продолжала моя соседка, о которой я на время забыл.
- Почему?
- Как почему? Это опасно!
- За что вы их так ненавидите? - спросил я.
- А за что они ненавидят нас?! - Дама возмущенно взмахнула руками. И
сменила гнев на стандартную улыбку: - Впрочем, вы европеец, мистер Бари...
- Пожалуй, вас я не пойму...
Я почувствовал какую-то усталость, точнее, бремя неожиданной
ответственности за эту агрессивно настроенную прабабушку, ее беззаботного
правнука, за серенький денек, в котором порхали игрушечные самолеты. Мы
расстались с собеседницей дружески, но чувство усталости долго не
проходило.
Да еще этот шар с двумя безумцами!..
- Нет сведений? - спрашивал я время от времени по телефону Нэша.
- "Океан молчит" - это наш последний заголовок, - отвечал
невозмутимый Нэш. - Кстати, мистер Бари, о вас специальная полоса. Как вы
смотрите на шапку: "Жители Джона надеются на Джона"? А?
- Не валяйте дурака, Нэш! - сказал я.
- Но люди действительно верят в вас больше, чем в полицию...
- Заткнитесь, Нэш! - оборвал я, представляя вытянутые физиономии
полицейских и хихикающего Боби.
Ирландца не так-то легко было укротить.
- Моя газета выражает мнение читателей...
Я бросил трубку. Этот редактор - великовозрастный младенец! И зачем я
ввязался в историю? Что я - господь бог, чтобы спасти целый небоскреб? В
конце концов, я просто приезжий, корреспондент лондонской конторы, у меня
в Нью-Йорке куча разных дел!..
Принялся лихорадочно собирать чемодан, не обращая внимания на
трезвонящий аппарат. Наконец схватил прыгавшую трубку, рявкнул:
- Бари у аппарата! Побыстрее, я уезжаю!
- Отец, это я! - голос Эдди вернул меня в действительность. - Ты
уезжаешь? Значит, это шутка?
Я сел в кресло, вытер рукой лоб.
- Да нет, Эдди. Все правда. Я на месте, в небоскребе. Просто мне
надоели дурацкие розыгрыши...
- А я в Голливуде, рядом с тобой! - В голосе Эдди слышалось
ликование. - Пока тренируюсь. Я стартую, как только окончится ваша история
с террористами.
И он был уверен, что эта история кончится благополучно! Один желает
хорошей погоды, другой предлагает полмиллиона, третий стартует на
следующий день! Они все сошли с ума, начиная с ненормальных террористов!..
А кто будет их ловить? Я, что ли?
И поймал себя на том, что сам поддался всеобщему психозу, брякнул в
трубку Эдди:
- Ты не торопись. Когда все кончится, я приеду на твое выступление.
- Правда? (Я видел, как он смеется.) Ради тебя я выдам королевский
трюк! Хорошо бы, и мать посмотрела... Не знаешь, где она?
Я вздохнул:
- Как всегда, путешествует. Что ей передать, если позвонит?
- Чтоб не волновалась... Эдди взялся за дело!
Я не волнуюсь, хотя виски ломит от боли. Захотелось, очень захотелось
увидеть Марию. Может, разыскать ее? Рассказать о звонке сына? Нет, нельзя!
Чего доброго, примчится. А ей здесь не надо быть. Мы делаем свое мужское
дело.
Восемь с лишним вечера, шеф ждет.
Ресторан "Джони" представлял чашу, заполненную ярусами красных
столиков, утыканную черными семечками. Словно арбуз семечками, ресторан
был переполнен жителями Большого Джона. Метр привел меня к нужному столу.
Боби кивнул и скучным взглядом скользнул по рядам. Он был в вечернем сером
костюме со слегка приподнятыми плечиками пиджака.
- Боби, вы уже взлетаете? - пошутил я.
Он равнодушно взглянул на мою рабочую робу.
- Куда там, даже не отлучишься домой. - Боби, как обычно, ворчал. -
Будем обедать, Бари? Я проголодался, старина.
Подали на стол. Соседи с любопытством поглядывали на нас. Разговора,
судя по удаленности стола, они не должны слышать.
- Что нового, шеф?
- Так, ничего, мелочи быта... Работаем... - Боби осклабился. - Пока
сущая ерунда... По предварительным данным, они находятся снаружи и
внутри!.. - пропел он в паузе гремящего оркестра.
Я кивнул.
Предчувствие не обмануло меня.
Так я и знал! Сейчас они видят меня и шефа, а мы их - нет.
- Между прочим, - продолжал Боби, аппетитно обгладывая косточку, -
полмиллиона за такой репортаж - слишком мизерная цена... Вы извините,
Бари, но это мое мнение.
- А какое вам, собственно, дело до моего гонорара?
- Никакого, он ваш! - Боби бросил кость в тарелку. - Я бы дал вам
дна... а то и три миллиона... Если бы имел...
- Займите у террористов! - съязвил я.
- Если бы они предъявили более конкретные условия... Ну, например,
освободить кого-то из заключения... Какую-нибудь тройку, семерку или
десятку якобы незаконно осужденных цветных или убийц, я бы точно знал, у
кого просить взаймы.
- И хорошо, что они не дают повода, - сказал я. - У всех в зубах
навязли эти "тройки" жертв полиции.
- В какой-то степени вы правы. - Шеф посмотрел на меня в упор,
жесткий взгляд его скользнул по лицу и сразу рассеялся. - Есть и жертвы
случая. Это неизбежно. В конце концов, пятерка или тройка - это лишь
символ определенного конфликта.
- А если они хотят освободить всех? - шутливо предположил я вслух.
Боби застыл в кресле, глаза его целились в мою переносицу.
- Скажите на милость, Бари, почему полиции не приходят на ум простые
обобщения? - Он подумал и ответил: - Потому, что каждый начинает с
рядового, карабкается по служебной лестнице и не видит ничего выше
очередной ступени... И все же вы фантазер, Джон.
- Почему?
- На всех не хватит денег.
Я рассмеялся: вот это чисто американский ответ - с финансовым
обоснованием.
- Значит, они снаружи и внутри... - повторил я, оглядываясь. -
Забавно... Да, в мире слишком много игрушек!
- Каких игрушек? - насторожился шеф.
Я рассказал Боби о своем разговоре с прабабушкой, и он чуть не
вскочил с места.
- Черт побери, она, как всякая американка, глядит в корень: раз
"Адская кнопка", где-то есть сама кнопка! - Он шептал мне на ухо: - Вы
поняли, Бари, ход мыслей этой старухи? Для взрыва годится любая кнопка,
даже от игрушечного самолета. Она может быть нажата в любой точке
города... Остается узнать, где спрятана игрушка, которая взорвет Большой
Джон?
- Где-нибудь рядом...
- Поверьте мне, Бари, мы обшариваем небоскреб этаж за этажом. Макс
даже обследует камеры хранения, но это дело бесполезное. - Боби, переждав
самое шумное место оркестровой пьесы, продолжил: - Я чувствую, Бари, что
возьму эту шайку... Но у них может оказаться запасной игрок со своей
кнопкой...
- Что же делать, Боби?
- Время есть. Я пока размышляю вслух... Кстати, не знаете, что это за
тип?
Я проследил взгляд Боби и увидел Файдома Гешта - одного за столиком.
В черном фраке и манишке он выглядел важной нахохлившейся птицей. Его
обслуживали два официанта.
Я назвал Гешта.
- Ах да, мультимиллионер. - Боби тихонько качал головой. - Он не
значится в списке жильцов. Как он сюда проник?
Боби дал знак официанту, тот возник у стола. Через минуту он принес
минеральную воду, шепнул несколько слов шефу.
Боби поморщился, ответил что-то резкое. Человек ушел.
- Не в моей власти. - Боби шутливо развел руками. - Мистер Гешт
прилетел специально из Лос-Анджелеса пообедать в Большом Джоне, его
ангажировал к столу сам губернатор.
- Понятно, - кивнул я, - слетается воронье.
Я вспомнил рождественский бал Файди на тысячу гостей, мою неожиданную
встречу с женой, полет Эдди и истерику Марии. Файди извлекал удовольствие
из человеческих трагедий - больших и малых. Он был или садистом, или
сумасшедшим - неважно кем, но умело продлевал себе жизнь. Я вспомнил
подробность, которой до сих пор не придавал значения (мало ли что бывает в
жизни!): лет двадцать назад единственная дочь Гешта выбросилась из окна...
Рабочие нефтепромыслов проклинали скрягу Файди, когда он лишал их мыла,
воды и бумажных полотенец, миллионы безработных славили всуе имя его,
что-то кричала летящая на мостовую молодая женщина, а он, оказывается, не
только приумножал капитал - внутренне расцветал от чужих отрицательных
эмоций и благополучно дожил до восьмидесяти лет. Прекрасно себя чувствует,
обедает с аппетитом в самом опасном месте Америки, поглядывая на всех
свысока, поворачивая, как гриф, хищную голову в стоячем воротничке.
Файди отыскал меня взглядом и кивнул.
- Скотина, - сказал я.
Он, словно услышав меня, расцвел, помахал в ответ.
Старина Боби расхохотался:
- Вы делаете ему большую честь. Учтите, в ваших устах каждое слово
имеет рекламную силу!
Я внутренне обругал себя за несдержанность и рассмеялся вслед за
Боби: все-таки мы работали на одной волне.
Стрелка миновала отметку "девять". Будет ли обещанное затемнение?
Боби расслабился в кресле, уныло рассматривал зал. Я слушал оркестр. Он
играл блюз. Оркестр работал профессионально, в определенном жанровом
ключе. Какие-то темнокожие юноши исполняли коронные вещи прошлого,
менялись инструментами, импровизировали, срывая аплодисменты. Они жили на
сцене духом предков, великолепными мелодиями Америки, завоевавшими
когда-то весь свет, но уже изрядно забытыми. Оркестр воскрешал в памяти
собравшихся со всех этажей Большого Джона их беззаботную молодость, даже
детство, и зал временами затихал, уплывая в счастливую даль юности.
- Срок истек, - сказал шеф полиции.
Я успел заметить цифры на часах: 9.18.00.
Тотчас погас свет.
- Пожалуйста, - ответил я Боби не без злорадства. - Надолго это?
- Не знаю.
- Ну, какой же вы шеф, раз ничего не знаете? - Продолжал
злорадствовать я. - Вы хоть предупредили администрацию?
- Не кричите, пожалуйста, - ворчливо отозвался шеф. - Конечно, все в
порядке, где надо, работают движки... Извините за неточность, у меня на
несколько секунд убегают часы...
Зал вел себя спокойно. Обычно свет иногда меркнул, когда на площадке
в сполохах цветных прожекторов затевались танцы. Сейчас было везде темно.
Лишь вспыхивали кое-где сигареты, да на оркестровой площадке светилось
несколько зеленых огоньков. Оркестр исполнял красивую мелодию.
- Смотрите, шеф, - толкнул я в темноте Боби, - там горят светильники.
- Знаю, - в голосе Боби звучало чувство превосходства осведомленного
человека. - На пюпитрах - лампочки, у них там батареи...
Когда вспыхнул свет, шеф полиции взглянул на часы и вдруг спросил
хрипло:
- Что это значит?
Напротив него сидел пожилой негр. Я узнал моего знакомого -
нью-йоркского писателя.
- Скажите, сэр, - обратился вежливо Голдрин к шефу полиции, - вы не
сразу стреляете в негра? Извините, я не знаю вашего отношения к этой
проблеме... Здравствуйте, мистер Бари!
- Я вообще никогда не стрелял в преступников, тем более в цветных, -
проворчал Боби и вопросительно посмотрел на меня.
- Спасибо, - сказал Голдрин. - Спасибо, что вы сказали правду: негр
для белого всегда преступник.
Я представил старине Боби известного писателя, вернувшегося в
Америку, и спросил:
- Как вы оказались здесь, Джеймс?
- Я назвался вашим приятелем, и меня сразу пропустили, - ответил
Голдрин.
Я вопросительно смотрел на Боби; он отвернулся, напевая бравую
мелодию.
- Так просто? - Я подмигнул писателю.
- Так просто, - мигнул он в ответ и сразу стал серьезным. - Извините,
Бари, я приехал... я приехал выручать несмышленых детей Америки...
- Вы что - проповедник, сэр? - не выдержал Боби.
- Я писатель, мистер Боби, а если вам угодно, и миссионер. - Глухой
голос Джеймса рождался где-то в утробе, но с каждым вздохом широкой груди
обретал знакомый набатный призыв. - Да, если угодно, я - черный миссионер
среди белых безбожников, убивающих без разбора всех негров.
- Я не убил еще ни одного, хотя имел массу возможностей, - отозвался
старина Боби.
- Не убили, так убьете!
Боби вскинул на него удивленный взгляд.
- Иногда хочется, - неожиданно признался он и вздохнул, что-то
припоминая: - Я, разумеется, шучу.
- Но я не шучу! - взвился Голдрин. - Я уверен, что среди этих
мальчишек из "Адской кнопки" есть представители моего народа!
- Тихо вы! - прошептал Боби, заслоняя Джеймса широченной спиной от
зала. - Если хотите вести деловой разговор, то ведите! Почему вы думаете,
что именно мальчишки и именно негры?
- Потому, что негры обречены в этой стране, - спокойно ответил
Голдрин. - А что мальчишки - достаточно прочитать их ультиматум...
- Вы это имеете в виду, Голдрин? - Палец шефа полиции на миг уперся в
раковину оркестра и опустился. - Неужели все они обречены?
- И этот... И этот... И этот... - Джеймс указал на оркестр, на черных
официантов, на столик где-то в поднебесье с негритянской семьей. - Этих, -
он устремил горячий взгляд в партер, где шумно веселились его
состоятельные соотечественники, - этих - нет, потому что они забыли о
корнях... И еще, - он устремил на шефа очень серьезные глаза, - учтите,
мистер Боби, я вас ненавижу.
- О'кей. - Старина Боби и глазом не моргнул. - За что?
- Вы сказали о людях "это", и я вынужден был за вами повторять. Но
слова сами по себе ничего не значат... Я вижу на вашей голове фуражку с
кокардой...
- Вы правы, она у меня есть. Совсем новенькая, хотя ей почти
полвека. - Шеф усмехнулся воспоминаниям юности. - Что вы хотите, мистер
Голдрин?
- Разобраться в обстановке. И помешать вам стрелять...
- О'кей, старина, разбирайтесь, - согласился Боби.
На намек он не прореагировал.
- Вы не возражаете, мистер Бари? - спросил Голдрин.
- Отчего же? У каждого своя миссия...
Голдрин обхватил руками колено, сжался, превратился в черный камень.
Он не шевелился, внимательно изучал зал.
Я заметил, что Джеймс дольше обычного смотрел на одинокого Гешта.
Старик тотчас поднял горбатый нос, поприветствовал его взмахом руки.
Голдрин не ответил, хотя в энциклопедии оба были в одном томе, на одну
букву.
Мне нравился этот откровенный, запальчивый, наполненный бездонной
печалью человек. Он имел четкую цель: мог, подобно отставному политику,
жить на берегу Лазурного моря, но предпочел вернуться в ад ради других...
Я вспомнил этих других, сидящих в такой же позе отчаяния и
безысходности, как Голдрин.
Других можно встретить буквально в нескольких шагах от Большого
Джона - в квартале Кабини Грин, куда не желает завернуть ни один таксист.
Нескончаемые трущобы, в которых крыс больше, чем людей. Когда из
загородных вилл чиновники и бизнесмены колонной направляются на работу в
центр города, на соседних улицах сидят на ступеньках праздные негры,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг