Серега ездил в экспедиции прямо-таки истово, от звонка до звонка. Он
был на раскопках Дружинихи, Косоголя, Кашколя, Таштыпа, Усть-Еси, Подъемной,
Пакуля и многих других памятников, поселений, курганных групп и стоянок.
Через несколько лет подрос его младший брат Миша и тоже попал в
экспедицию. Внешне они различались. Миша Будкин был ниже и плотнее и не
таким маниакально работящим. А по своей внутренней сути он был так же
справедлив, трудолюбив, и ему так же нравились экспедиции.
Впрочем, помимо прочего, Мишу Михалыч позвал совсем не без задней
мысли, как и Пашку Бродова - человека со странной судьбой. Пашка занимался
биофизикой; в ней, мягко говоря, не преуспел и после многих приключений
попал в компанию господина Бортко с нехорошей кличкой Ведмедь, ста двадцатью
килограммами живой массы, и патологической способностью то ли видеть, то ли
мысленно предвосхищать все гадости, которые затевались в недрах многотайного
и многохитрого карского уголовного мира.
Там, в таинственных глубинах угрозыска, Пашка Бродов вовсе не пропал, а
наоборот необычайно преуспел и даже участвовал в нескольких легендарных
задержаниях, в раскрытии нескольких не менее легендарных дел и был на
неплохом счету.
А Миша Будкин сначала не знал, кем бы ему стать, потом захотел стать
историком и даже поступил на заочное отделение пединститута, потом родители
уговорили его пойти в одну очень почтенную контору. Работать было негде, в
стране творилось черт-те знает что, диплом историка не давал решительно
ничего, и Миша согласился, хотя и не особенно хотел. А по прошествии трех
лет (в стране творилось еще худшее, учителя разбегались, историки устраивали
голодовки и сидячие забастовки) Миша проникся пониманием, что так было даже
лучше, и только продолжал любить читать книжки по истории, ездить в
экспедиции и общаться с Михалычем.
Еще Михалыч решил взять в поездку сына Женю - вроде бы парень подрос,
пора уже брать его в серьезные дела, приучать и натаскивать.
Сборище у Михалыча состоялось как самое обычное, чуть ли не
ностальгическое и чуть-чуть организационное - обсуждалось, кто поедет, что
возьмет, какие сроки, где работать. Но был в этом и еще один подтекст. В
предложении японца Михалыч не мог не почувствовать нельзя сказать, чтобы
угрозу, но задание было, что и говорить, неординарное, а места удаленными и
глухими. Он не знал ни существа задания, значит, и не знал, кому он может
наступить на хвост, его выполняя. Он не знал, каково чувство юмора у
злополучного японца, наконец. Он чувствовал, что задание в любой момент
может вылиться решительно во что угодно, вплоть до событий совершенно
непредсказуемых и ни одному разумному человеку совершенно не нужных. Надо
было принимать меры. И приглашение Миши и Паши было, с точки зрения
Михалыча, совсем неплохим способом эти самые меры принять. Не сообщая никому
и ничего, оставаясь совершенно чистым перед заказчиком и уж тем более не
впадая в грех доносительства, Михалыч тем не менее информировал о своих
делах сразу два силовых ведомства. И хорошо, что сразу два!
Потому что если ведомство Бортко Михалыч мог интересовать разве что как
владелец охотничьего ружья и очень проходимой машины, то уж у ревнителей
идеологической чистоты он был давно и прочно на примете. Мало было
дедов-прадедов, которые не только не вступали в КПСС, не только отказывались
"стучать" (да еще и с плохо скрытым отвращением), но еще порой и
эмигрировали! Мало этого - сам Михалыч был уличаем во множестве гадких
высказываний про советскую власть, знался с эмигрантами, вступил в НТС*,
сбежал из комсомола, как только представилась возможность, а от стукачей и
агентов влияния империализма бежал, как персонаж русского фольклора по
слухам, бегает от ладана.
______________
* НТС - Народно-трудовой союз, организация, возникшая в 1930 году в
г.Белграде. Организация ставила цель не вернуться в потерянную царскую
Российскую империю, а поднять народную революцию в СССР и построить в России
нормальное национальное государство. НТС вызывал особенную ненависть КПСС и
КГБ. Именно его имели в виду Ильф и Петров в "Двенадцати стульях", выводя в
виде карикатурного "Союза меча и орала". Еще в 1970-е годы НТС поливали
грязью все официозные советские писаки в "Правде".
НТС издавал журналы "Посев" и "Грани", широко известные в кругах
подсоветской интеллигенции. С 1992 года НТС функционирует на Родине, на
"Посев" можно подписаться на почте.
Сто раз ему говорилось, что, мол, все позади и никто никакой такой
идеологией больше не интересуется. Если, мол, и был ты на примете -
успокойся, дело прошлое. Михалыч не верил, не расслаблялся и ко всем
идеологическим ведомствам сохранял иронию, настоянную на презрении и,
пожалуй, даже отвращении.
Ну, в эти-то дела Миша Будкин отродясь и не вникал. Он привык, что его
дело - выполнять простые, понятные задания, и только. Его дело - запомнить и
передать. А принимать решения будут другие люди, которые потом скажут ему,
Мише, что ему делать.
А вот Паша Бродов... В его-то ведомстве думать как-то не отучали, и
этот-то не раз останавливал на Михалыче задумчивый, ищущий какой-то взгляд.
То ли пытался понять, какие сюрпризы может таить поиск того, не знаю чего,
если идти туда, не знаю куда. То ли хотел оценить, что может скрывать сам
Михалыч, откровенен ли. Однозначного мнения не складывалось, и если этот
вечер Павел Бродов провел хорошо, но достаточно обычно и приятно, то вот
следующее утро...
- Евгений Михалыч, мне бы с вами поговорить...
- Заходи, парень, в чем вопрос? Я вроде бы пока свободен.
- Евгений Михалыч, нам бы с глазу на глаз...
- Гм...
От этого у Бортко мгновенно взлетели вверх брови, вернее, куцые подобия
бровей - уж что было, то и взлетело. Но говорили - наедине.
Павел говорил минуты три. И замолчал, совершенно не представляя себе,
чего следует теперь ожидать.
Сложный, неоднозначный человек был Евгений Бортко. Не всегда было ясно,
почему решает так, а не совершенно иначе. Похоже, что чего-чего могло быть в
дефиците у Бортко, так это никак не информации.
Все, что рассказывал Бродов, проваливалось в мозг, отягощенный
множеством подробностей, на девяносто процентов Павлу совершенно
неизвестных, соединялось там с ними в неизвестных комбинациях и с
неизвестными последствиями, занимая в этой системе (или помойке?) опять же
место совершенно неизвестное.
С полминуты Бортко помалкивал. Опустив голову, постукивал карандашом по
столу. Павел тоже молчал; тихо, прилично вздыхал. Слышно было, как жужжит
муха между стеклами.
- Твой Михалыч вроде в нашу орбиту не попадал? - вдруг поднял голову
Бортко.
- Что вы, он совсем другим занимается. Но вот сама эта поездка...
- Ты считаешь, сынок, твой учитель во что-то все же влип?
Бортко спросил очень участливо, но кто же поверит в участливость
Бортко? Другое дело, что представить Михалыча, глотающего бриллианты перед
таможенным досмотром, продающего героин или рубящего топором богатого
соседа, было еще более невероятно, чем сочувствующего Бортко.
Михалыч был похож на Бортко тем, что его сознание было перенасыщено
самыми разнообразными и порой самыми невероятными сведениями. Михалыч и сам
мог знать не очень твердо, действительно ли садилась летающая тарелка под
Пижманом или пьяные летчики чего-то малость перепутали. И правда ли, что
дама-археолог из Перу родила от найденной в раскопе мумии или там тоже
возникло некое искажение информации. Но к делам уголовным, к ущемлению прав
и к преступлениям против личности все это не имело отношения. И не мог
Бортко этого не знать, не мог. Ох, провоцировал Бортко!
- Он ни во что не влип, это точно, просто не тот человек. Но заказ ему
дали странный, и непонятно зачем.
- И что ждет в квадрате, тоже непонятно, - охотно подхватил Бортко. -
Тем паче, последние годы во всей Карской области вообще творится черт знает
что. Эта Северная заимка, будь она неладна, какие-то американцы, какие-то
японцы. Заброшенные избушки, скелеты, местные фермеры до конца оборзели,
людей среди бела дня ловят.
Опять помолчали, и каждый знал, о чем они молчат.
- Ясное дело, сынок, - произнес первым Бортко. - Ты давай входи в
группу Михалыча, поезжай с ним, погляди, что и как. Неделя - невеликий срок,
переживем мы без тебя, перетопаем. А японца мы, не изволь сомневаться,
того... Под контроль мы его, значит!
Павел поежился, немного представляя, что такое этот самый контроль.
- Значит, выдаете мандат?
- Выдаю. Давай, расследуй все, что сможешь.
И тогда, спускаясь по лестнице с рукой, занемевшей от рукопожатия
Бортко, и еще долго после этого Павел не был в силах понять, что знает
Бортко, что он предполагает, а что хочет узнать через Павла.
Но если проведенный Михалычем вечер и проведенное Павлом Бродовым утро
и были чем-то необычны, то гораздо больше оснований считать необычным вечер,
проведенный Ямиками Тоекудой.
Войдя в номер, господин Тоекуда сразу осмотрел свой чемодан, хмыкнул и
некоторое время стоял в странной позе. Заложив руки за спину, господин
Тоекуда ухватился каждой рукой за локоть другой руки, выгнулся и стал
покачиваться на пятках. Неудобная поза для европейца, но полезная для мышц
ног, для мышц спины, а кроме того, господину Тоекуде в такой позе хорошо
думалось.
Постояв минуту или две, Ямиками-сан извлек из недр пиджака блеснувшую
металлом плоскую коробочку чуть покрупнее пачки сигарет и что-то начал с нею
делать. Раздалось тихое гудение, замигала зеленая лампочка. Сопя от
напряжения, господин Тоекуда наклонился, стал вести рукой над местом выхода
телефонного провода из стены. Гудение вроде усилилось. Аккуратно, с
неимоверным тщанием, Ямиками провел коробочкой над проводом и, высунув от
старательности язык, исследовал сам аппарат. Действовал он с неторопливостью
людей, строивших террасные поля на скалах, десятилетия подряд удобрявшие их
водорослями и собранными в окрестностях листьями и ветками.
Над аппаратом гул усилился, замигала красная лампочка, послышалось
ритмичное попискивание. Ямиками засопел, стал описывать коробочкой круги. Та
пищала и мигала. И тогда господин Тоекуда положил коробочку на стол
(коробочка мгновенно замолчала) и вытащил из внутреннего кармана два еще
более неожиданных предмета - какую-то подозрительную отвертку и что-то,
больше всего похожее на длиннющий изогнутый ланцет. Мгновение - и телефонный
аппарат уже лишился верхней крышки. Ямиками Тоекуда удовлетворенно хмыкнул,
обнаружив черную отсвечивающую коробочку, которой быть здесь вовсе и не
полагалось.
Опять Ямиками стоял выгнув спину и уцепившись за локти. А потом собрал
аппарат, спрятал все инструменты в карманы и быстрой походкой вышел из
номера. В течение примерно часа или двух господин Тоекуда гулял. Прошелся по
набережной, походил по площадям, по бесчисленным "блошиным" рынкам.
Активность на рынках стихала, но у господина Тоекуды не было проблем купить
маленький кипятильник и несколько метров черного электрического шнура. Все
это он тоже запихал в свои бездонные карманы и мирно отправился в гостиницу.
В номере гостиницы господин Тоекуда произвел действия, которые могли бы
удивить любого свидетеля... только вот свидетелей и не было.
Для начала Тоекуда передвигался по номеру, беспорядочно и сильно топая.
Потом господин Тоекуда стал листать свою записную книжку и, найдя номер,
стал звонить.
- Зорзетта-сан? Поминис, мене торко тебя! Аааа! Аа! Я зе говорира! Я
подхозу! Неее... Я до утра! Оооо-оо!
Этот глубокомысленый разговор продолжался порядка трех-четырех минут,
причем почти не говорящий по-русски господин Тоекуда ухитрился рассказать
публичной девке, что он был очень занят, доставал важный документ, и что он
к ней придет непременно надолго. Положив трубку, господин Тоекуда снова
заходил по номеру, зашумел, открыл и со звяком, лязгом, топотом захлопнул
входную дверь. А потом он очень тихо присел в кресло и сидел почти
неподвижно, не зажигая света. Лениво утекало время. Если бы в это время
кто-то смотрел на почтенного господина Тоекуду, то этот кто-то, скорее
всего, принял бы Тоекуду за нелепую статую или за куклу, которую посадили в
кресло неизвестно зачем.
Перед внутренним взором Тоекуды проплывало золотое, невозвратное, давно
и нежно любимое детство. Вот трехлетний голенький малыш стоит на черном,
мокром от воды камне, под разлапистыми листьями растений. Ручеек срывается с
трехметрового откоса, разбивается внизу, брызги летят на малыша и его деда.
Солнце пробивается сквозь листья.
- А теперь эту веточку мы отрубим так, без всякого ножа!
Да, так и сказал тогда дед! И потом дед взмахнул рукой - неуловимо
быстро, и оттого вдруг стало страшно. А куст дернулся, вздрогнул, и по
течению поплыла ветка с листьями.
- Вот так! - улыбнулся дед. - Что ты стоишь? Повторяй!
Европейский мальчик в три года видит, как папа или дедушка взмахивают
топорами и валят деревья. Он знает, что он пока маленький, он не может
делать, как они. Но он знает, что придет время, и он будет так же взмахивать
топором и валить толстые деревья. А Тоекуда в три года смотрел, как ручеек
уносит ветку за поворот, как исчезают огненные листья в полумраке леса,
между окатанными камнями и знал, что настанет момент - и он будет взмахивать
рукой и отсекать ударом тугую, полную соков ветку дерева.
Тоекуда просидел в кресле несколько часов, вспоминая детство, думая о
чем-то уж вовсе непостижимом. Плохо для него было одно - уж очень хотелось
курить.
Тихий скрежет в замке. Такой тихий, что сначала Тоекуда решил, ему
послышалось. Но нет, в замке явно что-то провернулось, лязгнуло. В отелях
такого класса двери не скрипят, даже в России. Слышен был разве что тихий
шелест, пахнуло другими запахами из большого гостиничного коридора. На
короткое мгновение, потому что дверь тут же закрылась. Кто-то не зажигая
света двигался через коридорчик мимо ванной и туалета практически бесшумно.
Разве что легкое движение воздуха...
Начала отворяться дверь из коридорчика в комнату. Единственное, что
успел заметить вошедший, был своего рода неимоверной скорости вихрь,
метнувшийся откуда-то сбоку. Размытая скоростью масса приближалась так, что
вошедший ничего не успел сообразить: серый вихрь метнулся, страшный удар,
ослепительная вспышка. Он еще успел понять, что движется куда-то, теряет
равновесие и даже, кажется, падает. Человек, вошедший в темную комнату,
обладал и подготовкой, и опытом. И уж, конечно, был готов к любым
неожиданностям. Именно к таким делам его долго и старательно готовили, и
что-что, а быстро реагировать он умел достаточно хорошо. Много раз
наставники объясняли ему, что самое главное - это внезапность, вряд ли они
могли себе представить, что он будет лежать вот так, беспомощно
распростершись на полу, и что отмычки тихо звякнут, упав из татуированной
руки.
А господин Тоекуда, тихий японский толстячок, деловито и сноровисто
скрутил вошедшего шнуром, залепил рот скотчем, после чего вышел в
коридорчик, послушал, выглянул наружу, закрыл дверь и запер ее на два
поворота ключа. Вернувшись, господин Тоекуда мгновенно раскрутил телефон,
вырвал тускло блестевшую коробочку и сунул ее в карман.
А потом он тем же электрическим шнуром привязал вошедшего к кровати
лицом вниз, спустил штаны и вставил в задний проход предусмотрительно
купленный кипятильник. Шнур не доставал до розетки, и господин Тоекуда,
поцокав языком и говоря какие-то иностранные слова, передвинул, сопя от
напряжения, кровать. И только после всего этого господин Тоекуда плюхнулся в
кресло, вытянул ноги и с наслаждением закурил.
Прошла минута или две, прежде чем вошедший начал подавать признаки
жизни, и, в числе прочих признаков, он остановил мутный взор на желтой
круглой физиономии, торчащей напротив. В числе других признаков разумной
жизни были попытки напрягать мышцы, проверяя прочность вязки, и сокращение
ягодичных мышц, с явной попыткой определить характер торчащего в анусе
инородного тела.
Тоекуда дал вошедшему проделать все это, после чего, приблизив свою
физиономию к его, произнес, как ему казалось, по-русски:
- Сисяс вы долзен будес говорить, ково посирара. Твоя почтенная бандита
понимара?
Лежащий интенсивно закивал. Не потому, что он все понял, а потому, что
понять очень хотел. Ну очень.
- Нет, ты не готовый есть.
Тоекуда окинул лежащего критическим взором, пришел к какому-то выводу и
быстро всунул вилку кипятильника в розетку. С наслаждением затянулся и
какое-то время курил, пока лежащий не начал проявлять беспокойства, не начал
вертеться и мычать.
Тогда Ямиками выключил кипятильник, плюхнулся на прежнее место.
- Твоя почтенно говорира, ково твоя господина посирара... Говорира?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг