Лежащий опять закивал, с большой убедительностью и силой.
Удовлетворенно глядя на мелкие капельки, оросившие лоб и щеки вошедшего,
Ямиками Тоекуда начал отдирать скотч.
Лежащий не запирался. Рассказал, что зовут его Степан (здесь, может
быть, и соврал). Следить велели такие важные люди, что он про них говорить
никак не будет и японцу знать не советует. На этих людей они давно работают,
он и Василий. Василий - это его подельник, работали вместе и сидели тоже
вместе. Тут японец заинтересовался, и Степан долго рассказывал ему про то,
что такое зона. Впрочем, языковой барьер был высок, и детали могли от
Тоекуды ускользнуть.
А встречались они с этими людьми, с очень важными, очень серьезными
людьми на одной квартире, тут, неподалеку. Номер квартиры? Глаза у Степана
расширились так, что чуть не вылезли из орбит, а головой он мотал, словно
хотел ее оторвать.
- Хоросо, ты сама решира...
Тоекуда сам себе напоминал водяного духа каппу - человечка сантиметров
двадцать высотой, с тонкими ручками, комариным носом и впадиной на голове, в
которую всегда налита вода. Каппу можно заставить быть своим рабом, если
поймать его и вылить воду из темени. Но знающие люди не советуют иметь с ним
дело, потому что они живут в горных ручьях и выходят из воды только по
ночам. Каппы маленькие, но очень сильные и совершенно безжалостные. Если
удавалось найти тех, кто попадался к ним в лапы, сразу становилось очевидно,
что умирали люди нелегко.
С хладнокровием каппы, поймавшего человека, Тоекуда прилаживал на место
скотч.
- Скажу! Скажу!
- Не-е, ты теперя не готовая есть...
И Тоекуда с наслаждением сделал несколько затяжек и только потом вынул
кипятильник из мычащего, исходящего потом, изгибающегося Степана.
- Будеш говорира?
- Да...
И Степан назвал адрес, хотя и очень просил никому не говорить, что он
сказал, потому что если узнают, ему конец. Сообщил он и то, что Василий
сейчас мается внизу, возле гостиницы, а на квартиру они должны идти прямо
сейчас. Сфотографировать все, чего не было в документах утром, и отнести
пленку. А фотографировать чем? Вот этим, в кармане. Кадров в нем сколько?
Шестьдесят четыре. И засвеченных нет? Нету.
Тоекуда сфотографировал лежащего Степана: общий вид, вид спереди и
сзади, лицо без скотча и со скотчем.
После чего аккуратно оделся и тихо выскользнул из номера.
- Номер когда будем убирара?
- Ой, а уже нужно сегодня?!
- Соо дес не-э... е нада! Я просира, не нада убирара, и просира, чтобы
никакая не входира!
Коридорная кивала и кивала, засовывая под платок зелено-серую бумажку.
- Надо средира, чтобы никакая не заходира! Кто захотера заходира, мне
рассказара!
В международных отношениях особенно действует принцип: кто хочет, тот
всегда поймет. Коридорная прекрасно понимала гостя, кивала и засовывала под
платок еще одну такую же бумажку.
Ямиками Тоекуду вела безошибочная интуиция. В редкой толпе всяческого
люда, ошивающегося у входа в гостиницу, он мгновенно заметил того, кто при
его появлении внутренне напрягся, с особым ханжеством потупил очи.
К нему-то и направился Тоекуда, ухватил за руку повыше локтя, оттащил
за угол здания, прижал к стенке. Василий отбивался, но не сильно, он не
слишком понимал, что происходит.
- Сисяс пойдем квартира!
Глаза у Василия сделались размером с блюдечко, он рванулся было уже
по-настоящему, и тут же взвыл, покрылся потом, привалился обратно к стене:
Тоекуда надавил на нужное место на локте.
- Квартира 44, дом 130, урица... этот! - махнул Ямиками рукой вдоль
проспекта Карлы Марлы. - Ты квартира заходира! Понимара?
Василий постепенно проникался духом ситуации. Тоекуда сфотографировал
еще и его, после чего тот кротко прошествовал по нужному адресу. Характерно,
что он не сделал ни малейшей попытки вырваться и убежать или же напасть на
японца. Наверное, и правда "понимара".
Уже на лестнице он... нет, не оказал сопротивления. Но там он все же
обернулся, шагнул было к Тоекуде с расширенными глазами, пытаясь что-то
произнести... А! Вот в чем дело! Он не знал, как теперь поступать!
Тоекуда дал сигнал - мол, звони. И встал у стены, возле входа. Никак
нельзя сказать, что ожидающий в квартире лейтенант не получил достаточной
подготовки. Получил. Если большинству из нас, чтобы освоиться с неожиданной
ситуацией, нужна примерно секунда, лейтенанту нужны были доли секунды. Для
того чтобы начать действовать в новых условиях, большинству из нас нужна еще
одна секунда. Лейтенант начинал действовать мгновенно. Он не принимал
решений, не думал, не взвешивал шансов. На каждую нестандартную ситуацию
были свои способы действовать, лейтенант их усвоил и ни в чем больше не
нуждался.
Но все же были эти какие-то доли секунды, и Тоекуде их хватило. Словно
кирпич обрушился на голову бедняги лейтенанта. Отрешенно смотрел на
происходящее обалдевший Василий, а потом Тоекуда и его втащил в коридор и
втолкнул в знакомую комнату.
Трудно сказать, для кого эти полчаса были более мучительны: для Василия
или для лейтенанта. С одной стороны, это лейтенанта укладывали на столе,
вставляли ему в анус кипятильник и заставляли выдавать государственные
тайны. С другой стороны, Василий был уверен - живым его отсюда не выпустят.
И, скорчившись, поджав колени к подбородку, старался поглубже забиться в
угол, зажать уши ладонями и локтями, не быть, не слушать, не присутствовать.
Хорошо было только Тоекуде - лейтенант хоть и через пень-колоду, но все
же понимал по-английски, и Тоекуда с облегчением перешел на этот язык.
Спустя менее чем полчаса Ямиками Тоекуда опять стоял, раскачиваясь с
выгнутой назад спиной, с заведенными туда руками. Потом достал из
внутреннего кармана диктофон, щелкнул рычажком... Из диктофона раздался
голос лейтенанта, рассказывавшего, что от кого был сигнал, он не знает, а
также какую информацию он должен был принести об японце полковнику, кто
такой этот полковник, где живет и как выглядит. После чего сказал, почему-то
по-русски:
- Твои фото резат в конверте. Будис прохо поступать - посрю фотки.
Пропаду - тозе рюди посрют фотки. Посрют и это (взмах в сторону диктофона).
Твоим хозяевам посрют. Тебе этого надо? - риторически спросил Тоекуда. - А
не нада - не месай! - заключил Тоекуда по-русски, и перешел на английский. -
Уважаемому господину не грозит никакая опасность, пока он соблюдает все, о
чем мы договорились в этой почтенной комнате.
Конец этой истории хороший, и лучше всех пришлось лейтенанту. Василий,
как ни трясся с перепугу, быстро развязал его и опрометью кинулся бежать. А
поскольку лейтенант раскололся очень быстро, его почти не обожгло, разве что
дня два были трудности в уборной... небольшие. А поскольку лейтенант нарушил
присягу и никогда и никому не рассказывал, что с ним приключилось, то и
никаких последствий для него эта история не имела. Никто, в том числе и
полковник, никогда не узнали, как старый и толстый японец поймал лейтенанта,
засунул ему кипятильник в задний проход и вынудил рассказать о полученном
задании, о личности его начальника, да к тому же потребовал давать ложную
информацию и не мешать японцу встречаться с теми, с кем ему было нужно.
Несколько хуже было Василию, который очень боялся... Так боялся, что
даже подвывал от ужаса. Но и для него эта история не имела никаких
последствий. Разве что с неделю саднил локоть.
Хуже всех пришлось Степану, который долго лежал связанный, со
спущенными штанами и покрывался холодным потом, как бы кто-то не вошел.
Но Тоекуда, как только вернулся в свой номер, быстро его развязал и
выпроводил вон. Ушел он на негнущихся ногах, а рубцы от шнура сходили добрую
неделю, но выкрутился он легко. И даже патриотическая служба Степана и
Василия на ниве помощи доблестным органам не прервалась - ведь лейтенант
ничего и никому не донес. Так что Степан и Василий еще несколько лет служили
Отечеству в лице лейтенантов и полковников, пока хозяева не пришли к выводу,
что они уже слишком много знают, и не пристрелили их. Не сами, конечно, а
руками других - таких же.
ГЛАВА 4
Бойтесь начальственных лиц!
23 мая 1998 года
Николай Иванович Чижиков очень любил бывать в здании Карской областной
управы. Во-первых, в управе все было уважаемо и почтенно. Эти высокие
потолки. Эти мягкие, уютные ковры. Таблички с именами, много что говорящими
посвященным. Забор из людей, специально поставленных отделять лиц допущенных
от всякого там уличного быдла.
Не-ет! Где-где, а в Карской управе Колька Чижиков чувствовал, как
высоко он шагнул! Невольно вспоминалась глухая деревушка в дебрях притока
Кары - Северной Икотки. Покосившиеся серые домишки, заросший крапивой забор,
пьяный дед Сергач валяется под эти забором, ленивое тявканье псов... В
здании краевой управы Чижиков чувствовал, как далеко он ушел от родимой
Северной Икотки.
Была и вторая причина любить здание управы - там было все, ну все
понятно. Чижиков зубами выгрыз свои ученые степени. Сколько задниц вылизано,
сколько бутылок поставлено, сколько оказано услуг! Еще студентом Коля Чижик
понял, что полностью зависит от начальства, и что если хочешь что-то иметь -
надо угождать и соответствовать. Поставляя баб начальнику экспедиции, Коля
Чижик обрел первый опыт этого рода. Потом были ведерки хариусов, посылаемые
нужным людям, были деньги, проведенные по его смете, а полученные
начальством. Много, много чего было!
А сколько он ждал, пока изменится состав ученого совета! Изменится так,
чтобы он мог защитить свой "кирпич".
- Чего там! Мы дружбу помним! - стучали стакан о стакан те, чьи задницы
он отполировал языком до блеска, их приятели, друзья и подельники! Но
страшно подумать, как бы и что защищал бы Колька Чижиков, будь состав
ученого совета другим, без такого количества "нужников"...
Чижиков вполне искренне считал, что свои степени и звания он честно
заслужил и имеет на них полное право.
Но бывать в институтах, в университетах было тяжко. То есть были и там
хорошие, приятные для него места - кабинеты начальства, профсоюзных боссов,
банкетные залы. Там тоже было все понятно, и там были все понятные, свои.
А за пределами сих мест сразу начиналось непонятное. Чтобы читать
лекции, чтобы говорить на профессиональные темы, приходилось ворочать
мозгами. В Северной Икотке этого не любили и не умели, а Колька Чижиков
пошел в односельчан.
Чтобы говорить о науке, надо было читать, напрягаться, помнить скучное
и глупое. Что-то совсем неважное, несущественное. Например, сколько тысяч
лет тому назад отступил Великий ледник? Ну какое это имеет значение! Вот что
у Иван Иваныча послезавтра день рождения - это важно. Что у Амалии Петровны
есть племянница и племянница (вот ведь дура!) хочет быть археологом - это
вообще сверхважно!
А люди в этих аудиториях, лабораториях! Эти нелепые, дурацкие людишки,
злобные неудачники, чего-то там себе вообразившие, не желали замечать самого
важного. И вовсе не ценили, идиоты, что Чижиков умеет все это понимать и
видеть. Эти противные люди считали очень даже важным все несущественное и
неважное.
Скажем, студенты как-то уличили Чижикова в том, что он точно не знает,
когда начался неолит и мезолит в Сибири. Они непочтительно ржали и делали
насчет него какие-то далеко идущие выводы. Ставился даже под вопрос его
статус ученого, преподавателя, получалось отвратительно неловко, нелепо, и
даже лысина у Чижикова покрывалась багровыми пятнами.
Ведь даже и объяснить было невозможно дуракам, до какой степени все это
не имеет ни малейшего значения! Вот в областной управе все очень хорошо
понимали, что важно, а что вовсе нет.
Да, Чижиков очень... ну очень любил бывать в Карской областной управе!
Но не сегодня. Сегодня он охотно был бы где угодно, но не здесь.
Сегодня он знал, что его здесь может ожидать.
Наклонив голову набок с выражением глубокомыслия, скорбно сведя узкие
губы, Чижиков шествовал по коридорам, кивал отдающим честь милиционерам, а
думалось все об одном. Ох, нехорошо, нехорошо было ему быть здесь сегодня...
Опытный царедворец сразу видит, что происходит вокруг. Например, как он
котируется в глазах начальства и кто к нему благоволит, а кто - не очень.
Секретарь отвел глаза, не подал Чижикову первым руки, почти не
улыбнулся. Хуже того - он остался сидеть, когда Чижиков вошел в
"предбанник". Он даже и не сразу доложил! Только кивнул Чижикову, указал на
стул и продолжал что-то писать!
Ему было велено явиться к двум. Стрелка встала вертикально вниз. Потом
стала приближаться к трем. В кабинет входили, выходили... Там, внутри
кабинета, шла какая-то своя жизнь. Доносились смех, словно бы шум
столкновения, порой судорожные рыдания.
И только в пять минут четвертого секретарь снял трубку, что-то ответил
в нее, кивнул на вопросительный взгляд Чижикова. Только кивнул! Не встал, не
открыл дверь, не улыбнулся!
И Чижиков оказался в огромном помпезном кабинете губернатора Карской
области. Не так, совсем не так входил он раньше в этот кабинет! Улыбающийся
секретарь распахивал двери, губернатор простирал объятия, встречая Ведущего
Специалиста, Великого Археолога, Друга Властей и Знатока Всех и Всяческих
Древностей.
Что говорить, нужен ему был губернатор, ох нужен. Но и он был нужен
губернатору. Немало, совсем немало отправили они в Германию, в США, в Канаду
уникальных икон пятнадцатого-шестнадцатого веков, драгоценных коллекций
древней бронзы из скифских курганов! Мало кто знает, что вовсе не только
духовную стоимость имеет эта бронза! Вовсе не только! Нормальному человеку
небось и в голову не придет, что какой-то бронзовый топор, какие-то ножи,
шилья из бронзы могут стоить и триста, и пятьсот полноценных, хрустящих
американских долларов!
Это - за одну отдельную вещь, если она, правда, древняя. А если это не
просто отдельные вещи, если это коллекция, скажем, комплект вещей, найденных
в одном погребении: и несколько "бронзушек", и скелеты, и керамические
сосуды, в которые когда-то положили покойнику воду и пищу в дорогу в мир
иной... тогда счет пойдет уже на десятки тысяч долларов. Особенно если с
фотографиями. Если с точным указанием места. Если в хорошем состоянии. Если
с сертификатом, удостоверяющим подлинность от имени почтенного учреждения, с
подписью обладателя ученых степеней и званий. Тогда, да если знать, кому и
где! Да если иметь за рубеж славный "зеленый коридор"!
На всем этом хорошо погрел руки Чижиков. Врать не стоит - хорошо
погрел, подложил соломки в виде валютных счетов. Но ведь и Простатитов тоже
погрел! И черта лысого погрел бы он без Чижикова, прохвост! А вот поди ж ты!
Подельники-то подельники, а только случился прокол, и сразу же я -
губернатор, а ты-то сам кто вообще такой?!
И верно ведь - никто. Сущее никто. Пока смотрит губернатор, пока кто-то
высоко сидящий дает тебе, ставит тебя куда-то... Тогда ты да... Ты надуваешь
грудь... А вот если не смотрит?! Если ты уже не нужен?! И ты уже сразу
никто, и с тобой уже можно вот так... Вот так холодно, неуважительно!
Комплекс неполноценности совсем было притухал, когда Николай Чижиков
шествовал по коридорам власти, предшествуемый своими животом и портфелем.
Комплекс на время захлебывался, пока Коля Чижиков мог встать выше кого-то,
унизить кого-то, попасть туда, куда не может кто-то. Комплекс был как
чудище, сидевшее в мозгу, все время требовавшее пищи. Как Минотавр, или,
оставив высокий штиль, попросту как солитёр!
Комплекс требовал все время утверждать свою значимость в жизни. Все
время доказывать себе и окружающим, какой он молодец, этот Чижиков: какой он
умный, значительный, важный, какое высокое положение занимает.
А вот сейчас комплекс подпитки не получал. Голодное чудовище
зашевелилось. И словно бы кто-то маленький, жалкий начинал скулить и плакать
внутри Чижикова. Оживал голодный семилетний мальчик, которого три дня не
могла толком накормить пьяная мама. Мальчик, забившийся в холодный и темный
сарай, глодавший сырую картофелину пополам со слезами. Мальчик уже на втором
курсе. Мальчик, готовый целовать песок, по которому ходила Она. Мальчик,
ловивший случайные взгляды. Мальчик, при виде которого Она только ехидно
улыбалась, порой окидывала его взглядом, и он обостренно чувствовал, как
обтрепался его пиджачок, как набухли водой просящие каши старые, немодные
ботинки.
Все обиды, все проблемы Чижикова, все, чем его задели, обнесли и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг