выплачиваем немедленно. Но вы сразу же произведете опыты на детях. Сами
понимаете, капитал должен приносить доход... Что касается гонорара за
открытие, то он будет выдан, как только вы продемонстрируете одаренность
первого ребенка.
- Я считаю разговор преждевременным.
- Ничего подобного, - поспешно возразил Чёрч. - Рано или поздно вам
придется обратиться ко мне... или в другое театральное бюро. Вы сами сейчас
это поймете. Представим себе, что у ребенка действительно необычные
музыкальные способности. Так что же родители будут держать его взаперти?
Они пожелают обучить ребенка, подготовить его к сценической деятельности.
Вы представляете себе, как это будет звучать?
Чёрч вскочил с кресла и, отчаянно жестикулируя, как на арене цирка,
произнес:
- Гастроли вундеркинда Мило Горва или Кипи Бетсон. Феноменальный слух!
Невиданная музыкальная одаренность! Чудо природы!! Естественно, - продолжал
он уже более спокойным тоном, снова усевшись в кресло, - ребенок должен
выступать в лучших концертных залах. А это возможно только с нашей помощью.
Итак...
Он протянул Улиссу руку, но тот решительно отстранил ее.
- Таких детей еще нет. Говорить не о чем... Да если бы они и
появились, судьбой их могут распоряжаться только родители.
- О, не беспокойтесь! - воскликнул Чёрч. - С родителями мы договоримся
сами. Мне кажется, что условия вам подойдут. Назовите только сумму.
- Я считаю разговор бесполезным, - отрезал Улисс.
Но это нисколько не смутило Чёрча.
- Я не тороплю вас с ответом, - сказал он. - Одно условие: с
сегодняшнего дня никто не должен знать о ваших опытах и наших переговорах.
Абсолютная и безусловная тайна. И второе: я предлагаю вам любую сумму под
отчет для продолжения опытов - и сто тысяч бульгенов гонорара за открытие.
Чёрч ожидал, что цифра ошеломит Хента. Его поразил спокойный ответ
Улисса:
- Деньги ни при чем.
В это время вошла Лайга. Находясь в соседней комнате, она слышала все.
- Ты должен согласиться, Улисс, - сказала она, подойдя к нему. -
Господин Чёрч - мой друг и зла нам не желает. Раз он советует, надо
соглашаться. Он деловой человек и лучше тебя разбирается в таких вещах.
Улисс стиснул зубы, желваки забегали у него на щеках.
- Пойми, Лайга, этого нельзя делать, я не имею права. Еще неизвестно,
какое действие может оказать препарат на людей. Профессор Милоти
предупреждал меня: могут быть самые неожиданные последствия, которые
предугадать трудно. Дети могут заболеть, например, гиперакузией - это
бывает при обострении слуха: больной воспринимает звуки с необычной силой,
ему все время слышатся шумы, потрескивание, свист, гудение. У него могут
начаться слуховые галлюцинации.
Чёрч раскатисто засмеялся.
- Не пугайте, ради бога, себя и нас. Ну, что за страхи вы выдумали.
Все страшно, пока нет денег. Если даже случится беда, мы наймем для этого
самого гиперакузника лучших врачей, и его вылечат. Ему уплотнят барабанные
перепонки каким-нибудь новейшим химическим веществом, и он перестанет так
сильно слышать.
Чёрч вновь захохотал, довольный своей шуткой. Лайга тоже рассмеялась
звонко, весело. Так смеются дети, не познавшие горечи разочарований и
житейских невзгод. Один Улисс сидел мрачный, тревожно поглядывая на Лайгу.
- Это не мое открытие, - упорно возражал он.
Чёрч с досадой махнул рукой.
- Ну какой вы, в самом деле, щепетильный! - воскликнул он, с
презрением глядя на Улисса. - Кто докажет, что это - работа Милоти? Ведь
все документы у вас?
- У меня. Но документы его. Я как честный человек...
- Оставьте, господин Хент, детские рассуждения. Профессор Милоти умер,
кости его догнивают в земле. Ему уже все равно - останется слава за ним или
за вами... Вы говорите, у него есть дочь... Кстати, в каком театре она
выступает?
- В "Жюль-сен Опера", - нерешительно ответил Улисс.
- Вот и прекрасно. С дочерью мы легко договоримся. Это же наш театр.
Дайте только согласие, и мы все сделаем.
- Нет. Не могу идти против совести, - упрямо твердил Улисс.
Чёрч распрощался, Лайга пошла проводить его.
Улисс отправился в свой кабинет и сел на диван. "Нет! Нет! Нет! -
стучало в мозгу. - Не соглашаться, ни в коем случае! Пока еще рано".
Он не слышал, как открылась дверь, но почувствовал знакомый запах
духов. Лайга села к нему на колени. От одного прикосновения к скользкому
холодному платью, туго обтянувшему фигуру Лайги, Улисса бросило в жар. Он
вдохнул в себя запах ее дыхания и закрыл глаза. Лайга провела мягкой теплой
ладонью по его волосам.
- Послушай Чёрча, он наш друг, - прошептала она и приблизила свои губы
к его губам. - Ты же говоришь, что любишь меня...
Улиссу хотелось отстранить ее. Но мягкие, теплые руки Лайги властно
потянули его к себе.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Улисс боялся разговора с Эли. Но, сверх ожидания, она, почти не
колеблясь, согласилась с его доводами. Скажем прямо: и здесь сердце взяло
верх над рассудком. Эли, как и Улисс, хорошо помнила предостережение отца:
не спешить. Но как часто улыбка или взгляд любимого человека заглушают
голос рассудка. В устах Улисса доводы Чёрча казались такими убедительными,
что Эли сразу согласилась.
- Если вы считаете, что можно приступать к опытам над людьми,
действуйте. Вы сами должны решать. Что я понимаю в этом деле!
Улисс совсем не подозревал о чувствах Эли и принимал ее слова за
мнение рассудительного человека. Одобрение Эли решило исход дела в пользу
Чёрча. Тем более, что этого добивалась и Лайга.
Трижды заходил Чёрч к Улиссу, каждый раз предлагая все более высокую
сумму гонорара. Когда он зашел четвертый раз, Улисс сказал:
- Я согласен.
Был заключен договор, по которому Хент получил от акционерного
Общества покровительства талантам средства, необходимые для научной работы.
Общество обязалось выплатить Хенту двести тысяч бульгенов гонорара за
открытие, как только на одном ребенке будет доказана эффективность
препарата, и по пятьдесят тысяч бульгенов за каждого следующего ребенка.
Общество брало на себя музыкальное воспитание детей и, с согласия
родителей, организацию их концертов. Особый пункт оговаривал
ответственность Общества за здоровье детей и обязательство лечить их в
случае возникновения какой-нибудь болезни от введения препарата. Был также
пункт, строго обязывающий стороны хранить в абсолютной тайне научные работы
Хента и его отношения с Обществом. Хент настоял также, чтобы в договоре был
специальный пункт, дающий ему право не информировать акционеров и
создателей Общества о научной стороне открытия и ходе дальнейших
исследований. Таким образом, никто, кроме него, не мог воспользоваться
препаратом.
Чёрч долго, но безуспешно оспаривал этот пункт.
- Вы сами должны понимать, - убеждал он Улисса, - что мы, деловые
люди, не сумеем, конечно, разобраться в сложных научных проблемах. Но нам
небезынтересно знать, какими средствами вам удается достигнуть таких
удивительных результатов. Я не вижу оснований, почему вы должны хранить это
в тайне от двух-трех учредителей Общества, людей, столь заинтересованных в
судьбе вашего открытия.
На это Улисс отвечал своими претензиями:
- По непонятным мне причинам вы настаиваете на том, чтобы никто не
знал о наших взаимоотношениях.
- Поверьте, у нас есть для этого веские основания, - говорил Чёрч. -
Одно дело, когда широкая публика знает о том, что Общество
покровительствует талантам. Это придает всему характер благородства,
естественности, романтики. Другое дело, если широкая публика узнает, что
дело связано с искусственным возбуждением талантов. Получится совсем иное.
Поблекнет романтика, пойдут нежелательные толки, к вам хлынет стая
репортеров, которая зальет потоком клеветы и вас и нас.
- Да. Я согласен с этим. Но у меня есть основания, по крайней мере, до
определенной поры, никому не говорить о составе препарата. Исключение я
сделал бы для ученых, фамилии которых готов назвать. Вот их список. С этими
людьми я хотел бы посоветоваться.
Чёрч взял бумажку и ушел.
Спустя два часа он вернулся с этим списком и категорическим тоном
заявил:
- Не может быть и речи. Мы, - я имею в виду учредителей Общества, - не
верим в лояльность этих ученых.
- Тогда пусть это остается тайной для всех, - сказал Улисс. - Я никому
ничего не скажу.
Обернувшись к сидевшей в кресле Лайге, он сказал:
- Все это я сделал для тебя.
- Ваша супруга достойна уважения, - заметил Чёрч. - Больше того, будь
мое право, я назвал бы препарат ее именем - лайгамицин. Прекрасное
название!
Лайга благодарно улыбнулась Чёрчу и выжидательно взглянула на мужа.
Необычайная суровость сковала лицо Улисса.
- Нет! - сказал он решительно. - Препарат, который должен сделать
людей талантливыми и счастливыми, я назову милотицин.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
О первых месяцах жизни Люо лаконично, но точно рассказывают странички
из дневника, который вел доктор Улисс Хент.
О языке ученых часто говорят со снисходительным пренебрежением, как о
скупом, бесцветном, лишенном образов и ярких эпитетов...
Ну, что ж, нежным словам о цветущей магнолии и бледно-зеленых лунных
ночах не дружить с математическими формулами и с предельно сжатыми, на тем
не менее очень длинными и нелегко воспринимаемыми фразами философского
трактата. Каждому произведению - свой стиль. Стиль ученого не заслуживает
осуждения. Он краток, сух, но сколько подлинной страсти, какие чувства
скрываются подчас в скупых строках труда ученого и, главным образом, между
строк. То, что написано между строк, познаешь, только изучив жизнь и труд
ученого, зная его быт, его радости и печали, успехи и неудачи.
Наука отнюдь не бесстрастна. Она не может быть бесстрастной, ибо наука
- это творчество, горение, буря страстей, бездна человеческих чувств. Но, в
отличие от писателей, призванных покорять души людей, люди науки обращаются
к мозгу человека. Их язык должен быть как можно более краток и безусловно
точен.
Поэтому мы и обращаемся сейчас к дневнику ученого.
Как у всех ребят, у Люо были пухленькие, словно перевязанные
ниточками, ручки и ножки; круглое, совсем беззаботное личико, с черными,
постоянно ищущими глазками; пучок шелковистых волос, торчащих на макушке. В
общем, мальчик как мальчик. Но у него очень рано стало заметно необычное.
Те места из дневника доктора Хента, где говорится об этом, мы приведем, а
места, не представляющие интереса, опустим.
Итак, несколько выдержек из дневника доктора Улисса Хента.
10 февраля. Люо два месяца. Он лежит в люльке и бессмысленно глядит в
пространство. В передней раздался звонок: кто-то пришел. Глазки Люо
остановились. Он слушает? Я попросил госпожу Ричар выйти и позвонить. Опять
то же. Люо застыл, как будто прислушиваясь.
12 февраля. Люо накормили, запеленали. Он лежит спокойно, видно,
сейчас уснет. Раздался резкий звук: мать опрокинула стакан, и он ударился о
графин. Люо повернул голову в ту сторону, откуда послышался звук. Надо
узнать у педиатра, когда дети начинают реагировать на звуковые раздражения.
Может быть, милотицин уже действует?
14 февраля. Люо плакал. Мать взяла его на руки, но он не успокаивался.
Я сел за пианино, взял несколько аккордов. Люо неожиданно затих. Я перестал
играть - он снова заплакал.
20 февраля. Госпожа Ричар, успокаивая Люо, запела какую-то
однообразную песенку. И Люо вдруг начал тянуть "а-а-а, э-э-э". Не в тон
госпоже Ричар, но одним тоном.
1 марта. Люо засыпает только под песню. Ничто другое не может
заставить его лежать спокойно.
10 марта. Боюсь ошибиться, но мне кажется, что у Люо появилось чувство
ритма. Госпожа Ричар однообразно напевала: "а-а-а!, а-а-а!, а-а-а!" Люо
повторяет за ней, соблюдая тот же ритм.
14 марта. Мать поет. Люо вторит ей звуками "а" и "э". В тон. Да, в
тон! Госпожа Ричар уверяет, что он "берет" "фа" и "си" - основные ноты ее
колыбельной песни.
10 декабря. Люо год. Сегодня в комнате завели патефон. Люо начал
выбивать такт ручонками и пританцовывать.
7 февраля. Люо сидит на полу и играет. Он очень увлечен. Пробовал его
отвлечь - безрезультатно. В соседней комнате заиграли на пианино - Люо
бросил игрушки и побежал на звуки.
20 мая. Люо поет на мотив песни "Я иду к тебе", которую часто напевает
госпожа Ричар.
5 июня. Люо очень любит музыку. Это уже не вызывает сомнения. Если
кто-нибудь начинает играть или мальчик услышит радио, он тут как тут.
10 июня. Госпожа Ричар играла на пианино. Люо спокойно стоял и слушал.
Как только мать начала песенку "Я иду к тебе", Люо обрадовался, захлопал в
ладоши и начал в такт притопывать. Когда госпожа Ричар закончила игру, Люо
потребовал повторить.
15 июня. Я попросил госпожу Ричар сыграть начало песенки "Я иду к
тебе" правильно, а затем допустить диссонанс. Люо сразу уловил эго.
20 июня. Сегодня продолжали опыт. Госпожа Ричар сыграла начало песенки
"Я иду к тебе" в обычном такте, затем неожиданно изменила такт. Люо
немедленно остановил ее.
18 сентября. Мы пригласили профессора музыки Оддо Квинта. При нем
повторили опыты с Люо. Оддо Квинт сказал:
- Если бы все это происходило не при мне, я не поверил бы.
Оддо Квинт взялся обучать Люо.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Чёрч не пожалел денег на рекламу. За десять дней до концерта Люо весь
город был заклеен афишами и ослеплен световой рекламой. О предстоящем
концерте удивительного ребенка сообщали все газеты. Репортеры не скупились
на краски, описывая необычайные музыкальные способности трехлетнего
дирижера.
Но то, что ожидало публику в концертном зале "Блим" - самом большом в
столице Бизнесонии, - превзошло даже обещания рекламы.
К восьми часам вечера зал был полон до отказа. Чёрч распорядился
отвести за счет дирекции три ряда для знаменитых музыкантов и репортеров
самых влиятельных газет. Им были посланы именные приглашения.
Многие не скрывали своего недоверия:
- Очередной трюк!
- Нашли, наверное, лилипута и выдают его за трехлетнего вундеркинда!
- Говорят, что этот вундеркинд не знает ни одной ноты!..
Но вот поднялся занавес. Зал утих. Замолк разноголосый хор
настраиваемых инструментов оркестра.
И вдруг на сцену в сопровождении господина Чёрча вышел... Кто бы вы
думали? Вместо трехлетнего малыша появилась стодесятикилограммовая фигура
старого джентльмена, при виде которого публика разразилась хохотом. Но шум
улегся, как только зрители узнали толстяка.
- Господин Хапп! Мэр города! - пронеслось по рядам. И люди умолкли, не
столько из уважения к представителю власти, сколько недоумевая: что могло
заставить Хаппа появиться на сцене?
- Господа зрители! - произнес Чёрч. - Среди вас могут найтись люди,
которые не поверят, что трехлетний мальчик способен дирижировать крупнейшим
оркестром страны.
В зале загудели.
- Тихо, господа! Мы предусмотрели это. И попросили власти нашего
города засвидетельствовать точную дату рождения Люо Ричара. По просьбе
акционерного Общества покровительства талантам всеми уважаемый господин
Хапп великодушно согласился, ввиду исключительных обстоятельств, выйти на
сцену нашего театра и огласить результаты проверки.
- Сколько ему заплатили? - раздался голос с галерки. Но публика
возмущенно заглушила его.
Толстяк подошел к самой рампе и неожиданным для могучей фигуры тонким
голоском прочитал по бумажке, которую держал в руке:
- Я, мэр города, Бипи Хапп, на основании записей в книгах Донтингского
аббатства, свидетельствую, что дирижеру Люо Ричару, имеющему выступать в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг