Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
границей неравный бой с Плехановым и прочими новоискровцами, он  с  радостью
встретил ту подмогу, которую предложил ему Богданов, ставший в 1904 году  на
сторону большевиков".
     Цитата свидетельствует, что  еще  в  период  первой  русской  революции
Ленин и Богданов выступали вместе.
     Обвал произошел в  годы  столыпинской  реакции,  разгрома  революции  и
разочарования "старой гвардии" в ленинских и троцкистских методах.  Богданов
стал выступать против вооруженного  захвата  власти  и  разрабатывал  теорию
всеобщей организации труда - изобретенную им  науку  "тектологию"  (хотя  не
лишне напомнить, что теориями первого классика НТР увлекался  одно  время  и
сам Ленин).
     Медик,  "разносторонне  просвещенный  европеец,  прямо  выдающийся   по
образованию человек", Богданов был до конца жизни романтиком революции.  Это
не  означало,  что  он  чурался  науки.  Наоборот,  его  перу   принадлежали
"Введение в политическую экономию" (1917),  "Вопросы  социализма"  (1918)  и
"Элементы  пролетарской  культуры  в  развитии  рабочего  класса"  (1920)  -
работы, ставшие теоретической базой Пролеткульта. Впрочем,  ни  в  одном  из
своих   научных   трудов   Богданов   не   поднялся   выше   провинциального
популяризаторства. И остался в истории нашей  страны  именно  как  романист,
как автор утопий, созданных по  горячим  следам  исключения  его  из  партии
большевиков  за  тейлоризм,  призывы  к  мирному  взятию  власти  и   замене
революции  массовым  образованием  всех  рабочих  до  тех   пор,   пока   их
сознательность не достигнет марсианского уровня.
     Я не иронизирую.
     Дело в том, что беспартийный  Богданов  написал  перед  первой  мировой
войной два фантастических романа - "Красная звезда" и "Инженер Мэнни".
     Эти романы чрезвычайно слабы как произведения  литературные,  наверное,
даже  графоманка  Крыжановская-Рочестер  умела  складывать  слова  во  фразы
ловчее  Богданова.  Но  в  те  годы   они   пользовались   громкой   славой,
переиздавались много раз  до  и  после  революции,  на  что  Владимир  Ильич
неоднократно  серчал.  Вред  его  делу  Богданов  приносил  именно   бешеной
популярностью романов среди новообращенных большевиков.
     Вред этот усугублялся еще и тем, что в сознании рядового  члена  партии
Богданов все еще оставался близким соратником вождя партии.
     Некоммунистические,  но  революционные   утопии   расписывали   светлое
будущее,  к  которому  начинали  стремиться  и  революционеры,   и   молодые
литераторы. Впрочем, больше первые, чем вторые, так как утопия  в  Советской
России не привилась. Партия поглядывала на индивидуальные утопии косо,  видя
в них антиутопии. И не без основания.
     Такое коммунистическое будущее нам не нужно!
     Я отлично  помню,  как  в  годы  развитого  социализма  у  нас  нередко
печатали книги неприемлемых реакционных  западных  писателей.  Но  при  этом
объяснялось  в  авторитетном  предисловии,  что,  несмотря  на   реакционные
взгляды, допустим, Грэма Грина, художник берет в нем верх над  католиком,  и
он рисует жизненные картины безобразий, чинимых американцами во Вьетнаме.
     Причем  для  писателя  куда  лучше  было  оказаться  реакционером   или
католиком, нежели не совсем точно знающим партийную линию  социалистом.  Ах,
как мы ненавидели Говарда Фаста, когда тот вышел из компартии! Как  клеймили
Маркеса, когда гонорар за книгу он передал троцкистской группе  в  Колумбии.
Ведь статьи "Троцкий"  в  "Энциклопедии  гражданской  войны"  1983  года  не
существовало, хотя рядом с лакуной располагалась большая  и  крепкая  статья
"троцкизм".
     Романам Богданова повезло.  Они  вышли  в  свет,  когда  автор  сдался,
перестал дискутировать с бывшими  коллегами  по  партии  и  занялся  наукой,
которая его и погубила. Ленин  критиковал  его  азартно,  но  редко  и  даже
снисходительно. Допускаю, что он с ним иногда  играл  в  шахматы.  Ильич  не
забывал о старом друге.
     Лепешинский  полагал,  что  главный  герой  "Красной   звезды"   Леонид
автобиографичен. "По думам, настроениям и переживаниям этого героя  можно  в
известной мере судить и  об  умонастроениях  самого  Богданова...  категорию
долга он норовит покрыть утилитарным принципом полезности деяния.  Его  душа
неудержимо стремится к единству, к монизму не только в области науки,  но  и
в жизни". Все в мире едино, твердит Богданов,  едины  должны  быть  и  люди,
хотя сам  он  не  всегда  последователен  в  этой  столь  нелюбимой  Лениным
философии.
     Итак, Леонид, у которого нелады  с  возлюбленной  Аней,  соратницей  по
революционной партии, встречает  странного  человека  в  темных  очках  и  с
неподвижным лицом. Зовут незнакомца Мэнни. Он-то и открывает Леониду  тайну.
Оказывается, некие ученые выявили способность материи отталкивать  вещество:
закон Ньютона наоборот.  И  с  помощью  этой  материи  освоили  межпланетные
путешествия. Сам же Мэнни "расстегнул воротничок и  снял  с  себя  вместе  с
очками ту  удивительно  сделанную  маску,  которую  я,  как  и  все  другие,
принимал до этого момента за его лицо. Я был поражен  тем,  что  увидел  при
этом.  Его  глаза  были  чудовищно  огромны,  какими   никогда   не   бывают
человеческие глаза. Их зрачки были  расширены,  даже  по  сравнению  с  этой
неестественной  величиной  самих  глаз,  что  делало  их   выражение   почти
страшным. Напротив, нижняя часть лица... была сравнительно мала".
     Вы догадались?
     Ну да, это марсиане прилетели к нам на своем этеронефе. И  нуждаются  в
Леониде как в образцовом представителе земной расы, чтобы показать ему  свою
планету.
     Как вы  поняли,  Богданов  помещает  свою  монистическую,  тейлоранскую
утопию на Марсе. В конце концов, не все ли равно, где ей бытовать! Утопия  -
она и на Марсе утопия.
     На планете царит гармония. Все  проблемы  решены,  социализм  построен,
достигнуто общее владение  предметами  и  продуктами,  всего  достаточно.  И
главное - рабочий класс образован, а интеллигенция с ним солидарна.
     Правда, Леониду  приходится  нелегко,  когда  он  влюбляется  в  Нэтти,
которая, оказывается, до него имела двух мужей одновременно и при нем  вроде
бы согласна на другого. Повозмущавшись,  Леонид  начинает  жить  с  подругой
жены,  такой  же  глазастенькой  и  бесподбородочной  красоткой  марсианских
пустынь.
     Любопытно, что Богданов не был удовлетворен собственной утопией.
     Он изложил суть всечеловеческой гармонии труда. Получилось логично,  но
скучно.
     Оказалось, утопии некуда  двигаться.  Нужно  было  как-то  взбаламутить
утопические воды Марса.
     Но утопия не терпит эволюции. К ней можно стремиться, но уж если  ты  в
нее въехал, то, будь любезен, замирай, как статуя.
     И Богданов придумал для своего романа ход, который не разрушил  утопию,
но внес остроту в действие.
     Оказывается, Леонид разочарован жизнью на Марсе.  Когда  его  любовница
улетает в экспедицию на бурную, словно заимствованную у Стругацких,  Венеру,
тот мучается ревностью к одному из предыдущих мужей Нэтти  по  имени  Стэрни
и,  обыскивая  Нэттин  дом,  находит  запись  дискуссии  в   Совете   Марса.
Выясняется,  что  на  Марсе  существует  проблема:  не  сегодня   -   завтра
закончатся  источники  энергии.  Что  тогда  делать  в  утопии   победившего
социализма?  Такой  вопрос   Леонид   задает   своей   "запасной   жене"   и
предполагает, что можно сократить рождаемость.  Вот  что  отвечает  монистка
Энно: "Сократить размножение? Да ведь это и есть победа  стихий!  Это  отказ
от безграничного роста, это - неизбежная остановка  на  одной  из  ближайших
степеней. Мы побеждаем, пока нападаем. Когда же  откажемся  от  роста  нашей
армии, это означает, что мы уже осаждены  стихиями  со  всех  сторон.  Тогда
станет ослабевать вера в  нашу  коллективную  силу,  в  нашу  великую  общую
жизнь".
     Вы,  наверное,   заподозрили,   что   марсиане   отличаются   особенным
чадолюбием?
     Ничего подобного. Дети отделены от  родителей  и  живут  в  специальных
колониях, чтобы взрослые могли отдавать все силы работе и плотской любви.
     И вот, копаясь в чужих записях, Леонид узнает: была  дискуссия  о  том,
что делать, когда топливо закончится. Оказывается, товарищ Стэрни  предложил
колонизировать Землю. Однако  доказал  при  этом,  что  поскольку  на  Земле
рабочий класс еще темен и необразован, то верх возьмут  капиталисты  и  иные
злобные силы. И никакой мирной колонизации коммунистическими  товарищами  не
получится.  А  потому  не  остается  иного  выхода,  кроме   как   полностью
уничтожить население Земли.
     На  собрании  марсиане  дают  гуманный  отпор  жестокому  рационалисту,
побеждает идея искать топливо на Венере. Но Леонид уже ничего не слышит.  Он
мчится в институт к Стэрни и убивает его во  время  товарищеской  дискуссии.
За  что  его  наказывают  по-утопически.  То  есть  на  первом  же   корабле
отправляют обратно на Землю.
     Леонид перевоспитывается и вроде бы в конце романа  снова  отправляется
на Марс, куда увлекла его верная Нэтти.
     Роман не стал  намного  интереснее.  Неврастеник  образца  "серебряного
века" изменить его не смог. Богданов же решил написать еще один роман.
     Казалось бы, когда человек пишет продолжение романа, то  и  действие  в
нем происходит на следующий год или в следующем столетии. Но ведь  мы  имеем
дело с  утопией.  А  утопия,  даже  марсианская,  статична.  Зато  Богданову
показалась интересной идея написать, как же возникла утопия  на  Марсе,  как
она родилась в классовой борьбе и столкновении социальных интересов.
     Главным героем романа стал марсианский инженер  Мэнни,  дедушка  одного
из героев "Красной звезды", который строит каналы на Марсе  на  благо  всего
марсианского народа и попадает между  молотом  и  наковальней  -  интересами
капиталистов и  коррумпированных  политиков,  а  также  профсоюзов,  которые
инженеру не доверяют.
     Так, в  борьбе  и  свершеньях,  создается  марсианская  утопия,  а  сам
инженер Мэнни весь роман проводит в тюрьме, сначала по приговору  суда,  ибо
он зарезал наемника капиталистов инженера Маро, а потом,  будучи  освобожден
по настоянию рабочих, остается там  добровольно,  потому  что  сам  себе  не
может простить преступления.
     Утопию марсиане, как нам известно из первого романа, все же  построили,
интересы классов там были учтены, но в конце романа Богданов вводит  типично
фэнтезийный персонаж - вампира.  Мы  узнаем,  что  некоторые  люди,  являясь
мертвецами уже при жизни, поскольку их созидательные души погублены,  бродят
по планете и  питаются  кровью  горячих  борцов  за  дело  Революции.  Такой
вампир, а на самом деле призрак убитого  инженера  Маро,  является  к  Мэнни
поспорить о прогрессе и смысле жизни. Но Мэнни не сдается перед  изысканными
построениями вампирской логики. Правда, горячей крови в нем осталось  совсем
мало, хватило лишь на ночь страстных ласк с прекрасной Нэлли, с  которой  он
воссоединяется перед смертью.
     Некоторая дополнительная сложность романа заключается  в  том,  что  на
Марсе, как я понимаю, очень ограничено число имен собственных, и потому  сын
старшего Мэнни по имени Нэтти - точный тезка прекрасной Нэтти,  возлюбленной
Леонида из "Красной звезды".
     Романы Богданова были столь популярны в  первые  годы  революции  не  в
силу их литературных качеств, каковых не существовало, а  потому,  что  иных
революционных утопий не нашлось.  Их  не  с  чем  сравнивать,  кроме  как  с
утопиями  европейских  писателей.  Но  в  отличие  от   европейцев,   утопии
Богданова наполнены знакомой  терминологией  -  здесь  и  рабочий  класс,  и
профсоюзы, и заговоры капиталистов. К  тому  же  автор  -  один  из  ведущих
революционеров,  чье  имя  на  слуху.  Он  учит  пролетарскую   писательскую
молодежь тому,  как  построить  социализм,  и  если  учит,  с  точки  зрения
большевиков, ошибочно, удивляться не приходится. Ведь  в  1920  году  партия
еще не выработала законов государственной официальной утопии.  Будущее  было
туманным, и даже  Ленин  не  мог  бы  доказать,  что  богдановские  фантазии
беспочвенны.
     Итак, будущее - это изобилие, научная  организация  труда,  гармония  в
обществе, отделение детей от родителей и  в  то  же  время  личная  свобода.
Например, Леонид решает трудиться на фабрике  синтетической  ткани  (кстати,
Богданов  достаточно  прозорливо  описал  процесс  изготовления   нейлоновой
пряжи). Любовь  свободна,  брак  не  ограничивает  сексуальных  связей...  в
общем, Ленин был романом недоволен, но  никто  не  останавливал  последующие
переиздания вплоть до 1929 года, после чего романы из литературы исчезли.
     Богданов об этом не узнал, так как и сам существовал в  фантастическом,
выдуманном мире. Он  выхлопотал  себе  тихую  нишу  -  Институт  переливания
крови, где стал проводить в жизнь фантастическую  идею  обмена  кровью  всех
людей, чтобы она стала общей.  В  1928  году  во  время  одного  из  опытов,
который Богданов ставил на себе, он умер. Было ли  это  трагической  ошибкой
или он  сознательно  шел  к  самоубийству,  неизвестно.  Но  на  Марсе  есть
больницы  для  самоубийц.  В  утопии  Богданова  самоубийство  не  то  чтобы
поощрялось, но и  не  осуждалось,  поскольку  это  рассматривалось  как  акт
свободной воли.
     Несмотря на то, что в марсианской утопии  случаются  убийства  и  имеют
место злодейские идеи относительно уничтожения всех жителей Земли,  мешающих
марсианам строить коммунизм, романы Богданова, безусловно,  социалистические
утопии, рисующие мир, в котором стремится жить автор  и  принципам  которого
рядовой читатель, уставший от революций и войн, не возражал.
     Правда,  Ленин  относился  к  литературным  исканиям  Богданова   резко
отрицательно:  "Надо  обладать  поистине   гениальным   узколобием,   -   со
свойственной ему деликатностью отчитывал он молодого товарища по  партии,  -
чтобы верить в немедленный социализм... Ха-ха-ха! Где там! Нам ведь вынь  да
положь  вот  сию  же  минуту  "Красную  звезду"   моего   друга   Александра
Александровича... на меньшее мы не согласны!.. и зря он написал этот  роман,
ибо он только окончательно совращает с пути  истины  всех  скорбных  главой,
имя же им легион, и заставляет их лелеять, по выражению  моего  друга,  "Его
величества Божьей милостью Николая II" несбыточные мечтания".
     Так записал монолог Ленина его соратник Г. Соломон в 1908 году.  И  там
же Владимир Ильич  высказывался  об  утопиях  вообще,  что  немаловажно:  "И
сколько все мы, пишущие, и говорили, и писали,  предостерегая  от  увлечения
всякого рода социалистическими утопиями, сколько мы доказываем,  что  именно
всякого рода фурьеризмы,  прудонизмы,  оуэнизмы  ведут  только,  в  конечном
счете, к реакции, к глубокой, душной, безысходной реакции!".
     К утопиям  Ленин  относил  не  только  построения  политические,  но  и
экономические течения, которых он не принимал и не признавал.


                                   * * *

     Не знаю, читал ли Ленин  утопию  "Путешествие  моего  брата  Алексея  в
страну  крестьянской  утопии",  первая  часть  которой  вышла   в   свет   в
Государственном издательстве в 1920 году.  Если  Ленин  утопию  прочел,  она
должна была вызвать у него раздражение.
     Утопия Богданова, не во всем отвечая идеалам большевиков, тем не  менее
впитала в себя многие постулаты коммунистов. Утопия И. Кремнева была  мечтой
другого, куда более многочисленного в  России  класса,  нежели  пролетариат.
Это была утопия крестьянской России. А Ленин и большевики, хоть  и  говорили
немало о союзе рабочих и крестьян, на деле крестьян не любили. Эту  нелюбовь
унаследовал Сталин, который делал все для того, чтобы низвести  крестьян  до
положения сельскохозяйственных приспособлений, сознанием не обладающих.
     Утопия Кремнева могла появиться лишь  сразу  после  гражданской  войны,
даже во время ее,  до  победы  над  Врангелем,  ибо  очень  скоро  отношения
большевиков с крестьянством обострятся настолько,  что  начнутся  восстания,
крупнейшим  из  которых  стала  крестьянская  война,  именуемая   Тамбовским
восстанием, на подавление которой была брошена Красная  Армия.  Крестьянская
война - самая жестокая из войн, со зверствами с обеих сторон. Красная  армия
употребляла для массовых убийств крестьян отравляющие газы.
     Но  даже  в  1920  году,  когда  идеология  будущего  государства   еще
находилась в стадии формирования, крестьянская утопия выходила со скрипом  и
не целиком. Помогло ей лишь то, что автор был крупным экономистом, ученым  и
"попутчиком" советской власти. А от своих тогда терпели куда больше, чем  от
врагов, хотя различие  между  первыми  и  вторыми  зачастую  было  зыбким  и
неопределенным.
     В книге И. Кремнева удивляет уже предисловие П. Орловского,  в  котором
последовательно  и  резко  низвергаются  все  основные  мысли  и   положения
писателя.  Автор  предисловия  ведет  спор  с  автором  книги  по  всем   ее
положениям, причем не только по  общим  вопросам.  Его  не  удовлетворяют  и
детали. Возмущает его и то, что в утопическом государстве  играют  в  бабки,
половые в ресторане  одеты  в  белое  и  исполняется  концерт  на  церковных
колоколах. В душе критика крепнет подозрение: "Если есть колокола...  должны
быть и делать свою работу попы!". Повесть характеризуется такими  терминами:
"скучная,  мелкомещанская  жизнь",  "реакционная  крестьянская   идеология",
"закабаленный фабрично-заводской пролетариат", "нелепый строй".
     Но  в  конце  автор  предисловия  объясняет,   почему   Государственное
издательство в 1920 году печатает такую книгу: "Эта утопия, -  пишет  он,  -
явление   естественное,   неизбежное   и   интересное.   Россия   -   страна
преимущественно крестьянская... Пролетариат старается вести крестьянство  за

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг