люди?!
Жутко ухнув, медведь ломанулся прямо сквозь кусты, освобождая Хипоне
траекторию. На глазах появлялся новый медвежий лаз, отмеченый дымящимися
полужидкими следами медвежьего перепуга. У людей не было, впрочем, шансов
вступить в медвежьи кучи: они драпали в другую сторону. Позже Хипоня страшно
удивлялся, что сумел пробежать так далеко за такой ничтожный срок, да еще в
спущенных трусах. Оба жутко навалили по дороге - и медведь, и доцент, но
доценту было проще - он так и мчался, пока не влетел в реку и не присел, не
спрятался в воде. Ледяная вода окатила, перекатилась через присевшего на
корточки, а главное - скрыла следы преступления. По крайней мере, если
Ревмира и заподозрила что-то, последствия оказались замыты самым
кардинальным образом и почти без усилий доцента.
Эта история имела необычное продолжение. В виду того, что тайга в
качестве дома свиданий уже не использовалась, многое приняло совсем другие
формы, чем могло бы.
Пятнадцатого погода начала портиться. Появились нетугие белые облачка,
сияющие от солнечного света. Там, на страшной высоте, эти облака разносил и
растаскивал ветер, и местами облака напоминали больше полосы тумана. Небо
заволакивала дымка - уже верный признак, что погода портится. К вечеру еще и
озверела мошка, а это тоже верный признак. Ноги у всех были в расчесах,
настроение упало.
ГЛАВА 14
Воспитательные процессы
15 - 17 августа 1999 года
Пятнадцатого утром раскопки начались с того, что Саша встал около
шурфа, все осмотрел, а потом решительно сказал:
- Неправильно!
- Что здесь неправильно, Саша?
- У вас компас неправильный. Вы по нему направление определяете?
- Ну да. По нему. А что, Саша?
- А то, что это компас туристский, слабенький. А в скале этой
металла... хоть попой ешь. В общем, искажение происходит.
- А какой компас нужен?
- Лучше всего - геологический, надежный. Давным-давно выпускали компасы
в деревянном корпусе, эти лучше всего.
И стукнуло сердце Ревмиры, прекрасно помнившей: выдвинутый ящик
отцовского стола, и в нем, среди прочего, старинный компас в деревянном
корпусе...
- А у вас такого нет?!
- Конечно, есть. Хотите, принесу?
- Очень хочу.
Если верить старинному, туристский компас ошибался градусов на
пятнадцать. Ошибочная трасса отходила от правильной на добрых полтора-два
метра.
Все утро потратили на новую разметку направлений, на вбивание новых
колышков в центре будущих шурфов. Первый же колышек на пятнадцати метрах
вроде бы пошел в землю необычно легко, вызвав учащенное сердцебиение
горе-кладоискателей. Едва закончив разметку, сразу же схватились за лопаты.
Кирка Владимира Павловича вошла в землю, как в масло, не задев ни единого
камушка. И опять дружно стукнули сердца. Даже лопаты шли сюда легко.
Перекоп - не перекоп, а земля здесь была не такая, как раньше... Не такая
хрящеватая, не насыщенная камнями. Вокруг лопаты еле брали глину,
выворачивались из плотного грунта - здесь пошел крупный песок, очень легкий
для штыковой лопаты. За час прошли почти метр, когда Хипоня вдруг присел в
раскопе.
- Что там, Алексей Никанорович? Нашли что-то?
- К-кажется нашел...
Как не наклонялся Хипоня, как ни закрывал собой находку, Стекляшкины
все же увидели: из земли и впрямь торчало что-то...
- А ну-ка! Алексей Никанорович, да подкопайте вы его!
Хипоня сглотнул, часто-часто закивал головой, оглянулся дико и
затравленно.
- Ну же!
Хипоня присел, кистями рук быстро-быстро разгреб землю вокруг.
Обнажился угол чемодана. Старинный, обитый металлом. Такие чемоданы
перестали делать уже в семидесятые годы, а вот в послевоенные годы, в
шестидесятые вся страна ездила с такими.
- Алексей Никанорович, да возьмите вы лопату!
Еще один безумный взгляд.
- Ну?!
Хипоня снова часто-часто закивал, с видом совершенно невменяемым, стал
орудовать лопатой, то задевая чемодан, то просыпая поддетую землю. Руки у
него ходили ходуном, он больше рассыпал, чем вынимал.
- Давайте я! - решительно перехватил лопату Стекляшкин.
Хипоня тоненько взвизгнул, уцепившись за другой конец древка, стоя
внизу.
- Да выйдите наверх, Алексей Никанорович! - решила вмешаться Ревмира. -
Сейчас он все в два счета раскопает! А достанете вместе!
Хипоня так и не произнес ни одного членораздельного слова, пока его
извлекали из ямы, усаживали на траву. Вид у Хипони был до предела опупевший:
Хипоня наконец поверил в клад!
Порядка часа потратил Владимир Павлович, освобождая от земли этот
старый, доисторического вида чемодан. Не было торжества. Не было даже
особенного удовольствия. Было ощущение гадости, которую они с женой уже
сделали дочери, и вот все продолжают делать. Была злость на себя, на свою
ублюдочную роль мужа-мальчика, мужа-слуги. Но кроме бессильных, дурных
переживаний, появилось новое, необычное, чего не было никогда раньше: мысли
про то, как выходить из положения. И ему самому, и Ревмире. Как отдать
дочери клад? Ее клад, собственно говоря?
Владимир Павлович присел, начал вытаскивать чемодан. Расшатал его,
сидящий уже неглубоко, потянул на себя... Краем глаза Стекляшкин уловил
движение сверху... Это ринулся вперед Хипоня, но его удержала Ревмира, и
доцент замер в хищной, напряженной позе, готовый к прыжку. Чемодан подгнил,
кожа висела лохмотьями, но фанера выдержала все. Чемодан был холодный, очень
тяжелый, неприятный. Стекляшкин положил его на край, оттолкнул подальше от
ямы.
- Ну что?! С кладом вас, подельщики!
И осекся, уловив странные, неожиданные выражения лиц: злые, хищные,
напряженные. Позже у Стекляшкина было ощущение, что в этот момент и ожил
кто-то новый, начавший шевелиться в его мозгу последние дни... В критический
момент этот новый отодвинул в сторону мужа-мальчика, мужа-слугу,
оцепеневшего от неожиданности и страха, и начал командовать сам:
- Что, Ревмира? Открываем чемодан?
Ревмира смотрела на мужа сухим, каким-то жутким взглядом. Прежний
Стекляшкин непременно стал бы ждать, пока придет в себя супруга, и даст
ценные указания. Новый Стекляшкин понимал, что жена просто не знает, что
делать, и взял командование на себя:
- Давай посмотрим, что тут... И кстати, какую долю мы отведем Алексею
Никаноровичу?
В этот момент Хипоня и прыгнул рыбкой на чемодан, сильно ударившись об
него скулой, плечом и рукой. Но зато лег на него, прижал, заграбастал обеими
руками.
А новый, неузнаваемый Стекляшкин продолжал гнуть свою линию.
- Так сколько ты ему посулила? Алексей Никанорович... Извольте отойти,
чемодан надо открыть!
- Не отойду! - отверз уста доцент Хипоня, замотал головой, как
помешанный.
- Да получите вы свое! - уговаривал Стекляшкин Хипоню как ребенка. -
Получите. Мы вот все сейчас посмотрим, будет нужно - и опись составим, никто
вас не обидит, уверяю вас...
- Алексей Никанорович, в самом деле! Мы ведь равные участники! -
вмешалась и Ревмира.
Владимир Павлович испытал особое удовольствие, что Ревмира вмешалась,
поддержав его. Что делается! Он выступил в роли семейного лидера, а жена
двинулась за ним!
- Ах, равные?! А дочери ты что думала дать?! - вспылил Стекляшкин.
Ревмира закусила губу, резко выдохнула воздух через нос. Заниматься ей
не было времени, пока доцент валялся поперек чемодана.
- Алексей Никанорович, вы мешаете! - Стекляшкин обхватил доцента
поперек жирной спины, поднял, усадил в стороне.
Доцент бешено лягался, но Стекляшкин был много сильнее. В конце концов,
именно он ремонтировал в доме, вскапывал грядки и делал все, что нужно по
машине. Бессловесная, но физически развитая рабочая сила.
Владимир Павлович шагнул к чемодану... И тут же Хипоня прыгнул, как
тигр, и уселся на чемодан, вцепившись обеими руками.
- Сойдите! Сойдите немедленно!
Стекляшкин уже рассердился, и продолжал сердиться все сильнее:
- Что за идиотство, в самом деле!
- Сажени... - забормотал вдруг доцент, - мои сажени... Это его компас
врал... мои сажени... Без меня...
- Алексей Никанорович, - начал Стекляшкин железным голосом, - последний
раз говорю по-хорошему. Клад не только ваш, он общий. Сойдите, чтобы я
открыл чемодан, и можно было посмотреть, что в нем.
- Алексей Никанорович, вы же помните наши договоренности... - текли
медом речи Ревмиры в другое ухо доцента и одновременно с рыком мужа:
- Вы чего-то испугались? И напрасно, мы вас не хотели обмануть...
Доцент дико озирался, и не подумав трогаться с места; бесподобные глаза
полыхали желтым светом совершеннейшего безумия.
Всякому терпению может придти конец, даже и ангельскому. А терпение
Владимира Павловича было каким угодно, только не ангельским, это уж точно.
Надо было действовать, а этот новый Стекляшкин, как оказалось, умел
справляться со сложными и деликатными делами. Тыльной стороной ладони ударил
он доцента в основание шеи. Ревмира взвизгнула, кинулась вперед,
остановилась, натолкнувшись на взгляд мужа.
- Стой. Где. Стоишь, - отчеканил Стекляшкин.
И Ревмира, что характерно, и правда встала, где стояла.
Доцент уже начал приходить в себя, уже мотал головой, и даже оторвал от
чемодана одну руку, чтобы пощупать ушибленное место. Стекляшкин
воспользовался этим, рванув доцента на себя, и сильно оттолкнув подальше.
- Нуте-с...
Стекляшкин обмахнул рукой замки от песка, подергал... Нет, закрыто было
прочно, а ключ если и был - теперь ищи его.
- Володя!!! - раздался дикий вопль супруги.
Краем глаза Стекляшкин уловил движение. Что-то подсказало ему, что
оглядываться времени уже нет, и он кинулся вперед головой, как только что
Хипоня на чемодан и только откатившись, встал и посмотрел на то, что вызвало
такой вопль у Ревмиры. Странными рывками двигался вперед Хипоня, отставив
правую руку с ножом, выставив вперед растопыренную левую, хищно согнув
колени для броска. Трагически изогнутые губы, мутный взгляд.
...Сначала Саша увидел, что на террасе начали плясать. Прыжки с
воплями, странные телодвижения, судорожные скачки вызвали у Саши ощущение,
что там пляшут чеченскую или там дагестанскую... в общем, какую-то горскую
пляску... как он ее понимал. Выглядело крайне дико, тем паче - под
полуденным солнцем; но от кого-кого, а от своих клиентов Саша готов был
ожидать решительно чего угодно.
Уже потом ухо приняло истошный крик, который мог принять на свой счет
каждый из пляшущих:
- Если ты его зарежешь, то и ты сам мне не нужен!
И Саша рванулся наверх. Стекляшкин и Хипоня прыгали на полусогнутых,
оттопырив одну руку, отведя другую, с лезвием; они и впрямь напоминали
каких-то варваров-танцоров, но плотно сомкнутые губы, напряженные мышцы лица
свидетельствовали - все тут очень и очень всерьез. Мужики подкарауливали
друг друга, и рано или поздно должно было случиться нехорошее. Как видно, не
одному Саше приходило это в голову: Ревмира завывала, как сирена.
Но не ей было дано предотвратить возможное смертоубийство. Потому что
Ревмира была частью происходящего... до какой-то степени - его причиной. А
Саша был человеком извне, и его разумные поступки делали реальной экспедицию
со всем ее безумным замыслом. Голос Саши прозвучал, как глас самого разума:
- Эй, что это вы тут делаете?! - И еще проще и хлестче: - Как вам не
стыдно?!
И этого хватило для Стекляшкина... Пожалуй, даже для Хипони. Мужики не
выпустили ножей, но расслабились, встали спокойно. Видно было - приходят в
себя, и скоро сами будут удивляться, что затеяли.
Но тут взгляд Саши упал, так сказать, на самый предмет раздора - на
злополучный чемодан. И глаза его округлились, как у совы:
- Где вы его нашли?!
Ответа не было. И Саша шагнул к чемодану.
- Вот не думал, что его когда-нибудь увижу!
- Что, знакомый чемодан?! Может быть, твой?! - защищала Ревмира свою
собственность.
- Не мой... Моего деда... Откроем, а?
- Мы пытались открыть, не получается.
- Не открывали вы, а... - Саша вовремя прикусил язык, - в общем, дайте
сюда нож. Если это тот чемодан, на крышке должны быть буковки "В.Т." -
значит, Валерий Трофимович. Так деда звали.
- Нет, здесь буковок никаких нет... - тянул Хипоня, вроде бы исследуя
крышку, а сам норовил на нее снова присесть.
- Буквы с другой стороны... Не валяйте дурака, давайте нож! -
прикрикнул Саша, почти силой отбирая нож у Алексея Никаноровича.
Тот захныкал, отбежал подальше, так, чтобы между ним и Стекляшкиным
стояла бы еще Ревмира.
Саша ковырялся в замке лезвием ножа, пытаясь открыть. Один замок
все-таки щелкнул, второй Саша просто сломал. Все невольно подались вперед,
когда Саша распахнул чемодан... Но в нем был исключительно песок.
Покосившись на Хипоню, Стекляшкин все-таки встал на колени, запустил
руки в песок. Нет, там ничего больше не было.
- Может, песок золотой?! - изрек Алексей Никанорович дрожащим
фальцетом.
Оба Стекляшкины фыркнули.
- Вот! - Саша радостно стукнул по крышке. Стоило ему провести тыльной
стороной руки по внутренней поверхности крышки чемодана, как тут же
проступили буквы "В.Т.", прорезанные чем-то острым. - Вот спасибо, что
нашли... У деда с покоса чемодан смыло.
- Если это дедовский, так как он сюда-то попал?!
- Мой дед немного чудак был, - сказал Саша чуть смущенно, - он
принципиально носил на покос еду только в "городском" чемодане. Ни котомок
он не брал, ни узелков... Принципиально. Вот. А в наводнение пропал
чемодан... Дед даже поболел немного с горя, а потом другой завел,
посовременнее.
- Погодите, погодите, Саша... Когда было наводнение?
- В шестьдесят девятом.
- И с тех пор чемодан так замыло?! Так глубоко замыло?!
- А что ж... Тут промоина была. Видите? Вот от того куста и до
того... - Саша говорил так убедительно, что все вроде бы увидели, как узкой
полосой понижается поверхность террасы.
- Так все равно не может быть! Вода, получается, взяла и намыла... На
такую высоту! За такое время!
- А что в этом такого странного?! Вон видите остров? Его двадцать лет
назад не было...
- Так на нем же кусты!
- А потому и кусты... Если б ему было пятьдесят, тогда бы и деревья
были...
- Не могу представить себе, что река так быстро работает! - признался
Стекляшкин. - Я думал, тому островку тысячи лет.
- Я тоже! - поддакнула Ревмира. - Наверное, тут дело в реке... Горная,
быстрая.
Саша пожал плечами. В этом он не разбирался.
- Что ж вы нам раньше не сказали?!
- А вы не спрашивали.
Из этой истории с древним чемоданом и незаконченной поножовщиной были
два следствия - кратковременное и долговременное.
Кратковременное состояло в том, что Стекляшкин первым перешел реку, не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг