понимаешь? Ты просто не успел нас всех предать. И многие прикончили бы тебя,
в том числе и в Аргентине. Ты хоть понимаешь, Ваня?
Асанов начал волноваться. То беспокойство отхлынуло от него, он стал
вести себя уверенней. А тут опять стало страшно, потому что совершенно
непонятно. Ну не вынимают из кармана револьвер из-за шлюшек из "Кедров". Так
просто не бывает никогда. И Асанов опять начал нервничать.
- Ты имеешь в виду прииск "Лунный"? Гранильные мастерские, россыпи по
Урюпу? Ты боялся, что не станет крыши?
- На прииске и ты - в акционерах. Ты не забыл это, Ваня? А ты совсем
ослаб, совсем не борешься... А если правда выиграет Нанду?! - Тут на
физиономии Асанова промелькнул самый настоящий, совершенно неподдельный
ужас. - Тут ведь не тюрьмой пахнет, Ваня...
- Давай к делу, Сережа. Значит, ты боялся, что я убегу в Аргентину?
- Ну да... Сбежишь и бросишь нас. А как же мы без тебя, Ваня? И как же
ты без нас? - опять пытался улыбаться Асанов, стараясь выйти из неприятного,
а главное, из непонятного положения, пытался свести все к шутке, к
дружескому похлопыванию, чтобы стало просто, хорошо и не опасно.
- А откуда ты узнал, что я сбегу?
Ваня спрашивал так же спокойно, уверенно. Но тут-то было самое
тревожное и для него - самое главное. Потому что вот как раз этим вопросом
люди Фрола совершенно не занимались. Асанов сделал заказ. Такие-то люди
исполнили. Вот и все, что их интересовало, а не мотивы, не причины и тем
более - не каналы, по которым кто-то и что-то узнал.
- Слухом земля полнится, Ваня, - заулыбался Асанов. Улыбка была
задумана как дружеская и широкая, а получилась жалкой и испуганной. А
главное, хитрой и подлой. И вдруг до Вани дошло. О, мой Бог, ну до чего же
просто! Он ведь всегда это знал. Они даже внешне были похожи, эти женщины.
Они трудились вместе, в одном институте Невероятно Развитой Науки, пока не
стала рушиться система. Ну конечно...
- Жена рассказала?
- Нет, проще... Ты уходить куда-то стал, Ваня. Тормозить стал и весь
неуправляемый какой-то сделался. Я сделал заказ Миловзорову - ты знаешь, его
аналитикам. Они нашли два возможных варианта: что ты стал с попами болтать и
что постоянная у тебя появилась. Рекомендовали оторвать, какую-то другую
подсунуть или уж эту убрать.
- А про Аргентину ты откуда?
- А это и правда "оттуда", - засмеялся Асанов, теперь уже и вовсе
неуверенно. И замолчал, глядя на лицо друга Вани. - Твоя, твоя любовница
матери как-то кричала, мол, вы тут валяйте дурака, как хотите, а я скоро в
Аргентине буду и плевать на вас тут всех хотела. Ее мамашу с хахалем прижали
на чем-то, не помню, хоть убей, Ваня. Скорее всего, на деньгах. Но прижали,
это совершенно точно, она и начала орать.
- А Шашкина сказала все твоей...
- Ну ты же знаешь, они дружат.
Ну вот, и все стало понятно. Ваня был сам виноват, потому что отходил
от дел. Становился равнодушен к интересам людей, стоявших вокруг его кресла
и посадивших, кстати говоря, его в это губернаторское кресло. Асанов
испугался, и весь круг испугался, вся кодла, и стала искать - почему?!
А тут еще девочка не выдержала, заорала на случайно родившую ее шлюху и
ее сто тридцатого трахаря, а мамаша - бывает же такое! - работала в одной
лаборатории с женой главаря кодлы, заместителя губернатора. И дала
информацию, где искать и в каком направлении. И девочка была обречена. Чтобы
не с кем было бежать в Аргентину и не побежал бы человек, уж очень нужный им
самим. А сама Женька... Асанов искренне ее забыл. Он и имя подружки жены не
очень помнил. Так, болтается там кто-то, временами мельтешит по телефону. Он
решал совсем другие проблемы.
Случайность? Нет, не совсем. Потому что не будь дамской дружбы, тогда
было бы что-то другое. Вкололи бы "сыворотку правды". Схватили бы, подвергли
спецобработке Маринку. Установили бы "клопы" на даче Лоха... Решив выйти из
игры вместе с Женькой, Простатитов убивал этим ее. Женьку стало необходимо
убить, чтобы Простатитов не сбежал и мог бы и дальше прикрывать торговлишку
золотом и драгоценными камнями.
- Кстати, Сережа, - вскинул голову Простатитов. - А на даче у Лоха
стояли...
- Ваня, этот вопрос мне бы очень не хотелось обсуждать, - негромко, уже
без улыбки, серьезно ответил Асанов. - Принимал решения не я, мне давали
только результат.
Ну вот теперь ясно, почему так долго они ждали. Пока прошло свидание,
второе, пока они старались все проверить. Он думал, что живет. Что это его
жизнь делается им, и что он решает, куда идти, как далеко, в какой компании.
А эти люди думали иначе. И оказалось, они были правы. Они, а вовсе не он,
Ваня Простатитов, доктор экономических наук и губернатор. И это было самое
печальное. Почти такое же печальное, как сама смерть милой девочки.
Простатитов покивал головой. Ну что ж, пора было кончать.
- Отойдите в стороны, ребята.
Ему показалось, что он сказал это громко. На самом деле он только
что-то хрипло каркнул, и пришлось откашляться и повторить. Боевики двинулись
в стороны, и Асанов остался один у глухого участка стены.
Не было никого между Асановым и Простатитовым. Ваня шел к нему
сутулясь, и лицо его было отнюдь не ликом победителя, скорее было оно
тяжелым и скорбным.
Асанов не улыбался, смотрел напряженно, тревожно. Но, похоже, что он
все-таки не верил. Не допускал, что Ваня все-таки сделает ЭТО. Старый
приятель Ваня. Подельник Ваня, сам по уши в том же дерьме. Член той же
команды Ваня. Человек своего круга Ваня.
Между ними было метра три, и тогда Простатитов стал стрелять. Пистолет
был тяжелый, отдача сильная, а опыта он не имел. Стрелял он очень плохо,
почти не целился, и с трех раз попал в стену строения, и по разу в бедро и в
живот. Асанова отбросило, крутануло ударами. Зазвенели гильзы по двору.
Отвратительно воняло порохом.
Мальчики Фрола завопили, особенно стоящие поближе:
- Давайте мы сами все сделаем! А то вы нас самих постреляете!
- Нет, ребята, это мое дело.
Может быть, это и странно, но прозвучало громко и решительно. И так же
решительно он шагнул еще и еще, и теперь с убийцей его женщины их разделяло
уже не более полутора метров, примерно как при разговоре.
Асанов сидел на земле, мученически разинув рот. Наверное, хотел что-то
сказать, но только выстонал без слов, протянул к убийце руку раскрытой
ладонью вверх. Между пальцев стекала алая густая кровь, гулко ударялась
отдельными каплями в пыль. Простатитов понимал - он действительно не помнит
Женьки. И не раскаивается. И совсем не понимает, чего взъелся Простатитов. У
него просто нет нужных органов, чтобы понять, что и зачем сделал губернатор
Простатитов.
Ваня слыхал, что есть такие люди, живущие по ту сторону добра и зла,
просто не понимающие, о чем идет речь. Оказывается, существо этой новой
формации жило у него под боком. И пока он действовал ему на пользу,
Простатитов как-то и не замечал, что же это за создание.
Сергей Асанов снова издал какой-то неопределенный звук. Широко
раскрытые глаза смотрели с мольбой, он просил пощады. Не прощения. Он и
сейчас не понимал.
И Простатитов сделал еще один шаг, почти приставил дуло к переносице
между побелевшими от ужаса глазами Асанова и снова нажал на курок.
Наверное, он сам не ждал, что так получится. Он привык жить в мире
бумаг, теорий и слов. Даже деньги не были бумажками. Они были маленькими
цифрами в маленьких книжечках и переходили из одной книжки в другую, когда
заключались сделки или выплачивались дивиденды. Договоры тоже были бумагами,
а не реальным алюминием и никелем. Американцы привозили цифры в книжечках, а
увозили тоже цифры, только леса.
А здесь все было очень уж по-настоящему. Пистолет отбрасывало,
выворачивая руку. Воняло кислятиной, со звоном катились гильзы. Асанова
швыряло от ударов. Вот и сейчас отшвырнуло на спину, он лежал, раскинув
руки, запрокинув голову назад. Как будто мельчайшая розоватая взвесь
коснулась лица Простатитова. Он облизал губы и почувствовал, что эта
взвесь - соленая. Он сделал шаг, чтобы вглядеться в лицо. Самое обычное
лицо. Асанова он видел сотню раз. Ну увидел еще раз, с дырой во лбу. С
аккуратной, маленькой дырой, немного опаленной по краям.
Припомнив, чему учили, что читал в детективах, Ваня бросил револьвер на
землю. Тяжелая железяка подпрыгнула, проехалась по земле, и Ваня испугался:
"Выстрелит!" Не выстрелила.
Ссутулившись, уходил Простатитов, молча садился в машину.
- В управу?
- Домой.
Было только полседьмого вечера. Сын, само собой, был у приятелей.
Галина, видимо, смотрела телевизор: из гостиной раздавался голос диктора.
Губернатор сменил рубашку, все казалось, что на манжетах - брызги
крови, пороховая гарь. Долго мыл руки с сульсеновым мылом, с шампунем, так
же изо всех сил умывался. Розовая взвесь как бы въелась в кожу, на губах
была все та же соль.
В огромном двухтумбовом столе всегда водилось все необходимое
решительно на все случаи жизни. Ваня Простатитов налил стакан коньяку и
задумчиво выцедил его. Сперва испугался - не возьмет! Но опьянение пошло
мгновенно, почти сразу с горячей волной.
На стене, между шкафами, улыбались с фотографий Маша и Валера. На одной
из фотографий Машке было года три, и походила она больше всего на плюшевого
медвежонка. На другой был он сам и Галина - совсем молодые, родители одной
только Машки, когда она была только чуть старше, чем на фотографии. А вот
Машка уже прошлогодняя - совсем взрослая девица, улыбаться пытается так,
как, по ее мнению, должна взрослая женщина. Пороть некому... И правда,
кстати, совершенно некому, он ведь занят, постоянно занят. Вечно занят
всякой ерундой - кредитами, управленческими проектами, воровством,
животрепещущей проблемой, кто должен сажать директора железной дороги. И не
знает, какое мороженое больше всего любит дочь. И что вообще она любит. Да
чем он лучше этой проститутки, беспутной мамаши втуне сгинувшей Женьки?!
Сознание сдвигалось, мысли прыгали, и пришлось выпить еще коньяку.
Странно... Вроде бы он был гораздо счастливее молодым. Когда Машка была
маленькой, когда Валерки еще не было, и если он и изменял Галине, то тайком
и очень этим почему-то мучился. Но тогда он не мельчил, вот ведь в чем дело.
И делал то, что он хотел. Он сам, а не его команда. И не его подчиненные,
мать их...
Разбирало даже сильнее, чем Ваня Простатитов хотел бы. Захотелось
пройтись колесом, попросить слова в Кремле, на совещании, с трибуны
закричать "Кукареку!" - и снова сесть. Быть самим собой, а не таким, каким
хотят видеть тебя другие. Делать то, что хочется самому, а не что надо для
подельников Асанова. Быть непредсказуемым, таким, что нельзя просчитать.
Несистемным человеком. Некомандным.
Теледиктор перестал базлать. Застучали каблуки по коридору, и
Простатитов крикнул туда:
- Галя, зайди!
Вот и Галя - в красивом халате, с новой книгой Бушкова под мышкой. Да,
в этой женщине был стиль! Не в том даже дело, что халат красивый, из дорогой
ткани. А в том, что сшит он хорошо. И Ваня понимал, что даже если Галя будет
жить в деревне и каждый день вставать в пять часов, чтобы доить коров на
ферме, - халат на ней будет хорошо сшитый. И чистый. Не наденет она рваный и
грязный. И не в том дело, что волосы уложены в прическу. Если надо будет
причесаться ладошкой, она причешется ладошкой и все равно будет аккуратной.
И лицо останется умным, значительным, чуть насмешливым, если даже не хватит
средств на макияж, на массажиста, на притирания и маски.
Простатитов откровенно любовался женой. Пришла простейшая, в общем-то,
мысль: а почему не сделать так, как он поступал только с другими? Почему
все, что бывает с Галиной, должно быть ночью, в темноте, словно бы скрытно?
Снять этот милый халат, стянуть вниз кружевные штанишки, прямо вот тут, на
диване? Ну, не сейчас, тут скоро Валерка придет. А вот, скажем, завтра
утром, а?
Он пытался убежать, найти свое не здесь. Могло бы повезти... Но для
чего? Вот женщина, с которой он уже двадцать лет. Мать его детей. И женщина,
которой позавидуют многие. Жизнь многого лишила, но ведь есть еще... То,
чего он не лишен.
Брови Галины взлетели: Простатитов лихо наливал себе третий стакан
коньяку. Раньше такого не водилось! Но не сказала ничего - отучена. Уже годы
пошли, как у Вани своя жизнь.
- Ты меня звал, Ваня?
- Звал...
И Ваня, отхлебнув янтарной жидкости, начал становиться, наконец,
нестандартным и просто неприлично несистемным.
- Галя, - сказал он задумчиво, - тебе здесь, в Карске, не скучно?
Галя... Хочешь, сбежим в Аргентину?
ГЛАВА 17
Идиллия в коньячных тонах
29 мая - 1 июня 1998 года
В тот же самый день, когда ушел из мира матерый ворюга Асанов, господин
Чижиков окончательно взбесился от волнения. Девятым валом накатывала
настоящая тяжелая ненависть: эти засранцы там наверняка пьянствуют на лоне
природы! Рады, что избавились от его догляда, сволочи! Другой причины
невыхода на связь Чижиков как ни старался, не был в силах предположить. А
зная своих милых мальчиков, не сомневался в том, что его догадка верна
абсолютно. И не могло быть ничего другого.
Одной из причин происшедшего была заурядная зависть, это факт. Но
только одной и не главной. И даже напряжение было лишь очень частичной
причиной. Главной причиной было то, что опять позвонил Простатитов.
"Опять" - потому что звонил он, в общем-то, довольно часто. Губернатор не
мог не понимать, что, появись его группа на горизонте, выйди на связь,
Чижиков тут же кинулся бы сообщать. Так что был, был некоторый садизм в этих
постоянных звонках. Простатитов не позволял Чижикову забывать - "все
происходит сикось-накось, и все из-за тебя, скотина".
Звонил и Вороватых, по полчаса шелестел пустыми разговорами, боялся
спрашивать конкретнее. Надоедал он просто невыносимо, но пугали больше
звонки Хасановича - верный сын партии, убежденный материалист Чижиков
панически боялся, что научный психолог напустит на него порчу.
Справедливости ради, о своей способности напускать порчу неоднократно
распространялся сам Хасанович. Хотя вид это имело, конечно же, более
современный - Хасанович пугал, что умеет изменять ментальную картину
человека и опускать его фрустральную ауру до состояния дискриминаторных
вибраций... Что это такое, никто не знал, но на всякий случай опасались.
А вот на этот раз Простатитов позвонил уж очень нехорошо... Не укорял,
не пугал, даже не спрашивал про группу. Посопел в трубку, весело спросил, не
хочется ли Чижикову иногда уехать за тридевять земель. Сказал, что, может
быть, они скоро расстанутся, и навсегда. В общем, ни о чем получился
разговор, то есть буквально ни о чем, но очень страшный. Уже непонятностью
страшный!
В уголовном мире чуть ли не самым страшным считается, как они говорят,
"попасть в непонятное". Совки, которых пока еще не посадили, обычно так не
говорят, но по своей психической структуре от зеков мало отличаются. Попав в
непонятное, Чижиков не мог найти себе места. Может быть, Простатитов
посоветовал - пока не поздно, беги и спасайся? Или предупредил: мочить
будем, скоро расставаться, будь готов? К страху присоединялось возмущение:
как смеют так вот обращаться с ним?! Недополучивший своего, зверь опять
вцепился в его душу. Опять вспоминалось, как его всю жизнь обижали, унижали,
гнали, не допускали, опять он бежал по этому кругу...
Измученный Чижиков был вынужден опять глотать янтарную жидкость из
кружки. Страх, конечно же, не отступал, но уже был не так грозен, и
напряжение спадало. Ну конечно, они не посмеют. Простатитов еще позвонит, и
все прояснится, он ему еще нужен. Само собой, найдется выход, а может быть,
найдется группа. Все становилось не так страшно, не так плохо и даже весело.
Хотелось двигаться, смеяться, курить, танцевать.
Чижиков глотал пахучее вещество, и постепенно отходила злоба, меньше
мучило, как с ним обращаются все эти... Оглушенный алкоголем, зверь уже не
вцеплялся, не рвал, а только показывал зубы. Он им всем еще покажет! Они еще
узнают, с кем они так плохо обращались!
У янтарной жидкости было одно плохое качество - она очень быстро
кончалась. Благо, была еще и другая жидкость - прозрачная. Она не имела
вкуса и была не ароматной, а только жгучей. Вначале это имело значение, и
потому пилась янтарная жидкость. А после двух бутылок вкус не имел уже
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг