сгребающий жест обеими руками.
- Думал, от Михалыча подошли?
- Ну да...
- А дальше что было?
- Что? Ну, очнулся...
- Что было, когда лагерь захватили! Вы почему на связь не вышли?!
- А потому, что у нас рацию украли. Тот парень, которого мы взяли, он
рацию стащил.
И тут глаза у Ленькина расширились так, что в каждый могла въехать
телега.
- Вот же он! Тот, кто сбежал, кто Юрку убил! - По апатичной физиономии
Ленькина не без труда расползалось выражение ярости. - Отвечай, куда дел
Вовку Акулова?!
Ленькин даже попытался кинуться на Мишу, но был удержан Фомой и
Гариком. Красножопов откровенно ухмылялся. А что? Он классно прокачал языка,
получил картину происшедшего. Кстати, подтвердился рассказ Миши, и это тоже
хорошо. Получается, что он, Красножопов, правильно не велел резать парня.
Он, Миша, и правда никакой не враг, а просто идеалист и болван. Ничего,
обтешется, научится и людей резать, и идти с конторой до конца! Еще будет
полезным, животное!
И Красножопов благосклонно покивал Мише.
- Куда Вовку дел?! - не успокаивался Ленькин. - Чего стоите?! Берите
его, пусть расскажет!
- Тише, тише, - успокоил его Красножопов. - Он уже все рассказал. Имей
в виду, это наш человек. И вот что, Витя... Ты бы лучше пошел сейчас к
своим... У вас после Акулова кто главный?
- Саша Ермолов.
- Ну вот к нему и подойди. Вы, я вижу, эту хибару никак взять не
можете. Давно штурмуете?
- Мы не штурмуем... А пули их там не берут, стены толстые.
- От неумения и не берут. От вашего неумения. Да ладно, значит, объясни
своим, помощь идет.
Не прошло и получаса, как жизнь пошла совсем другая. Боевики
старательно лежали, по уставу: раскинув ноги и положив карабин так, чтобы
стрелять с положения "упор лежа". Боевики работали, как и положено, не
задавая вопросов. Вместо непрофессиональной пальбы вразнобой по зимовью они
стреляли точно и красиво, заставляя сотрясаться стены. Прошивать стены
насквозь вроде не получалось, но и в бойницы все же залетало, и однажды
кто-то зашелся криком внутри, а боевики захохотали. Шла налаженная, четкая
стрельба, в которой все знали, что делать.
Красножопов проходил между лежащими и стреляющими, порой поднимался в
полный рост. Он слишком презирал их всех - и этих смешных штафирок в
зимовье, вообразивших про себя чего-то там, и таких же дураков Чижикова, до
седых волос занимающихся раскопками и прочей бабской чепухой. "Чижики" они,
придумать же!
Презирал, впрочем, и японцев, которые сидели себе дома, доллары только
что не жевали, а понесло их, дураков, куда-то. Презирал своих боевиков,
скотину, карабинное мясо, тоже дураки, дохнущие не за себя, а за тех, кто им
приказывает.
Крагов, улыбаясь, рассказывал Мише, что он сделает с его друзьями,
когда войдет в зимовье.
- Скажи лучше, сколько времени провозимся? Как думаешь? - Красножопов
сам не выдержал, заулыбался в ответ, но Крагова от Миши отвлекал. Этих двух
он не презирал - Крагова как человека своего круга, Мишу как сосунка,
подлежащего перевоспитанию.
- Часа два, думаю, протянут.
Крагов был подтянут, деловит. И Красножопов согласно кивнул своему
любимому помощнику.
ГЛАВА 19
Сами по себе
30 - 31 мая 1998 года
...Антону Козлову повезло, - простуда у него быстро прошла. Помог то ли
бициллин, то ли собственный могучий организм. Стоило выспаться, поесть, и
уже днем тридцатого он смог встать и развести костер. Снег стаивал. Ставили
лагерь в снежной пустыне, в болезненно-ярком сверкании свежего снега. Теперь
тундра была пестрая, в ней буро-рыжая поверхность земли, стальные оттенки
ягеля перемежались с грязно-белым снегом.
Кашель не прошел, но уже не так разрывал грудь, вполне можно было
ходить, тем более, не надо было продираться сквозь снег. Боевик сделал
несколько упражнений, и вроде полегчало до конца. Хуже всего было с глазами,
болели не только глаза, боль от них передавалась куда-то в голову, и стоило
долго смотреть на что-то, как начинала раскалываться голова.
Но Васе было много хуже. Наверное, он обжег не только бронхи, но и
легкие. А может быть, на него не действовал антибиотик. Днем Вася еще
улыбался, пытался шутить, мол, Дряхин, он и в Африке Дряхин, ничего с этим
нельзя поделать. К вечеру снег стаял почти совсем, и стали петь и свистеть
невидимые птицы. А Вася Дряхин впал в забытье и начал с кем-то громко
разговаривать. Антон склонился над товарищем, пытался понять, о чем бред, и
почувствовал, как из спальника пахнуло страшным жаром, какой-то особенной
вонью, как пахнет только от больных.
Впрочем, и Антону было не то чтобы совсем худо, а так. Делать ему
ничего не хотелось. Ни чистить амуницию, ни петь песни, ни хотя бы пройтись
посмотреть, что здесь за места и что тут есть. Антон просто нахохлившись
сидел, пил чай, вяло думал, как разумней поступить. Было ясно, что за ними
не вернутся, а если и вернутся, то не скоро. Дня два еще идти до места.
Антон не знал, что за место и куда они идут, но что из-за снега отклонились
далеко и примерно откуда уклонились (а значит, и куда примерно двигаться),
было ясно всякому, кто хоть раз ходил по местности. Да еще выполнение
задания. Плюс дорога обратно. И только тогда настанет их очередь, если
группа вообще вернется.
Еды же у них на двое суток у каждого и всего два выхода: охотиться,
стараясь выжить самим, или попытаться выйти к людям. Вроде бы какие-то
животные начали появляться и можно попытаться их ловить. Антон из ниток
сделал пару силков, пошел искать тропки зверья. Но то ли дело было в глазах,
то ли он просто не прошел курса выживания именно в таких местах. Антон видел
множество маленьких тварей, больше всего похожих на мышей. Бить их можно
было просто сапогом, и боевик пришиб несколько штук, пока не свалился от
острой рези в глазах и над ними. То, что он взял, годилось даже не на обед -
на перекус, и только ему одному. А в силки никто не попадался.
Антон слышал крики птиц над головой и понимал, что где-то над облаками
проплывают неисчислимые стаи гусей, уток, журавлей, других вполне съедобных
птиц. Расходилась пелена размазанных по небу облаков, и становились видны
эти стаи. Но при попытках смотреть вверх глаза мгновенно заломило. "Вот
дожил - небо, солнышко мне запрещено!", - невесело думал Антон.
Эти птицы летели, наверное, на берег океана или какого-то большого
озера. Вроде бы выполнять задание надо было на берегу озера. Очень может
быть, там Антон смог бы охотиться. Но здесь все эти птицы вряд ли сядут -
тут, где нет ни ручейка, ни озерца.
Отдохнув, Антон сходил еще, вроде бы невдалеке слышалось какое-то
"ко-ко-ко"... Да, там были куропатки, это точно. Но близко они не
подпускали, наверное, на них уже охотились. Бить из карабина? Тогда от
куропатки останется только несколько испачканных кровью перьев. А дробовика
у него не было. Можно было бы смастерить лук, но уже сейчас глаза опять
стали болеть. Антон не был уверен, что сможет кормиться охотой. И даже если
сможет кое-как, нет уверенности, что их здесь найдут.
К тому же вместе с остальной живностью в тундре появились комары,
мошка. Пока немного, но Антон уже представлял, какой ужас начнется здесь
спустя всего несколько дней.
И нужна была помощь Василию. К вечеру Антон снова напоил его чаем, дал
таблетку и с ужасом убедился, что Василий не видит его. В широко открытых
глазах Васи Дряхина отражались какие-то внутренние события, не имевшие
никакого отношения ни к тундре, ни к заданию, ни к Антону, ни к положению, в
котором они очутились. Василий тихо, почти ласково беседовал с кем-то,
улыбался обросшей физиономией. Попытки потрясти его, крикнуть, привести его
в себя не приводили ни к чему. И этот жар, кислый запах тяжелобольного
вперемешку со смрадом мочи (Вася начал ходить под себя)... Антон понимал,
что Василий может умереть в самые ближайшие часы. И наверняка умрет через
день-два, если не попадет к врачу.
Нести Василия он тоже не мог. В общем, надо было уходить самому. Солнце
вроде встало немного ниже, двумя часами раньше. Шло к тому, что называлось в
этих краях вечером. Вообще-то, правила, по которым жили Антон и Василий,
допускали и такой вариант - пристрелить беднягу, чтобы зря не мучился. Можно
было, конечно, этого и не делать, ведь Василий никак не мог бы попасть в
руки к врагам, они бы не выведали у него каких-то очень важных тайн - ни
паролей, ни планов советского завода.
И Антон дал Васе еще шанс. Что-то помешало и взять с собой его
неприкосновенный запас, хотя было очевидно, что Васе он совсем не нужен. Это
же "что-то" заставило его расстелить кусок брезента, положить карабин так,
чтобы можно было его взять, не вылезая из мешка.
Двигаться можно было, собственно, в любую сторону света. Можно - назад,
к самолету. Антон выбрал путь на север - туда, куда ушла вся группа. У
самолета, он помнил, нет ни еды, ни медикаментов. А на севере могут быть
люди. Он, может быть, догонит группу. На севере к тому же - озеро. А озеро -
это рыба. Это птицы, пролетавшие над ним весь день.
- До свидания, Вася. Живой буду - обязательно вернусь.
Вася не слышал. Он разговаривал с кем-то, он смеялся обметанным ртом,
поводил блестящими, красными от жара глазами. Антон быстро уходил на север.
Вот только идти быстро не стоило - очень скоро начался сильнейший кашель.
Пришлось постоять, привалившись к стволу лиственницы, слушая чавканье
болотины, примятой сапогом, тихое зуденье мошкары.
Час за часом Антон Козлов брел на север, вроде бы туда ушла группа?
Взять ее след было невозможно - группа уходила по снегу, а снег стаял
бесследно. Везде все было одинаковым. Одни и те же лиственницы, похожие друг
на друга, как детали из-под штамповки. Одинаковый мох, одинаковые тропинки
этих маленьких, мышеподобных тварей. Зверья и правда стало много. Так много,
что Антон забеспокоился. В царстве счастливой охоты проще было подстрелить
кого-то - даже и с его глазами. Но там, где много живности, там вполне
хватает и охотников. А опять же, с его-то глазами...
А вокруг разворачивалась полуночная жизнь лесотундры. В короткое лето
она не прекращалась на ночь, эта круглосуточная жизнь. Промчался заяц в
стороне. Похоже, что за зайцем кто-то гнался, но Антон так и не понял, кто.
Впереди был какой-то треск, двигалось что-то большое. Опять же не было
видно, кто это. А через несколько минут Антон набрел на круглые углубления
во мху. Он знал, что это - лежки лосей. Или оленей? Кто из них должен
водиться здесь?
В середине ночи, когда стало совсем сумеречно, Антон посидел у костра,
поджарил и съел нескольких леммингов. Его опять знобило, мучил кашель. И он
устал. Очень сильно устал, хотя прошел совсем немного. Пройдя с
полкилометра, Антон вспомнил - у костра остался пакетик с солью. Теперь-то
Антон помнил точно - он солил лемминга и положил пакетик налево, на
поваленный ствол. И забыл. Скинув рюкзак (казалось, что очень тяжелый),
Антон проверил. Соли не было. Было разумнее вернуться.
Но самое неприятное открытие ожидало его на месте остановки. Соль-то
оказалась на месте, пришедшие только обнюхали пакет. Неприятность была в
том, что за ним шло несколько волков, а он совсем и не заметил этого. Вся
земля вокруг костра была испещрена следами, почему он и решил, что зверей
было несколько. Правда, потом он сумел отследить только двух и начал думать,
что у страха глаза велики и что никакой стаи и не было, все следы оставили
два волка.
Впрочем, несколько раз Антон неожиданно оборачивался или
останавливался, делая корпусом разворот, и ясно видел неприятно бесшумный
высокий силуэт, скрывавшийся среди стволов. Однажды он увидел с одной
стороны один силуэт, а с другой стороны - другой. Причем первый силуэт он
разглядел получше - это был странный зверь, с клочками торчащей зимней
шкуры, - наверное, волк линял. Другой силуэт был приземистее и темнее. Антон
решил, что это волчица, но догадка осталась догадкой. Было странно и,
пожалуй, страшно наблюдать, как бесшумны эти огромные и, как он знал,
невероятно сильные звери. Антон понимал, что волки могли напасть много раз и
совершенно неожиданно.
Он не заметил, когда отстали волки. Часа через два после отдыха у
костра Антон прошел мимо развалин каких-то дощатых бараков, сгрудившихся
вокруг бетонного бункера. Колючая проволока обвивала столбы, тянулась между
вертикально врытых бревен, окружая что-то по периметру, скорее всего
какую-то "запретку". Вид у построек был такой, словно они сделаны вчера. Но
Антон знал - на Севере все стоит долго, возраст у них мог быть и довольно
почтенный. А еще спустя километр Антон обогнул неожиданно высокий,
возвышавшийся на ровной тундре холм, и перед ним открылось озеро. Свежий
ветер шелестел ветками лиственниц с уже проявившимся нежнейшим пушком, нес
влажный запах огромного водного зеркала.
Лиственницы кончались только у самого уреза воды, дополнялись там
ивовым тальником, но через редкий лес была прекрасно видна узкая, метров
сто, полоса чистой воды, огромное снежное поле, чуть ли не до горизонта.
Антон вышел из-под сени лиственниц, и все озеро открылось ему, до сопок
противоположного берега. Сопки еле угадывались под мглистым небом, но было
видно, где кончается водная гладь.
Конец пути?! Боевик ощутил приступ энергии, даже озноб. Совсем не
болезненный, не неприятный, но он знал - у здорового такого озноба не
возникает, даже и от сильного волнения. Антон скинул рюкзак, схватился за
бинокль. Прибор приплясывал в руках, пришлось сосчитать до десяти, взять
себя в руки.
На берегу не было ни дымка, ни движения. Разве что движение птичьей
стаи там, далеко. Ладно, потом он посмотрит еще, в конце концов, в четыре
часа утра люди могли и не встать.
Недалеко от места, где он вышел к воде, в озеро отходила длинная
каменная коса. И там возле берега, метрах в трех, в пяти, покачивались на
воде... А! Это же спящие птицы! Судя по размерам - гуси. Отплыли подальше и
чувствуют себя в безопасности, с берега зверь не достанет. Время от времени
какой-то гусь поднимал голову, осматривал берег, снова совал голову под
крыло. А ведь он знает, что делать, уж этому-то их учили...
Антон быстро вырубил длинную тонкую лозу метра в три - тальника росло
полным-полно. В рюкзаке, конечно, была леска, припас на случай рыбной ловли.
И на конце лозы-удилища Антон привязал кусок лески в полметра длиной,
приготовил затяжную петлю-удавку.
Тихо-тихо двинулся Антон, простирая свою примитивную, но совсем не
безнадежную снарягу. Войти в воду и плеснуть он не решался, но, даже присев
на корточки у самой воды, Антон мог достать двух гусей, на выбор, а сделав
три шага вдоль берега, мог охотиться еще на одного.
Ну вот, снасть как раз и достает. Только как прикажете зацепить гуся,
если он и не думает вынуть голову из-под крыла?! Ждать Антону не хотелось,
могла устать, затечь рука, мог поднять голову совсем другой гусь,
недосягаемый для его петли. И тогда охотник просто толкнул гуся снастью:
буквально пхнул его под бок. Мгновенно взлетела голова с возмущенным
гоготанием, и тут же гоготание совершенно изменило тональность, гусь начал
вставать на хвосте, поднимая грудь и разворачивая крылья. Но петля уже была
на шее, Антон рванул, как дергает рыбак удилище, птица бешено забилась под
гогот и крики всей стаи. Гуси уходили от берега, за каждым из них тянулся
красивый треугольник расходящейся воды. Напряженно вытягивая шеи, судорожно
работая крыльями, птицы начали взлетать. Перебирая удилище, Антон подтягивал
гуся к себе. И в момент, когда первый гусь уже оторвался от воды, позвонки
добычи хрустнули в его руках.
Антон перерезал гусю горло, подождал, пока он совсем умрет, и зашагал
от берега туда, где он скинул рюкзак. Пока разгорался огонь, выбрасывая в
небо тонкую белую струйку, пока грелась вода в котелке, боевик выпотрошил
птицу, начал разделывать жирную, плотную тушку. Можно было есть и с
потрохами, можно было выпить кровь - этому его учили (и научили). Но
необходимости-то не было, а пацанские демонстрации самому себе: "Это мы
могём!" Антон уже давненько пережил.
Парень не успел даже толком ощипать птицу, когда услышал совершенно
удивительный звук. Его невозможно было ни с чем спутать - работал двигатель
вертолета, и звук этот все приближался. Вертолет шел с северо-восточной
стороны озера и должен был быть уже близко. Странно, что Антон слышал, но не
видел его. Вероятно, Антон тоже не был им виден, потому что стоял за
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг