головой на одной задней лапке.
ДРУЖЕСКОЕ РАСПОЛОЖЕНИЕ
- Ну что ж, дочка! - вздохнула Василиса Никудиновна. - Посидим перед
дорогой.
Никудин Ниоткудович забирал Дашу в Златоборье на все лето, до осени.
Деревня Муромка была из горькорусский деревень, брошенная. Ее бы и вовсе
снесли, да бульдозер гнать далеко. Из семидесяти домов незабитыми остались
только трое. На Еловом краю жили дед Завидкин с бабкой Завидухой, на
Березовом - Даша с родителями, за Певун-ручьем - бабушка Погляди - в -
Окошко. Никто уже и не знал, сколько лет бабушке. Она как отправила на войну
семерых сыновей, так и ждет. Участь Муромки решилась сама собой. Дашины
родители, намыкавшись в городе по общежитиям, по частным комнатами
квартирам, решили вернуться к прочной жизни на родной земле. Теперь Дашин
отец был в отъезде. Колхоз продал небольшой трактор, и его надо было
пригнать в Муромку. Дашины родители получили в аренду землю и сотню телочек.
Скотные дворы от былого хозяйства в Муромке остались крепкие, теплые.
Завидкины тоже встрепенулись. Взяли на откорм триста поросят, окликнули на
подмогу сыновей с семьями. Ожила Муромка.
Дверь в избу отворилась сама собой, но дедушки дома не оказалось. Его
вызвал в контору лесничий Велимир Велимирович.
Даша положила на сундук портфель с книжками, сняла с плеч рюкзачок и
принялась хозяйствовать. Ну, конечно, сначала надо было вымыть полы. Хотела
ведра взять, а они с лавки - на коромысло, коромысло - за дверь. Колодезный
журавель обрадовался, заходил, заскрипел - и пырь в колодезь.
Даша только и успела, что руками развести, а ведра - вот они, до краев
полнехоньки. Подоткнула Даша подол, намочила тряпку, а тряпка под кровать да
по углам и уж гонит застарелую грязь. Вроде кто-то еще и шепчет:
- Подберите ножки, барышня.
Даша на лавку села, помалкивает, поглядывает. Тряпка так и эдак по полу
гуляет. От половиц сияние. Как новые!
- Спасибо! - шепнула Даша неведомо кому и заглянула в печь. А дедушка
щи уж заранее спозаранок сварил.
"Напеку, пожалуй, оладушек! - решила Даша. - Дедушка оладушки любит!".
Взяла муку сеять, а за сито никак не ухватиться, само туда-сюда ходит.
Ковшик уж за водой слетал, яичко над мукой разломилось, солонка посолила,
сахарница посахарила. Даша руку мукой не запудрила.
Дальше - больше. Сковорода - на загнетке шипит, половник тесто
разливает, нож оладушки переворачивает. Один румяней другого!
Взгрустнулось Даше, хотелось быть помощницей дедушке, а как тут
поможешь, когда работа сама собой делается. Что там говорить! Ждала чудес в
сторожке. Но чудеса должны быть в радость. Села Даша на лавку, смотрит в
окошко. А на дворе потемнело, солнце в тучу ушло, гром погромыхивает.
Горелым вдруг запахло.
- Ой! - спохватилась Даша. - А ведь это оладушка пригорел.
Подбежала к печке, пригорелый оладушек сняла, принялась печь
по-своему... Хорошо у нее получилось. Каждый оладушек - как солнышко.
Напекла целую горку.
Смотрит, а за столом - тихая компания.
- Здравствуйте! - сказала Даша. - Вот оладушки. - И удивления не
выказала.
- Я Проша, - сказал Проша, почесав лапкой в голове. - Домовой.
- Я Сеня, - сказал мужичок в рубахе с подпоясочкой. - Дворовый.
- Я Гуня Гуменник, - фыркнул по-кошачьи, отворачиваясь, ужасно похожий
и на чучело и на кота. - Я - злой, - сказал и сконфузился, головой под стол
полез.
- Ну, а я буду - Дуня Кикимора, - молвила косматенькая и не очень-то
веселая на вид женщина.
Даша проворно ставила перед каждым гостем, вернее сказать хозяином,
тарелку с оладушками и чашку со сметаной.
- Кушайте на здоровье, - пригласила Даша и вдруг заметила, что у Проши
в лапке подгорелый оладушек.
- Я поменяю!
- Мое упущение - мне и есть, - сказал Проша и признался: - Люблю с
угольком.
В это самое время одна ступенька на крыльце пискнула мышкой, другая
мяукнула кошкой, третья вздохнула медведем. И за столом - никого, и посуда
вся убрана.
Вошел Никудин Ниоткудович. Внучке обрадовался, а глаза - невеселы.
- Что, дедушка?
- Начальство едет. Про Маковеевну прознали.
- А ты мне Маковеевну покажешь?
- Пошли.
- Нет, дедушка. Ты сначала пообедай.
МАКОВЕЕВНА
За синей поляной перепрыгнули певун-ручей. Прошли через борок из
лиственниц, и вот она - Маковеевна. Крыша чуть не до земли, а по крыше с
двух сторон маковки, все вверх, вверх, поднимая одна другую и все вместе
главный купол, плывущий по облакам.
- Дедушка! - догадалась и перепугалась Даша. - А ведь Маковеевну,
наверное, увезти хотят?!
- Давно примериваются.
У Даши реснички захлопали, захлопали... Погладил Никудин Ниоткудович
внучку по русой голове и шепнул ан ушко:
- Пошли, что покажу!
Спустились с горы в лог. И - о чудо! Еще одна Маковеевна. Золотая от
молодости.
- Дерево, Даша, как человек. И молодо бывает, и зрело. Старость ему
тоже ведома. Нынешнюю Маковеевну мой прадедушка с сыновьями поставили на
месте стариной Маковеевны. Бревно в бревно. Пришел и мой черед потрудиться.
Увезут Маковеевну, а мы ее опять на место, на радость Златоборью.
По дороге домой Никудин Ниоткудович и Даша опять постояли над
погубленными колокольчиками. Будто копытом срезано.
- Не может же лошадь по воздуху летать! - возразила Даша.
- Так-то оно так, - согласился дедушка и рассказал внучке про Белого
Коня.
- А нельзя ли его приручить? - спросила Даша.
Никудин Ниоткудович только вздохнул, и тут... То был зовущий,
печальный, тревожный голос коровы Королевы. Королева трясла головой, рыла
копытом землю и не хотела идти в хлев.
- Принеси ей оладушек с солью, - сказал Даше Никудин Ниоткудович.
Королева вкусное угощение взяла, нов огромных ее глазах стояли слезы.
- Да что это с тобой? - встревожился Никудин Ниоткудович.
Поглаживая Королеву, он завел ее в хлев. Даша принесла ведро, села
подоить корову, но молока не было.
- Вот оно что! - сказал Никудин Ниоткудович. - Выдоили нашу Королеву.
- Леший? - испугалась Даша.
Дедушка совсем огорчился:
- Зачем винить виновного? Это дело нечистых рук.
- Дедушка, можно я постерегу Королеву?
Никудин Ниоткудович подумал-подумал и согласился.
- Постереги, Даша. С Королевой ты скоро Златоборье узнаешь.
АЛТЫРЬ-КАМЕНЬ
Даша проснулась от испуга, от разбойного крика. Скворец Дразнила сидел
ан подоконнике и, топорища крылья, орал что было мочи:
- Ай-дабаран! Ай-да-баран!
- Какой баран? - спросила Даша, протирая глаза.
- Уймись, Дразнила! - не одобрил выходку скворца Никудин Ниоткудович.
Скворец ангельским голосом вывел чистую высокую ноту и улетел.
- Какой баран? - опять споросила Даша.
- Это он лесничего Велимира Велимировича передразнивает. В прошлом году
приезжал с трубой на звезды смотреть. У вас, говорит, в Златоборье воздух
прозрачный. Про звезду Альдебаран все рассказывал, а Дразнила подслушал и
переиначил. Я со стыда сгорел. Велимир Велимирович человек солидный, а
Дразнила сядет где-нибудь по близости и орет: "Ай да баран!".
Даша в окошко увидела, что Королева на лугу, молоко и хлеб на столе -
молоко выпила, хлебушком закусила. А Никудин Ниоткудович ей сумку подает.
- Это тебе на полдник. Среди дня я Королеву не дою. Дою утром да
вечером. Походи с Королевой, она тебе весь лес покажет.
Даша хотела спросить, как быть, когда появиться тот, кто корову выдоил.
Не спросила. Если дедушка отпускает в лес, значит ему за внучку не боязно.
- На обратном пути, - сказал Никудин Ниоткудович, - сорви мне цветок
сон-травы.
- А какой он?
- Королева тебе укажет. Слыхала, Королева?
Корова мотнула головой и направилась К лесу. Через Золотой бор до
Семиструйного ручья прошли торопко. Королева напилась, перешла ручей,
продралась напрямки через черемуху - и вот он, луг.
А ромашки-то в тот день проспали восход солнца! Глазки от шума
вытаращили. Был луг зеленым-зелен, да в единый миг стал белым-бел.
Корова трудится, молоко наедает, а Даше без дела стыдно. "Щавельку, что
ли, набрать?" Принялась травы разглядывать.
Но тут слепень пристал. Даша от слепня отмахивается, головой вертит:
где он? И здравствуйте - второй пожаловал. Пришлось сбежать в тень, под
липы. Королеве тоже от слепней достается. Хвостом по спине стегает, головой
мотает, фыркает.
- Му-УУУ-у! - застонала вдруг Королева. Хвост трубой и бегом в лес -
слепни с оводами доняли. Даша едва поспевала за ней.
Выбрались они к Черному озеру. Посреди того озера стоял белый камень.
"Уж не Алатырь ли это?" - подумала Даша.
Алатырь - камень волшебный, а вот каких чудес от него ждать, девочка не
знала. Корова успокоилась, легла в тени под лиственницами, а Даша побродила
по воде и вдруг проголодалась.
Достала из сумки большую бутылку молока, яичко, хлеб, пирожки.
Разложила снедь на холстинке. А когда вспомнила о Королеве, ее и след
простыл. Побежала искать. Хорошо, догадалась на озеро посмотреть. Забрела
Королева по брюхо в воду, как с блюдечка пьет. Напротив Ала-тырь-камень. На
кита похож. Только белый-белый, словно его каждый день щеткой трут. По
впадинам да трещинам - изумрудный мох. Солнце в камне, как по горнице,
гуляет. Чудится, что внутри кто-то движется, живет. Королева напилась,
степенно вышла на берег, на пригорок, и сказала:
- Муу! Даша сначала не поняла.
- Муу-у! - позвала Королева.
- Цветы! - вспомнила Даша дедушкин наказ.
Цветы росли среди берез. Золотые, мохнатые, как шмели, чаши с ладонь.
- Наверное, это и есть сон-трава, - решила Даша и сорвала три цветка,
потом еще три и еще один. Больше жалко было. Дедушка не сказал, сколько ему
надо.
Травка за травкой, по шажку, по другому вышла Даша за Королевой к
Маковеевне. На луг с колокольчиками. Солнце уж на закат отправилось. Села
Даша посидеть, да прилегла. Ее и сморило.
Приснился Даше колокольчик. Раззвенелся, расшалился. И почему-то
вздумалось ему в зеркало поглядеться. Зеркал оказалось великое множество. И
в каждом звонил, уменьшаясь и отдаляясь, свой колокольчик. Веселились
колокольчики, веселились, да вдруг раздался хруст стекла: по зеркалам ступа
топала.
Проснулась Даша и не поймет: где она, откуда взялись зеркала, что за
ступа такая?
А ступа - вот она! Наяву! Старуха в ступе носатая, косматая.
Даша раз протерла глаза... Нет, не сон. Мчится по-над лугом Белый Конь,
а ступа за ним с боку на бок переваливается. Тяжелая ступа, тряская. Белый
Конь играючи от погони уходит.
Распалилась старуха, пестом оземь стукнула. И вместо ступы явился боров
с клыками. Вскочила старуха борову на спину, и задрожала земля от бешеного
топота.
Заметался Белый Конь, так и сыплются из-под копыт со звонами срубленные
головки колокольчиков.
- Королева! - взмолилась Даша. - Спаси Белого Коня.
- Му-у-у! - замычала Королева на все Златоборье.
Остановилась старуха. Одним глазом - на Белого Коня, другим - на
корову. К Королеве повернула. Было ли Даше страшно, нет ли - не о себе
думала.
- Не трогай нашу Королеву! - закричала, загораживая корову.
И что за наваждение? Перед Дашей - бабка Завидуха.
- Чего? - уж такая глухая.
- Здравствуйте, бабушка! - поздоровалась Даша.
- Здравствуй, внученька. Поросенок у меня убежал, не видела? - И руками
притворно всплеснула. - Да вот же он!
Борова с щетиной и в помине нет, а есть розовый поросенок. Подол
бабкиной юбки жует, похрюкивает.
- Ах, негодник! - осерчала Завидуха. - А ну лети домой!
Поросенок тотчас поднялся в воздух, сверкнул на Дашу красными глазками
и улетел.
- Молочка бы попить! - сказала бабка Завидуха.
Королева копытом землю роет, рога выставила.
- Пойдемте к сторожке! - предложила Даша. - Я корову подою, молока
процежу.
- Нужно мне цеженое! Я бы и так обошлась! - рассердилась бабка
Завидуха. - Что это у тебя за цветы?
- Сон-трава.
- Дурная трава. Брось скорее!
- Это для дедушки.
- И дедушка твой травы этой не лучше. Фу! Фу! - И прочь пошла.
А Даша поскорее погнала Королеву к сторожке. Не оглядываясь. За спиной
пищало по-мышиному и скреблось по-крысиному, ветром тянуло холодным, как из
погреба Никудин Ниоткудович сон-траве обрадовался.
- Где насобирала?
- Напротив Алатырь-камня.
- Молодец! - похвалил дедушка: - Хороших цветов набрала, сильных.
Подоим корову - и за дело.
- Дедушка, скажи, в Златоборье Баба Яга водится? - Не хотелось Даше о
здешних жителях! Спрашивать, но боялась она за Королеву, за Белого Коня.
Никудин Ниоткудович улыбнулся.
- Люби Златоборье таким, какое есть. Ну, а коли что, скажи: "нет тебя в
помине и не было". И отстанут.
СОРОКАКОПЫТИЦА
Даша проснулась среди ночи. И почему-то подумала о Белом Коне. Хотела
заспать тревогу, да совсем проснулась. Тихонько встала с постели и увидела
кринку молока на столе. Даша, сама не зная зачем, взяла кринку и вышла на
крыльцо.
Над Златоборьем стояла полная луна. Все успокоилось на земле. Слышно
было, как льется Семиструйный ручей, как ворочаются в гнездах непоседливые
сороки на Сорочьей сосне. Хвоя сверкала, весь бор сверкал, и всякая трава
светилась.
Даша окончательно пришла в себя и теперь не могла понять, зачем она
взяла кринку. Хотела поставить на крыльцо, но тут с озера потянуло
сквозняком, и Даше почудилось среди парного летнего тумана скрытное
нехорошее движение.
"Молоко мне еще пригодится", - подумала Даша. На всякий случай отворила
дверь в сторожку - если кричать-то придется! - и пошла через луг, поглядывая
под ноги. Молоко из кринки и расплескать недолго.
Даше было хорошо под такой светлой, ясной луной. Всему Златоборью было
хорошо. На тропинку из росной травы вышло семейство ежей и, подняв мордочки,
взирало на светило. Даша, чтоб не помешать ежам, обошла их стороной.
Вдруг совсем где-то близко застонал от вечной своей тоски Белый Конь.
Сердце у Даши замерло и встрепенулось. Она прибавила шагу и осторожности! Со
сна Даша забыла надеть башмаки и теперь похвалила себя за забывчивость.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг