Нет, я услышал от других.
Нет, ты никого не знаешь. Ты придумал сам.
Нет, я узнал.
Можно ли просить у шара смерти врагов народа?
Говорят, можно.
Можно ли просить у шара смерти Гитлера?
Говорят, можно.
Ты же говорил, нельзя.
Нет, можно.
Можно просить смерти другим зекам?
Можно.
Можно ли просить у шара смерти начальства?
Нельзя.
Кому ты говорил, что у шара нельзя желать кому-то зла или смерти.
Я не говорил.
Кому ты говорил, что шар надо просить об исполнении желаний, и тогда
желания исполнятся?
Никому.
Н-556 и Л-237 показали, что ты говорил.
Они врут.
Вход в пещеру находится на втором или на третьем ярусе разработки?
Я не знаю.
Ты же там был.
Нет, я не был.
И так еще две страницы, соединенные скрепкой. Задаются вопросы. К-734
"ничего не знает", "не слышал", "не видел", "не понимает".
Внизу решение: отправить в БУР, 10 суток.
И подписи: начальник Особлага 51-11 полковник НКВД Миронов А.В., майор
НКВД Григоренко Н.Н., лейтенант НКВД Спецук К.Л.
Дальше были еще два таких же листочка в клеточку: протоколы допросов
Н-556, и Л-237. Край одного протокола заляпан чем-то буро-черным, не
хотелось думать, чем. Листки были желтые, ломкие.
Дальше шел документ еще интереснее, он назывался "Аналитическая
записка". Документ был адресован начальнику Карского отделения ГУЛАГ
товарищу Котельникову М.А. и подписан начальником Спецлага © 51-11 товарищем
Мироновым А.В.
"Оперативные разработки позволяют предполагать, что заключенные
вверенного мне Спецлага 51-11 верят в существование пещеры, в которую можно
попасть из уранового рудника. По их мнению, пещера соединяется с урановым
рудником узким ходом, в который еле протискивается человек.
Пещера очень обширна, и в нескольких километрах от места ее соединения
с рудником находится большой зал, в котором фиксируется стеклянный шар,
свободно висящий в воздухе, без подпорок или других средств поддержки"...
Слово "стеклянный" было зачеркнуто дважды, и сверху дописано:
"неизвестного материала".
..."При появлении человека шар вспыхивает и начинает излучать сильный
свет, источник света неизвестен. Он вспыхивает и горит ровным сильным
светом. По данным источника "Козочка", по итогам оперативного расследования
можно утверждать, что заключенные враги народа поклоняются шару, и что шар
представляет собой неизвестное чудо природы и объект религиозного культа.
Культ состоит в исполнении молитв перед светящимся шаром, принесении ему
жертв, умилостивлении шара антисоветским вражеским поведением. Культ наносит
ущерб дисциплине, авторитету советской власти и лагерного начальства и
является актом вражеской агитации.
Единственная известная пещера находится в 18-ти километрах от места
дислокации Особлага 51-11. Возле пещеры сделали засаду, не давшую
результатов.
Неисследованное чудо природы принадлежит советскому народу и лично
генералиссимусу Советского Союза товарищу Сталину. Когда знают зеки - это
белогвардейский террор в интересах мировой буржуазии. В соответствии со
Сталинским планом покорения природы прошу дать санкцию на общевойсковую
операцию, имеющую целью:
1. Выявление пещер в районе Особлага 51-11.
2. Систематический обыск всех выявленных пещер.
И подпись: начальник Особлага 51-11 Миронов А.В. И дата: 5 марта 1953
года.
Аналитическая записка была датирована 5 марта 1953 года, но судя по
всему, никогда не была отправлена по назначению - никаких следов работы с
документом, никаких канцелярских отметок. Или это только черновик? Тогда был
ли "чистый" экземпляр? И был ли послан?
- Мама, это же дата смерти Сталина?
- Да, детка... Может, потому дедушка и не послал этой записки.
- Мама, получается, что есть этот шар... Или был?
- Получается, что непонятно... Видишь, твой дед честно пишет - мол, не
знаю. Чтобы узнать, надо в пещеру лезть. У тебя есть желание лезть в эту
пещеру, Ира? - и мама полуулыбнулась, встопорщила челку дочери.
Вывод напрашивался сам собой: ясное дело, ну кому же хочется лезть в
пещеру... В пещеру приходится лезть, но кому? Тем, кого положение обязывает,
кто хочешь не хочешь, а лезь.
А Ирка, сияя глазами, изо всех сил кивнула головой.
- Что, полезешь?!
- С удовольствием полезу, мамочка! Только тут спелеологов надо...
- Ну, посмотрим...
Тут первый раз екнуло сердце у Ирки, - уж с очень откровенным значением
произнесла это мама. И слишком ясно читалось за этим значением
категорическое нежелание пускать Ирку в эту самую пещеру.
А мать уже сидела за столом:
- Ну вот... А теперь давай запишем, где надо копать железный ящик.
И второй раз за этот разговор что-то стукнуло в сердце у Ирины.
- От Малой Речки - тридцать километров вверх.
- Та-ак! - записывала мама.
- Там скала красного камня, а у подножия бьет ключ... От ключа надо
отсчитать тридцать саженей на северо-восток. Ну... и все.
- А ты уверена, что к северо-востоку? Точно? Мне кажется, к
северо-западу?
Мама не подняла глаз, сидела с напряженной согнутой спиной; голос ее
звучал небрежно. Слишком небрежно.
Почему-то неприятна стала Ирине мама, ее напряженное внимание, ее
стремление непременно узнать все, что доверено было Ире. И впервые маленькая
наивная Ирочка, совсем не знавшая истории, подумала, что ведь кровь деда не
исчезла, не растворилась с его смертью. Она - в маме.
Но в конце концов, та же кровь текла и в Ирине, - та же отравленная
кровь стукачей и убийц. И, честно округлив глаза, Ирина повторяет с милым
видом:
- Нет, мама, к северо-востоку! - И добавляет: - Мама, когда ты думаешь,
туда мы когда поедем? Тянуть нельзя, начнется осень.
Мама не спеша сложила бумаги... Мотивированно, не случайно сложила их
(чтоб в одном месте, чтоб надежно) в свой дипломат. Но характерно все-таки,
что в свой.
- Ну... Я думаю, надо посоветоваться с папой. Надо справить девять дней
по дедушке, тогда и трогаться. И уж конечно, это дело взрослых.
Мама взглянула на Ирку и тут же отвела в сторону взгляд, потому что
дочь смотрела необычно: исподлобья вперились в мать огромные сухие глазища,
полные удивления, презрения, невысказанного вопроса.
Ирка поняла, что мама ее обманула. Не будет мама помогать ей искать
клад. Мама хочет отыскать его сама. Раз надо "посоветоваться с папой" -
значит, мама не хочет, чтобы Ирка что-то делала сама. Хорошо, если ее вообще
подпустят к кладу.
Потом было совсем не до клада. Дед лежал в доме, и было много слез,
проблем и хлопот. Были похороны, собрались люди. Сослуживцы дедушки были
самые приличные: вежливые, выдержанные. Уж из них-то никто не напился и не
допустил ничего, неподобающего на поминках. Наверное не их вина, что
остальные чувствовали себя как-то сковано и постепенно разбрелись.
А с 9 августа Стекляшкины-старшие сели читать документы,
интерпретировать и думать. Ирину туда как-то не звали. Ира и сама понимала,
что дочь она... не то чтобы совсем плохая... Но... не такая какая-то. Не
совсем такая, как надо. Дочь, которая папу и маму не особенно уважает, и
представлениям, какой она должна быть, не спешит соответствовать.
К счастью для Ирины, не все думали, что она такая уж плохая девочка.
Например, один ее знакомый мальчик, Паша Андреев, который занимался
компьютерами и не очень верил в существование кладов, лагерей НКВД, а очень
может быть, что и Саян. Не первая из дочерей человеческих, Ирина начинала
искать на стороне то, в чем ей было отказано дома.
А у старших Стекляшкиных было дел полный рот и без дочери. Удивительный
волшебный шар... Шар, который светится в темноте, сверкает сам собой и
исполняет желания? Что-то в этом роде писали любимые фантасты Стекляшкиных,
знаменитые братья Смургацкие. Они выдумали это или все-таки что-то
прослышали?
Вообще-то про шар, прилетевший из космоса, писал еще и Джек Лондон, и
это вроде бы, не снижало уверенности в документальности Смургацких. Но у
Джека Лондона все-таки был хоть и шар, но совершенно другой.
Джеклондоновский шар был огромным, ростом в дом, и никто не мог сказать, из
какого материала он сделан. Когда он упал в глубинах острова Малаита, дикари
били в него палками, как в барабан, и гул разносился на десятки верст,
достигал побережья, и даже корабли в море слышали этот мерный, непонятный
человеку гул. И вовсе не было сказано, что этот шар Джека Лондона способен
выполнять желания.
Про шары писал и Герберт Уэллс, но это у него были просто такие ракеты,
а не волшебные вещи. Был, правда, у Герберта Уэллса рассказ про хрустальный
шар, через который можно было видеть другой мир... Но это тоже было не
совсем то.
Супруги перебрали множество самых разных шаров и пришли к выводу, что
все-таки шар у Смургацких - совершенно особенный и ни на что не похожий.
Исчерпав собственные возможности, супруги обращались к советам
многочисленных знакомых.
Знающий человек, карский классик-фантаст Пидорчук, рассказал, что
верил, верил сам Смургацкий в этот самый шар... Ну так верил, что просто сил
не было!
Потому и описывал он этот шар, что очень хотел бы такой шар самому
поиметь... Желаний у него было много, и все благородные: избавить мир от
антисемитов, литературу - от Бушкова, а фантастику - от ненужных, вредных
выдумок.
А весь СССР он последовательно считал Зоной, и кто-таки посмеет
сказать, будто бы писатель был не прав?! Сергей Пидорчук был фантаст на
редкость знаменитый, напечатался даже в одной районной газете болгарского
комсомола, и потому считал себя писателем международным, что отмечал на
визитках.
- А не пытался ли Смургацкий искать этот волшебный шар?
- Еще как пытался! Сколько раз! Много, много раз рассказывал старший
Смургацкий своему ученику, другу и наперстнику Пидорчуку про то, как он
искал подобные шары...
- А он не рассказывал, где искал?
- Здесь и искал, по всему Карскому краю! Вы разве не знаете?! Старший
Смургацкий кончил в городе Конске Конскую школу переводчиков КГБ! С ним
вообще все понятно! Невероятные страдания испытал человек, прежде чем
вступить на путь борьбы за демократию!
- А где именно искал?.. О том нет никаких известий?
Но тут Пидорчук стал проявлять неумеренный интерес, зачем Стекляшкиным
все это надо, и пришлось ссылаться на интерес к фантастике и к истокам
фантазии автора в его реальном существовании. Трудно сказать, в какой
степени поверил Пидорчук, но, по крайней мере, отцепился.
Другим другом семьи, в чей дом много раз водили Владимира Павловича,
был специалистом по женщинам, по истории Карского края и, в числе прочего,
специалистом по саженям - доцент Алексей Никодимович Хипоня. Владимир
Павлович не особенно любил бывать в его доме, вернее, в доме шестой жены
Хипони. В какой степени Хипоня был специалистом по его собственной жене,
Стекляшкин затруднился бы сказать, но во всяком случае, на жилистые колени
Ревмиры Владимировны он смотрел с интересом и, пожалуй, даже
профессионально. А Ревмирка, дрянь такая, безобразно кокетничала с известным
ученым, доцентом Хипоней, так вальяжно оттеснившем ее мужа, простого
инженера как-никак.
Тут надо сказать, что Хипоня оказался куда умней или попросту хитрей
Пидорчука и моментально связал смерть Миронова и интерес его наследников к
саженям. Проявилось это и в хищном желтом взоре глаз доцента и в эдакой
заторможенной манере изложения, при которой доцент одновременно внимательно
наблюдал - а как воспримут каждое его слово?
- Есть такая вот сажень, морская, - задумчиво говорил доцент, кивая
красивой, известной всему Карску бородой клинышком, и его движения руками
ясно обнажали желание показать их, эти красивые, сильные, такие мужские
руки.
- Есть прямая сажень - это 152 сантиметра, - звучал красивый, зычный,
прекрасно поставленный голос доцента, - но есть и сажень в 176 сантиметров.
Но это - тоже прямая сажень, только другая. Такая сажень определяется как
размах рук человека от кончиков одной руки до кончиков пальцев другой. Косая
сажень будет больше - так вообще 216 сантиметров или 248 сантиметров. Потому
что это сажень, которая измеряется от пальцев одной руки, скажем - левой, и
до пальцев другой ноги, скажем - правой. На то и косая сажень...
Доцент красиво заводил глаза, играл зрачками, и его научные речи, в
противовес внешности ходячие, приобретали некую двусмысленность, некий
скабрезный оттенок; и этот похабный подтекст, это гаденькое второе дно его
речей оказывалось очень четко адресовано Ревмире Владимировне, прямо на
глазах живого мужа. Иной бы умилился непревзойденной ловкости доцента, но
Владимир Павлович решительно не был в состоянии достичь таких высот
самоотречения.
- Сажени разные бывают, очень разные, - продолжал вещать доцент, играя
глазками. - Вот указом от 1835 года ввели сажень размером в 7 английский
футов, или в 84 дюйма. Это будет, - веским баритоном добавил Хипоня, - 3
аршина или 48 вершков. А это, в метрических мерах длины, будет двести
тринадцать и тридцать шесть сотых сантиметра.
- А кубическая сажень? Это что?
- А это смотря в каких местах Сибири, в какое время суток, смотря для
чего... - и взор Хипони опять затуманивался, готовый снова нырнуть в бездны
разнообразнейшей теории.
"Ну и жулик...", - подумал невольно бедный Владимир Павлович.
"Необходимо взять его в компанию...", - подумала Ревмира Алексеевна, и перед
ее внутренним взором явственно проплыли томящиеся под ярким солнцем сосны,
сверкающий песок, как на балтийских пляжах, и невыразимо прекрасные глаза
доцента Хипони, его чудная борода, развевающаяся в лучах закатного солнца.
Ревмира Алексеевна решительно отогнала эти грешные, неприличные видения и
быстренько уверила себя, что нужен же им на месте консультант по всем этим
саженям, а то еще, бог его знает, что может произойти.
- А для чего может быть нужна кубическая сажень? - прокашлявшись,
полюбопытствовал Стекляшкин.
- Ну к примеру, для поиска кладов. Эту меру почему-то очень жаловали
разбойники... - замер на самой интимной ноте вибрирующий голос доцента.
- Алексей Никодимович, вы так здорово рассказываете про сажени! -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг