ничто не кончится, а будет продолжаться вечно, и вопрос еще, где
интереснее...
Люди вели бой и понимали, что постепенно его проигрывают. Все и в самом
деле было очень ясно. Труднее всего было вынести даже не беспрерывную
стрельбу, не ощущение опасности и не понимание, что влипли. Труднее всего
было вынести то, что Михалыч начал громко петь. Искренняя вера и ожидание
конца активизировали в нем желание чего-то торжественного и высшего. Не петь
стало выше его сил, и мучения окружающих уже не принимались во внимание.
- Славлю Тебя, необорный Господь!!! - надсадно ревел Михалыч,
компенсируя отсутствие голоса и слуха мощью профессорского рыка, способного
без микрофона покрыть зал на пять сотен слушателей.
Женя вел карабином. Он пытался применять уроки, полученные в памятный
день на Коттуяхе, когда они с папой ждали возвращения обеих групп, а тумана
еще не было.
В прорези прицела ясно показался человек, с отвращением глядящий в
сторону зимовья. Кажется, он что-то говорил, этот начавший седеть человек с
крупными чертами неприятного, неумного лица, указывал рукой кому-то отсюда
невидному. Женя посмотрел на него через прорезь, поставил планку прицела
чуть повыше - учел расстояние, у этого карабина была особенность - пуля из
него отклонялась влево. Женя взял чуть правее, чем полагалось по
инструкциям, а потом он задержал дыхание и мягко потянул на спуск. Он не
знал, почему исчез человек, в которого он целился, может быть, просто
присел. Женя снова вел стволом вдоль склона. Вот как будто отсюда стреляют -
торчит ствол, вот он плюнул огнем... Женя стал выцеливать врагов и стрелял
еще несколько раз.
- Приближусь ли к Тебе, Господь!!! - жутко, надсадно выл Михалыч,
сотрясая стены избушки, выдержавшие сотни зим и весен, груз снега, пурги,
метели и множество ударов пуль. - Укажешь ли к Тебе дорогу?!
Господь не торопился отвечать на вопросы старого греховодника, бродяги
и многоженца. Что было, может быть, еще и к лучшему.
ГЛАВА 22
Куча мала
1 июня 1998 года
Нет никакого сомнения - все и было бы так, как обсуждали Михалыч с
Игорем и с умным не по летам Андреем Лисицыным. Несомненно, гэбульники
приспособились бы стрелять так, что из зимовья и носа нельзя было бы
высунуть. А потом можно было зайти с тыла, пробираясь между лиственницами,
или даже просто подойти вплотную, подавив своим огнем сопротивление. А
подойдя, можно было без труда бросить гранату в окно или просто поджечь
зимовье. Нет никаких сомнений, что к вечеру этого дня Михалыч и Женя
встретились бы со своими предками, а у остальных если и был бы выбор, то не
особенно завидный.
Так думали не только они, но и Саня Ермолов, и Андрей Крагов. Они даже
пришли к выводу, что огибать зимовье нет никакой необходимости. Нужна была
лишь группа добровольцев, и Саня Ермолов, Витька Ленькин, Санька Тарасюк,
Фома Косорылов и Костя Коровин должны были спуститься по склону и
продвинуться к зимовью на расстояние рывка. После чего, естественно,
осуществить этот рывок, подойти вплотную к зимовью и поджечь его (для чего -
щепа, бумага, спички) или бросить дымовую шашку в щель-бойницу.
С каким удовольствием пошел бы сам Крагов бросать в бойницу дымовую
шашку, с каким наслаждением он бы лично всаживал бы пули, бил бы ножом и
прикладом! Но не судьба, не судьба. Потому что приходилось принимать
командование над обоими отрядами. Потому что полковник Красножопов лежал,
прикрытый собственной шинелью. В горле у полковника зияла сквозная дыра, а
на лице смешались выражения гнева, испуга, презрения... Впрочем, я не берусь
описать выражение, застывающее на морде загнанной крысы, тем более крысы,
которая к тому же считает, что загнали ее в высшей степени нечестно. Тут и
ненависть к тем, кто убил, и ко всем, незаслуженно остающимся в мире. И
презрение, по сути дела, ко всему. Потому что ведь и убили Красножопова
неправильно - убили люди, которых он особенно сильно презирал всю свою
жизнь.
И счастье еще, не знал он, что пуля послана шестнадцатилетним
мальчиком, еле научившимся стрелять. В смысле - счастье для Красножопова.
Но и без него все было решено и согласовано, и все было бы, как решено,
с продвижением отряда, с броском шашки, с пальбой в упор по выскакивающим из
зимовья, захлебывающимся от удушья людям.
Все это непременно было бы, не умей Ямиками Тоекуда выяснять все, что
его интересовало, в том числе и у эбису, и не узнай он места, где снимался
памятный ему фильм, где делались фотографии, развешанные по стенам в
лаборатории Чижикова.
И в тот самый момент, когда уже шли бросать шашку и поджигать, когда
никто не рисковал появиться у простреливаемых бойниц, отряд Ямиками Тоекуды
вышел на звуки стрельбы, и перед ними открылась Долина мамонтов, непонятная
бревенчатая штука и откосы, рассеченные оврагами.
Диспозиция была в общем понятна: одни сидели в этой бревенчатой штуке и
отстреливались сквозь бойницы. Другие обстреливали бревенчатое сооружение с
террасы, а несколько человек уже спускались по склону, и было ясно -
направляются к избушке. Диспозиция была ясна, неясен был другой важнейший
вопрос: кто здесь кто?!
Вроде бы на террасе реки сгрудилось больше людей, чем было в группе
Михалыча. И таких вот, в камуфляже, в группе не было ни одного. И все-таки
не сразу же нападать. Тоекуда навел бинокль на переходящих реку и явственно
увидел - первым шел один из "чижиков", кажется, его зовут Витька-Ленька.
Как-то в этом духе, одним словом. И второй тоже из "чижиков".
Ну вот, хоть с этим разобрались...
- Ну, Миса, начинара говорира...
- Эй! Братва! Вы зачем наших друзей обижаете?!
Недоуменная тишина. Высунулись притаившиеся в ягеле, за стволами чахлых
лиственниц. Остановилась группа на склоне, постояла, повернула наверх.
- А вы кто такие? Чего тут командуете?
- Мужики, вам не кажется, что нам делить тут нечего? Сколько нас, вы
видите, но это ничего... Мы вас отпустим, только вы наших друзей не
обижайте!..
- Они наше имущество украли!
- Ну?
- Баранки гну! Вы кто такие?
- Нам Фрол поручил, господа!
Такое "толковище" могло длиться хренову кучу времени. И продолжалось
бы, наверное, если бы не Андрей Крагов. Мира допустить он не мог, разговоры
вести смысла не видел.
Люди расслабились, стали видны за кочками, за стволами деревьев. Крагов
поймал на мушку первого, кого смог разглядеть, - поторопился. Кто-то из
уголовничков поймал его пулю и, дико крича, скорчился на земле.
Грянули ответные выстрелы. Ленька Бренис снова обмочился. Витя Ленькин
дисциплинированно лежал в углублении, положив голову на руки.
- Ранен?!
- Нет, отдыхаю.
Санька Харев дико уставился на Витьку, пробежал куда-то, встал за
лиственницу.
Здесь же, рядом с Ленькиным, лежали и Миша, и Борька. Мише не дали
оружия, но и охранять пленного было решительно некому.
- Бей! - пронзительно орал Санька Ермолов.
- Бе-ей! Присягу помни! - вторил ему Андрей Крагов: он совершенно
упивался ситуацией.
На первый взгляд, перевес у Тоекуды был полнейший, что бы ни орали
Крагов с Санькой, и победа становилась делом времени. Но здесь была одна
проблема, и Ямиками-сан давно предчувствовал ее, эту проблему. Под рукой у
него было до двадцати стволов, это факт.
Вопрос был, для чего готовили эти стволы и что они умели делать.
Ямиками не нужно было пытать должника, запугивать его семью или собирать
дань с ларечников; будь в этом нужда, никого лучше не нашел бы Тоекуда для
свершения всех этих дел, достойных настоящего мужчины.
Ему нужно было, чтобы эти стволы пошли в бой... и не против одного и
связанного, а против группы сильных и вооруженных, да еще и неплохо
обученных. И будут ли тогда его стволы стоить хоть ломаный грош, Тоекуда
вовсе не был уверен.
Действительность же оказалась еще хуже, чем думалось мудрому Ямиками.
Нелегко давать оценку, насколько хорошими солдатами были спецназовцы. Но в
любом случае они были какие-никакие, а солдаты.
Будем считать, что мальчики Фрола были превосходные бандиты, но это
были все-таки бандиты.
А солдаты Крагова были, может быть, и плохие, но солдаты. Присягали
они, вообще-то, совсем не Крагову и его подельникам, но это уже второй
вопрос... Не в первый раз в истории России ее солдат использовали черт-те
его знает для чего. Современники Суворова всего-навсего гоняли солдат на
покосы и на строительство домов. В XX веке на костях российского солдата
научились делать бизнес уже совсем иного масштаба, наваривая не какие-то там
стога сена, а миллиарды в швейцарских банках. И не в первый раз, оказавшись
подножием чужой игры, российские солдаты выполняли свой долг вопреки всему -
в том числе и собственному разуму.
Даже под руководством Крагова спецназовцы воевали так, словно за ними
стояла Россия, они попросту иначе не умели. Бандиты тоже исправно стреляли,
перебегали, что-то орали друг другу, но почему-то получалось так, что
расстояние между ними и спецназовцами все увеличивалось и увеличивалось. Не
говоря уже о том, что стреляли-то все, а вот попадали - не все. Были ли
потери в спецназе и среди "чижиков", Тоекуда не знал, а вот что у него трое
вышли из строя за самый короткий период - это он знал совершенно точно.
Тоекуда с самого начала отделил пятерых разбойников в качестве своей
личной гвардии: у них и умственные реакции были поживее, и полагаться на них
было хоть и в слабой степени, но можно. И теперь, кусая губы, он прикидывал,
когда ввести в дело самый последний резерв.
Трудно сказать, чем могло бы завершиться дело, если бы не два события.
Во-первых, зимовье снова плюнуло огнем. До сих пор в зимовье было видно
одно - появился еще кто-то третий... И какое-то время молчали, осваивая
новую ситуацию. Увидев, что этот "кто-то", совершенно неизвестный, напал на
"чижиков" и гэбульников и начинает их теснить, люди Михалыча оценили
свалившийся на них шанс и стали вовсю использовать.
А во-вторых, Серега, старый бандит и лицо, приближенное к Тоекуде, в
порыве вдохновения начал орать, мол, вы за кого воюете, ребята?! Я в войсках
двадцать лет прослужил, и гэть-гэть, ай-лю-лю! и без выходного пособия!
Ребята, вы идите к нам, тут хорошо!
Трудно сказать, действительно ли спецназ проявил некоторое колебание.
Если и проявил, то никак не потому, что на него подействовала пропаганда.
Скорее всего, народ начал прислушиваться, потому что было интересно: кто
здесь и зачем орет?!
Решающую роль тут сыграл Крагов, хотя и не такую, как ему хотелось бы.
Начал сбываться его кошмар - слабаки могли все завалить. А с другой стороны,
худшие стороны личности Крагова получили подпитку, и он был в совершеннейшем
восторге.
- Вперед! Живо вперед, твари трусливые! - взвизгнул он.
Удар сапога пришелся Леньке Бренису по почкам. Взвизгнув, Бренис вжался
в олений мох.
- Вперед, скотина!
Такой же удар достался тихому Фоме.
И тут, ко всеобщему изумлению, Андрей Крагов, содрогнувшись всем телом,
пришел в движение и пролетел метра два, едва цепляясь ногами за землю, явно
не в силах остановиться. И так же безвольно, лицом вперед, повалился,
разбрасывая руки. Стреляли много и со всех сторон, но откуда прилетело
Крагову, было совершенно непонятно даже опытным боевикам.
Какое-то мгновение никто не стрелял, только далеко, из зимовья, в
тишине были хорошо слышны истошные вопли: продолжал надсаживаться Серега:
- Ребята, вас надули! Парни, вы за говнюков воюете!
И раздался встречный голос:
- А гарантии?
- Да какие тебе еще гарантии?! На меня посмотри! Если хошь - в
заложники возьми!
И тут включился Миша, переводя Тоекуде:
- Ребята! Нам вашей крови не надо! Нам надо взять тех, кто прячется от
вас в избушке! Сдайте оружие, и никто вас не тронет!
- Ага, "сдайте оружие"! А какие гарантии, что вам правда крови не
надо?!
Все орали, но больше никто не стрелял.
Перед Тоекудой засветила перспектива окончить дело, не проливая больше
крови, и он спешил ею воспользоваться.
Только всеобщим ором и можно было объяснить, что вертолеты подошли так
близко, а их никто и не заметил.
Четыре вертолета делали круг над долиной. И зазвучал механический
голос:
- Всем бросить оружие! Лечь на землю лицом вниз! При сопротивлении
огонь открываем без предупреждения! Что, непонятно?! Повторяю для особо
одаренных: всем бросить оружие! Лечь! Сопротивление бесполезно! Открываем
огонь!
Позже, конечно, его имя уже стало известно, а в тот момент ни Тоекуда,
ни Миша не поняли, у кого это не выдержали нервы. Один из разбойничков вдруг
судорожно кинулся бежать. Было что-то невыносимо страшное в этом
бессмысленном броске по чавкающей тундре, между жалкими редкими
лиственницами. Что стояло за этим бегом? Чего так испугался этот несчастный?
Что в его прошлом заставляло выбрать бег в безлюдье, бездорожье, на почти
верную гибель?
- Стоять! Открываем огонь! - ревел механический голос.
Вертолет прошел немного дальше остальных, на нем словно заработала
турбина. Видно было, как железная метла мела за беглецом, как приближались к
нему отрубленные сучья, дернувшиеся от удара стволы, разлетевшиеся кочки -
траектория пулеметного огня. Все, кто могли следить, затаили дыхание, и
именно в этот момент человек словно споткнулся и упал. И тут же кончила
реветь турбина, а вертолет зашел на посадку.
И опять в уши ворвался механический, железный голос:
- Всем бросить оружие! Лечь на землю! Сопротивление бесполезно!
И машины начали садиться, кроме одной, которая широкими кругами
барражировала над долиной. Из вертолетов высыпали парни ростом в среднем под
два метра, лица их были закрыты вязаными шапочками с прорезями для глаз.
Парни явно были готовы обижать кого угодно и даже специально искать, кого бы
здесь можно обидеть. Никого не били, ни в кого не стреляли, и более того -
раненым сразу же стали оказывать помощь. Но сопротивление и правда было не
особенно осмысленным.
Спецназовцы сдавались без проблем. "Зарплата хреновая, годичные
контракты эти...", - примерно так бормотали, пока ловкие руки охлопывали,
проверяли, доставали, сносили ближе к вертолетам.
Спецназ вел себя как военнопленные, уголовники же, по укоренившейся
привычке, как задержанные: сдавались, швыряя оружие под ноги победителям,
ощеривая пасти, с агрессивными и одновременно трусливыми взглядами, жестами.
Именно они ухитрились вызвать массу негативных эмоций, которых изначально
вовсе не было у победителей.
Суматоха, мельтешение боя сменились налаженным процессом капитуляции, и
Тоекуда начал наблюдать, благо оружия у него не было и он мало у кого
вызывал интерес.
Один из вертолетов сел вблизи зимовья. Дверь избушки распахнулась, и
Михалыч вышел с поднятыми руками. Высокий парень без камуфляжа мчался прямо
на него, и Михалыч не успел посторониться. Парень сшиб его навзничь, не
удержавшись, сам плюхнулся на лежащего, и короткие кривые ноги Михалыча как
будто в диком танце задрыгали в воздухе. Тоекуда сразу не понял, что вопли,
поднявшиеся в избушке, издают не в пылу драки, не от страха. В избушке
вопили от восторга. И тогда Тоекуда стал действовать:
- Граздане! Я иносранес, из Япан... Вот документа... Где я могу говорир
гравным?
Обалдевший мальчик из ОМОНа искренне считал Тоекуду братом своим
меньшим из южной солнечной республики бывшего Советского Союза. Тупо
уставившись в паспорт, он лишь очень постепенно проникался ощущением своей
неправоты.
- Вон главный... Возле вертолета.
Там, куда показал мальчик, между зимовьем и вертолетом, клубилась
небольшая толпа. Тоекуде показалось, что люди в толпе словно бы движутся по
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг