чтобы она была продолжением земной со всеми ее радостями и удовольствиями.
Между тем присутствующие, видимо, кого-то ждали. Внезапно неяркий
электрический свет, освещавший комнату, погас. Зажгли свечи. Теперь все
происходящее и вовсе стало нереальным. В неверном свете свечей Степан
увидел, что возле покрытого черным возвышения появился новый человек. Степан
различил, что это уже знакомый ему старик. Только одет он был не в обычный
костюм, а в какой-то нелепый балахон наподобие монашеской рясы. Отец
подтолкнул его вперед.
Степан медленно подошел к старику. Тот взял его за руку. Степан
почувствовал, как крепко, цепко ухватил его старик. Оглянувшись на отца,
Степан увидел, что он стоит на коленях. В той же позе застыли и остальные
участники церемонии. Впрочем, Степан лишь различал их силуэты. Ему казалось,
что в черных тенях, сгрудившихся около стен, не осталось ничего
человеческого.
- Сегодня, братья и сестры, - неожиданно низким тяжелым голосом
заговорил старик, - наше сообщество обретает нового члена. - Тут он с силой
дернул руку Степана книзу. Тот недоуменно уставился на старика. - На
колени! - зашипел тот. Степан послушно бухнулся на колени.
Не выпуская его руки, старик продолжал говорить о невидимом и
могущественном, которому они служат, о древнем знании... Степан плохо
понимал, что лопочет дед. Неожиданно у него закружилась голова, ему
почудилось, что, кроме черных теней, жмущихся к стенам, в комнате находится
кто-то еще. Степану даже показалось, что этот кто-то - огромный черный кот,
бесшумно крадущийся в едва освещенной мгле. Степан затряс головой, пытаясь
отогнать видение, но его руку сжали еще крепче.
Внезапно старик поднял его руку и полоснул чем-то острым по мизинцу.
Степан стоял на коленях, как птичка, загипнотизированная змеей. Нереальность
происходящего уже не удивляла и не пугала. Тупое безразличие овладело
парнем. Между тем старик наполнил чашу из поблескивающего такой же
желтизной, что и чаша, кувшина.
- Причастимся, братья и сестры, кровью нашего нового брата. - К чаше по
очереди подходили присутствующие и, отпивая по глотку, целовали Степана в
левую щеку. Поцеловал его и отец. Степан едва узнал его. Все крутилось перед
глазами. Он плохо представлял, что происходило дальше, и очнулся только
тогда, когда с отцом сидели в автобусе на пути домой.
- Что это было, папа? - спросил он растерянно. - Что происходило?
- Или не понял, дурак?! - грубо ответил отец. - В веру нашу тебя
обратили.
- В какую веру? - недоуменно промолвил Степан. - Я что-то не разобрал.
- В сатанинскую, - шепотом ответил отец, - и никому ни слова, дурень.
- Неужто и такая есть? - потрясенно спросил Степан.
В ответ отец только фыркнул.
Через несколько дней все произошедшее отодвинулось куда-то на задний
план, а вскоре и вовсе забылось. Только иногда ловил Степан на себе
изучающий взгляд отца и чувствовал, что что-то хочет ему сказать, но не
решается.
А вскоре случилась беда. В магазине у отца вскрылась крупная растрата, и
начались большие неприятности. Отца не посадили, он продолжал работать, но
ходил как в воду опущенный. Как-то раз в их доме появился знакомый старик.
Он долго о чем-то беседовал с отцом, уединившись с ним в кабинете. С этого
момента отец помрачнел еще более, а вскоре сильно заболел, да так и не встал
с постели.
Отец умер, но Степан воспринял это событие как-то отвлеченно, будто и не
с ним это произошло. Наоборот, он почувствовал некое облегчение, смысл
которого и сам не очень хорошо понимал. Может быть, причина была в том, что
со смертью отца с них снималось позорное пятно семьи вора? Но это-то как раз
и не тяготило Степана. Вор или не вор, какая разница. Скорее тут было
другое. Странная церемония, о которой он, казалось, забыл, накрепко въелась
в подсознание. Именно она не давала жить без оглядки, свободно дышать, быть
как все. Со смертью отца, как представлялось Степану, эта темная связь
разрушилась. Но разрушилась ли?
Степану стукнуло в ту пору восемнадцать лет. Мать не обращала на него
внимания, занятая своей вдовьей судьбой, и он был предоставлен самому себе.
О будущем он не задумывался: прожил день - ну и ладно. Кое-какие сбережения
у отца остались, на жизнь пока хватало. Так бы и болтался Козопасов по
Москве, если бы однажды не встретил того самого старика. Встреча эта
произошла прямо на улице. Степан с группой приятелей вышел из кафе и
пребывал в самом благодушном расположении духа.
Внезапно он почувствовал, что на него кто-то смотрит. Он физически
ощущал давящую силу этого взгляда. Степан присмотрелся и, к ужасу своему,
увидел знакомого старика, стоящего у самого края тротуара. Увидев, что его
заметили, старик дружелюбно кивнул и поманил Степана к себе. Козопасов хотел
было повернуться и уйти прочь, но почувствовал, как ноги сами ведут к
старику.
- Здравствуй, Степушка, - ласково произнес старик, но было в этой
ласковости что-то такое, что заставило Степана похолодеть. Он молча кивнул,
не в силах поздороваться, и стал ждать продолжения.
- Эй, Пастух, - позвал приятель (Степа был известен под этой
кличкой), - пошли в кино. - Но Степа только недовольно отмахнулся. Как хотел
бы он сейчас отправиться вместе со всеми в кино, но ноги его точно -приросли
к тротуару. Он весь был во власти непонятного человека.
Приятели ушли, а Степа так и стоял рядом со стариком, не зная, что
делать дальше.
- Тебя, значит, Пастухом кличут? - неожиданно прервал молчание странный
знакомец.
Степа молча кивнул. Старик хмыкнул.
- Да ведь тебя самого нужно вести, поскольку тычешься своей башкой в
разные стороны без всякого смысла. Я твоему покойному батюшке обещал за
тобой присмотреть, да и как не присмотреть? Ведь ты наш! Не помнишь
причастие?
Степан кивнул, подтверждая, что помнит.
- Ну вот и отлично, - потер сухие руки старик. - Хватит тебе без дела
слоняться. Пора и пристроиться куда-нибудь. Или не согласен?
- Надо бы, - нехотя согласился Степан.
- А пристроим мы тебя в институт.
У Степана вытянулось лицо, учиться ему страшно не хотелось.
- В какой? - тоскливо спросил он.
- Ты, я вижу, не любитель учиться, - насмешливо промолвил старик, - но
надо, Степа, надо! В какой? - переспросил он. - А в какой ты хочешь?
Степа пожал плечами.
- Значит, еще не выбрал, - все так же насмешливо продолжал старик, - не
определился в жизни. А ведь пора. Ну да ладно. Определим мы тебя по
медицинской части. Будешь доктором.
- Но мне туда не поступить, - усмехнулся Степа, решив, что наконец
осадил проклятого старика, - не с моими знаниями.
Старик грустно покачал головой.
- Жаль, очень жаль, что ты так плохо учился. Однако для сына моего
любимого товарища чего не сделаешь. Попробуем тебе помочь. Завтра же
отнесешь документы в приемную комиссию. И смотри, на экзамены ходи
аккуратно.
- А как же... - начал Степан.
- Сделай, как я сказал, - спокойно промолвил старик, но было в этом
спокойствии такое, от чего у Степана мурашки поползли по коже.
С того памятного разговора и по сей день Ко-зопасов видел старика всего
несколько раз. Однако каждая такая встреча знаменовала новый этап в
Степановой жизни. Он без каких-либо осложнений поступил в медицинский
институт и так же без осложнений его окончил. Он регулярно получал от
старика некоторую сумму на существование, Так что не зависел от матери.
Учился он средне, но тем не менее в отстающих не числился. Все получалось
как бы помимо его воли. Вначале Степан недоумевал, но вскоре привык. Учиться
было не так уж скучно, скорее наоборот. И жизнь студенческая, и связанные с
ней радости были нисколько не хуже праздного шатания, это он скоро понял. Ни
в каких таинственных обрядах Козопасов больше участия не принимал, старика
(он знал, что фамилия его - Корытов) видел чрезвычайно редко, но постоянно
чувствовал, что за ним наблюдают. Вначале это тяготило его, потом он привык
и перестал обращать внимание.
В институте, также по совету Корытова, он выбрал профессию психиатра.
После окончания работал в нескольких клиниках, а в последнее время в
Тихореченской психиатрической больнице.
Козопасову страшно не хотелось уезжать из столицы, но старик был
неумолим. "Необходимо, и все тут", - сказал он. И Козопасов подчинился.
Позже ему было поручено наблюдать за неким больным по фамилии Матвеев. Какой
интерес для старика представлял этот Матвеев, он так и не понял и
предположил, что, видимо, сыграли роль связи Матвеева. Присматривал, а
почему бы и нет! Тем более что это входило в круг его непосредственных
обязанностей. Но, не ощущая рядом с собой присутствия Корытова, Козопасов
несколько распустился, и вот результат. Старик явно недоволен. Что ж -
виноват, придется завтра покаяться. Не углядел за Матвеевым. Козопасов еще
некоторое время лежал, размышляя. Больше всего его занимал вопрос:
"Действительно ли существует секта сатанистов или это всего лишь ширма?" Но
если ширма, то кто прячется за ней? Может, шпионская организация? Но никаких
заданий, связанных, по его мнению, со шпионажем, он никогда не получал. Ведь
не может надзор за больным быть связан с этим рискованным занятием. Хотя
Тихореченский дурдом - учреждение специфическое, в нем упрятано много тайн,
однако старик никогда не требовал отчета о том, что там происходит.
Возможно, это его не интересовало, а может быть, был осведомлен не хуже его
самого.
Степан лениво зевнул и подумал, что неплохо бы сейчас выпить пива. Ну
ничего, скоро в Москве он отведет душу. Он перевернулся на другой бок.
Жалобно звякнули пружины старой кушетки. Тут он заметил, что на стуле,
стоявшем возле изголовья, что-то поблескивает.
Черт, не видно в темноте, стакан, что ли? Так и есть - стакан. Что в
нем? Вроде рассол. Молодец старик!
Степан сделал глоток. Рассол был холодный и чуть горьковатый. Какие-то
незнакомые пахучие травы добавлены в него. Он с наслаждением залпом выпил
стакан и откинулся навзничь. Хорошо! А может, старик и не сердится? Сердился
бы - стакан не поставил. Как бы там ни было, утром он с ним объяснится.
Голова приятно закружилась, во рту стало прохладно, как после мятной
конфетки. Сознание заволокло теплым мягким туманом. Степану показалось, что
в комнате появился кто-то еще. "Кто же это, - вяло подумал он, - неужели
женщина?" Он попытался подняться, но сил не было. Кто-то лег рядом с ним, он
явственно услышал звяканье пружин. Точно - баба! Ноздри уловили какой-то
неясный запах. Пахло, похоже, крепкими духами и еще чем-то вроде болотной
тины. Мягкая рука коснулась лба, провела по щеке. При этом острые ногти
незнакомки слегка царапнули кожу. Степан чуть слышно застонал от
удовольствия. Лежавшая рядом навалилась на него и стала целовать. Еще больше
запахло речной влагой и тиной. "Русалка, что ли?" - шевельнулась где-то
далеко крохотная мысль. Внезапно в горло впились точно две иглы. Секунду
было больно, но тут же стало еще слаще. Козопасов совсем перестал
соображать. Он растворился в море удовольствия. Никогда в жизни он не
испытывал ничего подобного. Тот, кто был рядом, пил его, испивал до дна, до
самой последней клеточки тела, но ничего страшного в этом не было, наоборот,
счастье наконец-то пришло к нему.
Сознание Козопасова стало постепенно гаснуть. Он уже испытывал не
удовольствие, а скорее безразличие, но и оно начало меркнуть, и вскоре
сознание полностью погасло. Он был мертв. Тогда тот, кто лежал рядом, мягко
поднялся и исчез.
Спустя минуты две в комнату вошел старик Корытов. Он включил свет и
некоторое время смотрел на распростертое тело. Тоненькая струйка крови из
двух небольших ранок стекала у Степана по горлу. На мертвом лице было
написано глубокое спокойствие.
Старик удовлетворенно кивнул головой. Дело сделано. Никчемный был
человек, проку от него никакого, однако в память об отце обошелся он с ним
милостиво, не заставил страдать. Да и зачем? Не со зла он, а так, по
глупости.
А может быть, зря он устранил Козопасова? Хватятся, будут искать... Нет!
Вовсе не зря. От живого еще больше вреда, чем от мертвого. И все-таки он
чувствовал: с Матвеевым все не так просто. Остался какой-то следок. Что этот
несчастный говорил о его последних часах, об учителе каком-то? Как бишь его
звать? Вроде бы Олег Тузов? Надо бы прощупать этого Олега. А что, если
Матвеев ему что-то рассказал? Нужно обязательно проверить.
Глава вторая
Примерно в это же самое время в Тихоречен-ске происходили следующие
события.
Наступили каникулы, а Олег до сих пор торчал в городишке. Если бы
полмесяца назад кто-нибудь сказал ему, что он задержится здесь хоть на
денек, он бы рассмеялся глупцу в лицо. Как только кончатся занятия - прочь
отсюда! Бесчисленное количество раз мечтал он, как будет валяться на теплом
песке, неважно где: на берегу моря или на речном пляже в родном городе. Но
вот прошла первая неделя каникул, за ней вторая, а Олег все не уезжал, все
ждал чего-то.
Уж и хозяйка недоуменно косилась на него: чего, мол, постоялец не едет
домой, а как-то раз даже прямо спросила об этом. Но Олег ничего
определенного не ответил. "В школе остались еще кое-какие дела", - невнятно
сообщил он. Хозяйка только головой покачала. Откровенно говоря, даже себе
Олег не мог объяснить, почему не уезжает. Что-то, казалось, не пускало его,
заставляло бесцельно бродить по пыльным пустынным улицам или уходить далеко
за город на берег речки, где уже начинал понемногу лететь пух со старых
корявых тополей.
Частенько Олег прихватывал с собой удочку и, усевшись где-нибудь в
тенечке, лениво щурился на красное перо поплавка. Но рыбак из него был
никудышный, да и улов не интересовал. Просто хотелось остаться наедине с
собой. Пару раз подходил Олег и к стенам Монастыря. Сейчас на фоне зеленых
тополей Монастырь вовсе не казался зловещим. Наоборот, выглядел он очень
живописно. Мощные стены с полуобвалившимися зубцами навевали романтические
мысли.
Казалось, из-за этих стен сейчас выскочит полк стрельцов в ярких
кафтанах. Трубач протрубит тревогу, грохнут пушки, и побегут удалые стрельцы
отражать набег беспокойных кочевников.
Но все было тихо у древних стен, и эта тишина казалась Олегу куда более
зловещей, чем шум рукопашного боя. Он вспоминал свое недолгое пребывание за
этими стенами и невольно вздрагивал.
Тихореченск словно проснулся после долгой зимней спячки. Теперь, когда
на улицах не было сугробов и куч золы, он казался патриархальным и очень
уютным. Да так оно и было. Бродя по городу, Олег не переставал удивляться
своеобразию застройки, милым древним особнячкам, мимо которых зимой он
пробегал, уткнув нос в воротник пальто. С ним здоровался почти каждый
встречный, и он охотно отвечал на приветствия. Он чувствовал себя как дома.
Как-то раз Олег пошел на городское кладбище, где не бывал с памятного
весеннего дня, пошел просто так, без всякой цели. Он бродил между могилами,
читая надписи, разглядывая памятники, но ноги сами тянули в дальний угол
погоста, где был похоронен прорицатель. Еще издали он увидел знакомый крест,
который врыл своими руками. Прочитал собственноручную надпись "Матвеев
Владимир Сергеевич", и стало ему почему-то тревожно.
Крест действительно был сделан на совесть, отлично отлакирован, но его
молодцеватость казалась нелепой.
Олег глянул на глинистый холмик подле креста и увидел, что кто-то
положил на него цветы. Желтые и красные тюльпаны были совсем свежие, точно
принесли их сюда час или два назад.
"Кто бы мог это сделать?" - недоумевал Олег. Он поднял один тюльпан,
зачем-то понюхал его, положил на место. Странно, очень странно. Олег присел
на скамейку возле стоявшей поодаль могилы и стал напряженно размышлять, кто
мог принести цветы. Выходило, что принести некому. Ведь не эти же подлецы из
Монастыря и не его убийца? Тогда кто же? Может, Валентин? Весьма
сомнительно. Снова тайна.
Так ничего не решив, в глубоком раздумье Олег пошел домой.
* * *
С того самого зимнего утра, когда загнанный в угол прорицатель попытался
передать Олегу свой дар, и до майского дня, когда, как ему показалось, дар
проявился в нем, учитель жил тихо и спокойно, не отягощая голову
воспоминаниями. Ну сделал глупость - залез в этот проклятый Монастырь. Так
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг