным образом, друга.
С удивлением узнав, что Терри уничтожил прибор, он принялся его
уговаривать создать новый, пообещав за это любую сумму. Он на все лады
расписывал возможности, которые раскрывает перед человеком богатство, с
талантом поэта расхваливал лучшие курорты мира, где можно будет построить
дворцы и проводить в них часы досуга, не пожалел красок, чтобы показать
молодому ученому, какое широкое поле научной деятельности раскроется перед
ним, если у него будет достаточно средств для создания лабораторий,
аппаратуры, привлечения в помощь себе виднейших деятелей науки Бизнесонии и
даже других стран мира.
Терри хорошо знал Пирса и очень скоро понял, что не его ограниченный
ум диктует все эти слова, что поет он с чужого голоса. Терри без обиняков
сказал это Пирсу:
- Ты по поручению господина Бахбаха?
- Почему ты думаешь? - всполошился Пирс. - Я ничего не говорил. Ты
выдумываешь... Какого Бахбаха? - спохватился он. - Никакого Бахбаха я не
знаю.
- Я к следствиям не привык, - прервал его Терри. - Чего тебе надо,
говори прямо.
Словно почувствовав, что разговор принимает деловую форму, Пирс снова
обрел себя.
- Я деньги вкладывал в твой прибор? Вкладывал. Значит, отвечаю за него
и... доля доходов тоже моя. Так? Так. В игорный дом ходил? Ходил. Думаешь,
это честно с помощью прибора наживать деньги? С тобой делился? Делился. На
биржу ты со мной ходил? Ходил. Вместе прибыль, вместе на дно. - Он подошел
к Терри и зашептал: - Я тебе всю правду скажу, как другу. Меня в БИП
вызывали. Все выложили, они все знают. Только меня не возьмешь так просто.
Я вроде испугался, потом туда, сюда. - Он заговорил еще тише. - Если
хочешь, ничего не будет. Они и сами не дураки, им тоже бульгены нужны.
Отказывайся, не давай прибора. Упорствуй, кричи, что хочешь... В тюрьме
тебе будет лучше, чем на любом курорте. Не беспокойся, ты же меня знаешь.
Потом утихнет, сделаешь вторую коробочку, и мы... - Пирс поперхнулся. - Я,
ты, Бахбах и еще кое-кто... Я тебе пока сказать не могу... Ого! Мы такое
наделаем! Вся Бизнесония будет нашей. Весь мир! Ты понял?
Терри молча слушал его. "Так вот, какие они патриоты? Все это,
оказывается, слова. А они тоже мошенники".
Пирс до конца дней своих так и не понял, что произошло. Он не успел
еще досказать фразу, которая, по его мнению и по мнению людей, пославших
его, должна была добить этого недоразвитого мышонка (так они между собой
называли Брусса), как полетел вниз.
Будучи допрошенным после того, как пришел в сознание, Пирс заявил
одному репортеру (а может быть, это вымысел самого репортера - чего с ними
не бывает!), что его выбросили с шестого этажа и он случайно остался в
живых.
Но если придерживаться истины, следует сказать, что пролетел Пирс
всего четыре метра - по лестничной клетке между 6-м и 5-м этажом. Увечья,
однако, оказались серьезными. И это самое удивительное, ибо мы не знаем за
Терри Бруссом особых достоинств в смысле тяжелой атлетики. Надо же так
разозлиться!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Постучали поздно ночью. Терри услышал голос Бахбаха:
- Это я, откройте, Терри.
- Не открою, - ответил Брусс.
- Не глупите, у меня к вам серьезное дело.
- Не желаю ни о чем с вами говорить, - резко сказал Терри.
- Я к вам по-дружески, не как официальное лицо.
- Это одинаково, я теперь знаю, - сказал Терри и ушел в спальню. Но
настойчивый звонок заставил его вернуться к двери.
- Я вам не открою, звоните хоть до утра, - сказал Терри.
- Вы откроете! - посуровел мягкий голос Бахбаха.
- Не открою. Оставьте меня в покое.
- Тогда я к вам как официальное лицо. Откройте дверь. Я представитель
БИП.
- Предъявляйте ордер, берите понятых, тогда войдете, - теряя
самообладание, сказал Терри.
- Я это сделаю, - пригрозил Бахбах.
- Делайте. - И, выругавшись, Терри ушел в спальню.
Несколько минут за дверью стояла тишина. Потом опять задребезжал
звонок. Терри не вставал с кровати. Звонили еще и еще... Потом Терри
услышал голос Бахбаха:
- Взламывайте двери.
Раздался лязг железа и звук отдираемой доски.
В комнату вбежал Бахбах, за ним два агента с пистолетами в руках и
восковые с перепуга соседка и сосед из квартиры на пятом этаже.
- Почему вы не открывали? - гневно спросил Бахбах. - Я рассматриваю
это, как сопротивление властям.
- А мне плевать на то, как вы это рассматриваете, - воскликнул Терри и
повернулся на кровати лицом к стене.
Он ждал чего угодно, но только не того, что произошло дальше.
- Я прошу вас извинить меня, - услышал он вкрадчивый голос Бахбаха,
обращавшегося, по-видимому, к понятым. - Господин Брусс удостоен чести быть
принятым президентом Бизнесонии, но не поверил в это и отказался ночью
открыть дверь своей квартиры. Нам пришлось прибегнуть к силе, и для того,
чтобы засвидетельствовать соблюдение законности, пригласить вас. Теперь все
в порядке. Благодарю вас, извините... И вас тоже прошу удалиться.
Терри понял, что последние слова относятся к агентам БИП. Он услышал,
как хлопнула входная дверь, но не повернулся на кровати.
- Даже боксеры, изувечив друг друга на ринге, подают после поединка
руки в знак примирения. А. я вам не нанес ни одного ушиба, хотя мог... и
имел право это сделать.
- Ваше право осталось за вами, - возразил Терри, не поворачиваясь к
собеседнику.
- Оставим препирательства. Мы одни, и давайте поговорим начистоту.
- А звукозаписывающие аппараты? - зло спросил Терри.
- А мыслезаписывающие аппараты? Ведь я не боюсь их.
- Я и так знаю ваши мысли. Вы казались мне честным человеком, теперь я
знаю, кто вы и чего хотите. Вы хотите завладеть моим прибором в своих
личных, корыстных целях.
- Это откуда же у вас такая информация? - спокойно спросил Бахбах.
- От Пирса. Вашего знакомого... или агента. Пирса Шэя.
Бахбах с минуту молчал, потом сказал все так же спокойно:
- Слушайте, вы, теленок... или мышонок, как вам будет угодно. Я не
знаю, о чем говорил вам этот Шэй, и знать не хочу. Вам понятно? Я не одного
такого, как вы, скрутил в бараний рог. Встаньте и подойдите к столу! -
крикнул он.
Терри, машинально подчиняясь, поднялся с кровати и подошел к столу.
- Довольно церемониться, - сказал Бахбах. - Я подготовил вам блестящие
возможности. Не хотите?
- Нет, - твердо ответил Терри.
- Тогда мы вынуждены воспользоваться тем, чем располагаем в силу
обязанностей, возложенных на нас государством, - сказал Бахбах и выложил
перед Терри пачку фотографий, которые запечатлели его во время ночной
встречи с Марин Беллоу.
Снимки отразили все, что произошло в течение часа с лишним, пока Терри
был в комнате Беллоу. Часть фотографий была безобидной: Терри подправляет
подушку, на которой видна голова Марин, подает ей флакон с лекарством... Но
вот другие: он расстегивает ей блузку... Вот она сидит на тахте, ноги ее
обнажены куда больше, чем это показывают на своих обложках даже самые
легкомысленные журналы, и у Терри взгляд, не оставляющий сомнения в том,
что его привлекает. Потом поцелуй, который Марин навязала Терри. Наконец
один из снимков весьма удачно выразил стремление показать близость Терри к
Марин, когда он укладывает ее на тахту, хотя известно, при каких
обстоятельствах все это произошло.
- Что вы скажете? - спросил Бахбах.
Терри стоял перед ним бледный, растерянный.
- Подлецы! - сказал он. - Теперь я понимаю, зачем понадобилась вся эта
комедия.
- Но поймет ли это ваша невеста? - хладнокровно заметил Бахбах.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
А что поделывает все это время старик Харви, которого мы оставили в
состоянии, весьма далеком от того, что принято называть трезвым. Можно себе
представить, как он выглядел на другой день утром, когда явился в мясную
лавку на 42-й улице, где встретился за прилавком со своим другом Рувом
Остриг.
Пожелав своему напарнику доброго утра, Рув пожаловался на головную
боль, оговорившись, однако, что не винит Харви за обильное угощение.
- Я понимаю, что ты от души угощал. И я был бы самой последней
скотиной, если бы стал тебе выговаривать. Но голова у меня, честно скажу,
не лучше, чем у того старого быка, мясо которого мы с таким трудом сбыли на
прошлой неделе.
Харви тоже пожаловался на головную боль. Тогда Рув взглядом указал ему
на бокал с джином, приготовленный под прилавком.
- Выпьем, пока никого нет, - предложил он.
- Ты настоящий друг! - обрадовался Харви и, не медля, опрокинул рюмку
похмеляющего.
Выпитое привело его в экстаз, он стал распространяться в дружеских
чувствах к Руву. Последний в свою очередь с восхищением говорил о дочери
Харви и приятном молодом человеке, с которым встретился за столом.
Харви, расчувствовавшись, подробно поведал другу историю отношений
между дочерью и голодранцем, оказавшимся богатым человеком, сбивчиво
пытался рассказать о чудесах, услышанных от Терри Брусса, и тщетно старался
вспомнить, как называются токи, о которых говорил ученый.
Рув внимательно слушал, хотя не это его интересовало, все это он
слышал из первых уст и настолько точно изложил в своем донесении в БИП, что
Бахбах удивленно воскликнул:
- Трудно поверить, что человек, не причастный к медицине и физике,
способен запомнить такое.
- Память, господин Бахбах, - скромно промолвил Рув.
У него действительно была феноменальная память, и это еще одно чудо,
если не сказать причуда природы.
Разве не доводилось вам встречать людей, интеллект которых, при всей
относительности этого понятия, никак нельзя признать даже средним? И вместе
с тем у подобных лиц бывает феноменальная память. Говорят, будто это в
известной степени объясняется тем, что их мозг не особенно обременен
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг