Но другой связи, в общем-то, и не было нужно. В лагерь увозили
продовольствие, оборудование для горных работ, боеприпасы. При умелом
руководстве запас был всегда обеспечен, и от двух недель без трассы ничего
бы с лагерем не сделалось. Еще в лагерь везли врагов, которые должны были
сначала принести пользу трудовому народу, а потом сгинуть без следа.
Из лагеря везли... Из лагеря везли только один стратегический
материал... Очень важный стратегический материал, без которого страна
победившего социализма, отечество рабочих и крестьян рисковало не
распространиться на весь мир. Лагерь и построили непосредственно для
разработки рудника. Рудник начинался прямо в лагере, и каждый день люди из
бараков спускались прямо в штольни.
Лагерь выполнял важную функцию, даже сразу две важные функции - добывал
стратегический материал и истреблял врагов народа. Его начальник занимал
важное, почтенное положение в НКВД и во всем обществе.
В должности начальника лагеря Алексей Владимирович пребывал до 1956
года. Отсюда он вырвался на несколько дней, чтобы жениться и привезти жену
на рудник. Спустя год здесь у него родилась дочь, Ревмира Алексеевна
Миронова.
- Мама, а ты помнишь этот лагерь?
- Очень смутно. То как проволока качается, а по ней течет вода - это
дождь, ветер. То как сижу на руках у отца, а по всему - это еще те годы, на
руднике. Но ничего связного не помню, все какие-то отрывки. Ты-то себя
помнишь до трех лет?
Ирина замотала головой.
- Ну вот...
В 1956 году Алексей Владимирович оказался, к собственному ужасу, чуть
ли не английским шпионом, применявшим недопустимые методы при ведении
следственных операций, и не заслуживающим дальнейшего доверия народа и
начальства. Наивный Алексей Владимирович не понял, что "фирма" нуждается в
очистке днища от самых одиозных камушков, и что ничего страшного не
происходит. Он все воспринимал очень всерьез и с перепугу чуть не
застрелился.
Ну конечно же, пропасть ему не дали. Миронов был устроен в партийный
архив, потрудился там сколько-то времени, пока его еще разок проверили:
будет ли он вести себя политически правильно после лагеря? Миронов вел себя
политически правильно и вскоре стал начальником первого отдела одного
солидного предприятия, ковавшего электронику, необходимую для сокрушения
буржуазного строя и осчастливливания трудящихся во всем мире.
Вроде бы вполне приличная должность, но конечно же, уже совсем не то. В
нынешнем положении Миронова, на самом деле, не было ничего общего с тем
высоким, солидным положением, которое он занимал до того, как, поддавшись
враждебной пропаганде, партия сдуру начала выпускать врагов, вместо того,
чтобы... гм... гм...
Хорошо хоть старые друзья, коллеги не забывали. Миронову удавалось
решать какие-то мелкие дела через них - это тоже имело значение. Но
главное - что он был нужен! Его мнение играло роль! Он мог определять -
давать этому человеку или нет, доверять ему или рано ему доверять.
И как хорошо было сидеть среди людей своего круга и говорить о простом,
о своем, о понятном! Но в жизни всегда мало счастья, и в жизни Миронова не
хватало таких минут.
Но до середины семидесятых было еще ничего. Еще была какая-то работа,
пусть даже чисто формальная, какое-то ощущение своей полезности. У
пенсионера Миронова не стало вообще ничего, кроме сидения в собственном доме
под поясным портретом Сталина. Под ним, на страшно неудобном стуле, Миронов
провел больше времени за свои двадцать пять пенсионных лет, чем даже в
постели. А что еще он мог бы делать?
Встав в шесть часов утра, здоровенный долговязый старик делал
гимнастику, обмывался до пояса, и только холодной водой. Пил чай,
презрительно прислушиваясь, как просыпались дочь и зять. Тоже мне, инженеры!
Раньше восьми из постели их не вытянешь! В его время все было не так...
Когда семья вставала, Миронов уже был у себя. В комнате, где стояла
железная кровать, накрытая шерстяным одеялом серого приютского вида, стоял
письменный стол и полка с книгами.
В этой комнате с голыми стенами, с лампочкой без люстры, на длинном
неровном шнуре, Миронов садился на простой венский стул под поясным
портретом Сталина, прихлебывал чай, размышлял.
...Когда галлы ворвались в Рим, они не сразу поняли, кто сидит в
креслах на главной площади Капитолия: живые люди или мумии? Только когда
один галл дернул за бороду сенатора и тот ответил ударом жезла, истина
проникла в сознание галлов, и они зарезали сенаторов.
Миронов ничего толком не знал о Древнем Риме, а сравнение с каким-то
буржуазным сенатором показалось бы ему крайне обидным. Но вошедший в комнату
мог бы усомниться так же, как те галлы: недвижимо, бесстрастно восседал на
стуле долговязый старик с топорным свирепым лицом. Редко-редко моргали
глаза. Еще реже двигалась рука, поднося ко рту чашечку чая. Старик сидел и
вспоминал.
Жизнь кончилась. И все. И делать было больше нечего. Читать? Миронов
был не очень грамотен, да и усвоил на всю жизнь, что книги - атрибут
буржуйской жизни. Не говоря уже о том, что прочитать ведь можно и такое - не
отмоешься! Поди доказывай потом, что по ошибке. Все книги, стоявшие в его
комнате были правильные, стократ проверенные и одобренные книги. Все эти
книги Алексей Владимирович помнил наизусть, и открывать их не было нужды.
Телевизор старик презирал. Друзей у него не было. Знакомых - тоже.
Сослуживцы приходили раза три в год, под праздники. Дела? Он не мог ничего
делать вместе с дочерью и зятем - даже в те времена, когда еще разговаривал
с ними. Суетливые, шумные, ничего не могут делать так, как надо.
Дочери было семнадцать, когда Миронов стал пенсионером. Тогда он охотно
делал всю работу, которую принято называть мужской: чинил трубы, продувал
канализацию, прибивал гардины, перетаскивал мебель. Делал и очень многое из
того, что принято считать занятием сугубо женским: готовил, стирал, убирал,
даже вроде бы неплохо шил. Жизнь приучила его делать совершенно любую
работу.
Первый удар Ревмира нанесла, когда стала называть себя Риммой. Это
Миронов еще пережил.
Второй удар Ревмира нанесла, когда пошла в инженеры. Старик ждал, что
она закончит свой дурацкий институт и все равно пойдет трудиться в органы.
Ревмира-Римма не пошла, и это был третий удар.
Четвертый удар состоял в том, что Ревмира не стала вступать в партию.
Да еще как легкомысленно!
- Меня тянут, - рассказывала Ревмира, - а я им - сперва выгоните из
КПСС всех сволочей, тогда пойду!
Миронов пытался раскрыть дочери глаза на место партии в мире, но, как
видно, уже опоздал, а может, делал это недостаточно доходчиво. Многое,
слишком многое казалось Миронову словно бы само собой разумеющимся, слишком
многое было очевидно для него, как солнечный свет. Очевидно было, что дочь
вырастет и поймет. Не может не понять, не стать, не пойти, не сделаться...
Много позже, когда дочь уже давно будет жить своими мозгами, Миронов
будет вспоминать, и горько качать головой: надо, надо было запретить!
Наказать! Запереть! Зажать между коленями и...! Словом, надо, надо было
действовать, а не ублажать, формировать и учить девочку.
Но что толку в поздних сожалениях! Пятый удар был наиболее страшен, и
удар этот звали Володей. Владимиром Павловичем Стекляшкиньш. Миронов и сам
понимал, как оскорбительно вытянулось у него лицо при виде будущего зятя.
Слишком молодой, всего на год старше Ревмиры, бледный, веснушки, в очках,
непропорционально тощий, явно хилый... "Нет", - чуть не застонал Миронов,
что его внук должен родиться от такого...
Шестой удар нанесли уже оба, и этот удар звали Ира. Родилась внучка, а
больше детей Ревмире иметь, как оказалось, нельзя. И остался Миронов не
только без сына, но что и вовсе безнадежно - без внука.
А седьмой удар... Да, его нанесли тоже оба. В перестройку... впрочем,
эту историю я уже рассказывал. И эта история оказалась той последней
соломинкой, которая переломила спину верблюда.
С тех пор здоровенный долговязый старик только сидел в своей комнате и
ни с кем толком не разговаривал. Ну их! Перестав общаться с зятем и дочерью,
Миронов жил неплохо и даже иногда вовсю злорадствовал.
Иногда, если их не было дома, Миронов делал что-то в доме: по своему,
так, как ему хотелось. А с особенным удовольствием - если Стекляшкины
вызывали слесаря, и просили его принять, пока будут на работе. А Миронов сам
делал все, что надо, и отправлял слесаря назад, объяснив обалдевшему парню,
что это зять у него - козел безрукий, ничего делать не умет, вот и гоняет
без толку слесарей.
После каждой такой истории зять неделю дулся на Миронова, а Миронов
упивался своей маленькой, но все-таки победой.
Светом в окошке стала внучка Ирка, когда ребенок начал подрастать.
Родили ее идиоты и воспитывали по-дурацки, от начала до конца неправильно. А
она все-таки росла "правильной" - боевой, активной, и все громче в доме
раздавался голос Ирки. В первый раз Ирке разбили нос в семь лет. Мама
отмывала Иркин нос, запихивала в него вату и квохтала, что девочке так вести
себя неприлично. Ирка ревела от злости. Дед был тихо счастлив, что не от
боли, а от злости. Да еще и орала, что еще покажет этой Аньке. Дед слушал
внучкины вопли и счастливо улыбался в первый раз за несколько последних лет.
С тех пор дед с особым вниманием прислушивался ко всему, что устраивала
Ирка, и временами почти улыбался. А она все время что-то делала, и чем
старше становилась - тем больше. То она приводила подружек, то она мыла полы
и выгоняла из дому родителей, то опять с кем-то подралась, то починила
телевизор.
В 12 лет Ирка стала ходить в секцию и училась там бить морды ногами.
Мама сшила ей халат, но неправильно, и Ирка сама перешила и опять пошла в
секцию. Узнав об этом, дед подарил Ирке компас с гравировкой "За отличные
успехи в строевой подготовке" и полевую сумку, с которой "прошел до
Берлина".
Ирка расцеловала обалдевшего деда и потом стала заходить, рассказывала
про свои нехитрые дела, пила с дедом чай с бутербродами. Дед исподволь
объяснял внучке, как надо жить, открывал страницы долгого и славного пути.
Ирка сияла глазами, расспрашивала больше и больше.
Ирка стала дулей, сунутой Мироновым в сторону зятя и дочери. Жаль вот
только, сил уже немного: и не дойти до ее секции, не посмотреть, как их там
учат морды бить, и тем паче, не дожить до времени, когда Ирка совсем
возрастет, и можно будет считать себя продолжением в ней... А еще лучше,
если в правнуке...
Скажем честно - далеко не все узнала Ира в эту ночь о горячо любимом
дедушке. И не все поняла, что узнала. Но появилась уже хотя бы основа -
стало понятно, что спрашивать. Например, что добывалось в руднике? Что такое
"комиссар дивизии"? За что сидели люди в лагере, которым руководил дедушка?
Куда ушли люди из лагеря, и встречал ли их потом дедушка?
И много вопросов было у нее про клад...
ГЛАВА 2
Кое-что, о старых документах
6 - 9 августа 1999 года
Но не только про деда узнала Ирка в этот вечер и в эту ночь, на 6
августа 1999 года. Но и еще про одно очень интересное и странное...
В папочке номер 4 было всего три бумаги. Одна была написана на
разлинованной бумажке с неровным правым краем - листок вырвали из детской
тетрадки. Листок был озаглавлен "Донесение". И адресован начальнику Особлага
© 51-11 гр. Миронову А.В.
"Среди заключенных ходит рецидив религиозного мировоззрения, - писал
кто-то косым, нервным почерком, - Н-556, К-734 и Л-237 утверждали, что могут
проникать из нижней штольни в пещеру, и что там, в пещере, есть особенный
волшебный шар. По контрреволюционной агитации, которую ведет К-734, шар
имеет размер с голову человека и висит над полом пещеры. От шара исходит
слабый свет, навроде электрического. А когда человек входит в пещеру, то
вспыхивает свет сразу сильнее, и прямо на шар смотреть больно, смотреть надо
вбок, возле шара..."
В этом месте на полях была заметка другой рукой: "Может, смотреть
нельзя, это когда сразу из темноты?"
"...И К-734, и Н-556, и Л-237 распространяют среди других врагов народа
предрассудок, будто этот шар надо просить об исполнении желаний, и тогда
желания исполнятся.
К-734 добавляет, что нельзя желать кому-то зла или смерти. На вопрос,
можно ли просить у шара смерти врагов народа или Гитлера, К-734 от ответа на
вопросы уклонился.
Н-556 распространяет слух, будто он молился этому шару, и что его
желания уже начинают исполняться.
Л-237 рассказывал в присутствии троих з/к, что получил перевод на
работу нормировщика, потому что попросил у шара..."
В этом месте была запись на полях, той же рукой, что и первая: "Снять с
работы нормировщика. На общие работы".
"...Не только эти трое проникают в пещеру и молятся шару. Это делают
еще многие з/к, я не всех успел выявить. З/к проникают в штольню и проходят
из нее в пещеру, а там молятся этому шару, и делают перед ним заклинания.
Все верят, что есть такая пещера, где исполняются желания, и иногда
просят тех, кто проникает в пещеру, попросить шар за них.
В заключение прошу выдать мне все, что положено".
Внизу была приписка: "Дать".
Второй документ назывался иначе - "Протокол".
Это был "Протокол допроса з/к К-734. Основание: сообщение источника
"Красотка". А дальше шел столбик ответов и вопросов; слепой, совершенно
нелепый. Было видно, что писали как попало, лишь бы зафиксировать сообщенное
зеком. И наверняка многое пропало.
Где находится вход в пещеру?
Забыл.
Н-556 уже все рассказал.
Вот он помнил, а я забыл.
Н-556 говорил, что ты ходил в пещеру.
Он врет.
Л-237 тоже говорил, что ты ходил в пещеру.
Он тоже врет.
Все врут, а ты не врешь?
Не знаю.
Кому ты рассказывал, что в пещере есть шар?
Я только сказал, что мне говорили.
Кому ты рассказывал про шар?
Не помню.
От кого ты услышал про шар?
Не помню.
Отсюда ты пойдешь прямо в БУР.
Я все равно не помню.
Кому ты говорил, что шар исполняет желания?
Все так говорят.
Кто все? Назови всех?
Не помню.
Назови, кого помнишь.
Никого не помню.
Ты сам все выдумал про шар?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг