и ходил между могил, рассматривая памятники, читая надписи на них. Здесь
было много старинных дорогих надгробий, попадались и склепы,
свидетельствующие, что городок некогда знал и лучшие дни. Ведь только
состоятельные люди могут позволить себе соорудить для себя и своих родных
такие дорогие усыпальницы.
На кладбище было совершенно пусто, лишь в самом начале я встретил козу,
пролезшую через дыру в изгороди.
Вдруг я почувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Чувство было
странное. Словно холодом, окатило меня волной злобы, тянувшейся ко мне. Я
присмотрелся и заметил какое-то существо, скрывшееся за гранитным
памятником. Оно то выглядывало, то снова пряталось. Мне стало очень страшно,
так страшно, как не бывало еще ни разу в жизни. На что было похоже это
нечто? Представь себе большой моток перекрученной проволоки, беспрерывно
меняющей свои очертания и имеющей нечто вроде рук и ног. Это был, конечно,
не человек, но что? Может быть, чья-то неприкаянная душа, вынужденная
скитаться вечно, или нежить? Кто знает. Существо так же внезапно исчезло,
как и появилось. В страхе я прибежал домой и забился в угол.
Однако вскоре я стал часто сталкиваться с подобными явлениями. Существа,
похожие на увиденное мною на кладбище, встречались чрезвычайно редко,
значительно чаще я видел нечто вроде теней. Они не были связаны с отражением
обычных предметов, они существовали сами по себе. Некоторые из них были
огромны, другие - маленькие. Они как-то взаимодействовали между собой,
общались, если можно так выразиться. Чувствовал я и их отношение к себе.
Иногда доброжелательное, иногда нет, но чаще всего я ощущал равнодушие.
Я быстро привык к этому миру. У меня хватило ума никому об этом не
рассказывать. Вначале я думал, что не я один вижу подобные вещи, но потом
понял, что если начну рассказывать, то меня сочтут сумасшедшим.
Тени вели себя неодинаково. Иногда за целый день я не встречал ни одной,
а иногда за час попадалось несколько. Больше всего их было на кладбище,
видимо, здесь наилучшее место для их проникновения в наш мир, а может быть,
их просто тянет сюда.
Иногда тени вроде бы двигались по земле, но чаще всего они вились в
воздухе и всегда были в движении.
Между тем жизнь шла своим чередом. В город стали прибывать настоящие
эвакуированные. На их фоне я был вроде местным. Скитания мои по городку
скоро прекратились, я пошел в школу и зажил нормальной жизнью. Появились у
меня и друзья. Словом - я привык к своему новому месту обитания.
Мать быстро поняла, что возвращение в Ленинград немыслимо, и устроилась
на работу в местный исполком. Получилось у нее это легко, потому что в
городе ее все знали и считали столичной штучкой.
Надо еще добавить, что именно тогда проявился у меня впервые дар
прорицания. Я предсказывал своим приятелям, когда и по какому предмету их
спросят. Вначале они относились к этому недоверчиво, но очень скоро стали
активно пользоваться этим. Ошибок практически не бывало.
Письма от отца приходили редко. Воевал он по-прежнему на Ленинградском
фронте. Хорошо запомнил я одну фразу из его письма. "Какое счастье, - писал
он, - что вы вовремя отсюда уехали".
Однажды в марте 1942 года я, как обычно, был в школе. Шел урок
географии. Как сейчас помню: пожилой учитель, тоже из эвакуированных,
рассказывал об Арктике. Рассказывал он интересно, и класс внимательно
слушал. Внезапно я почувствовал страшный удар по голове и потерял сознание.
Очнулся я оттого, что учитель брызгал мне в лицо холодной водой, а вокруг
стояли испуганные и удивленные одноклассники.
- Что с тобой? - спросил учитель, увидев, что я пришел в себя.
- Убили, - сказал я, - меня убили.
- Что ты мелешь?! - недовольно сказал географ, а ребята вокруг меня
засмеялись. - Задремал, наверное.
И в этот момент, как мне потом рассказывали, вся правая часть моего лба
на глазах стала темнеть, и скоро на этом месте появилось темно-красное
пятно, вроде родимого.
- Иди-ка домой, - сказал географ.
По дороге домой я размышлял: что же случилось? Голова совсем не болела,
тогда откуда же пятно? И тут я понял: в этот самый момент на фронте погиб
мой отец. Пуля или осколок попали ему в голову, именно в то место, на
котором появилось пятно. Это было не предположение - я знал это наверняка.
Вечером мать спросила: что с моей головой?
- Папу убили, - вместо ответа сказал я.
- Замолчи! - крикнула мать. - Замолчи, гад!!! - она изо всей силы
ударила меня по лицу, первый раз за всю жизнь, а потом заплакала.
На другой день по дороге в школу мне показалось, что я вижу тень отца.
Ощущение добра, идущее от тени, было невероятно сильным. Тень на секунду
задержалась и унеслась прочь. А через месяц пришла похоронка, где
сообщалось, что мой отец пал смертью храбрых именно в тот самый мартовский
день.
Все эти видения нисколько не мешали мне в обычной жизни. Я был
обыкновенным ребенком, учился средне, из среды сверстников ничем особенным
не выделялся. Получалось, что я даже не обращал внимания на всю эту
чертовщину. Вернее, старался не обращать внимания. Когда я стал взрослеть,
то перестал видеть тени. Но дар пророчества я не потерял. Частенько задолго
до того, как семья какого-нибудь моего одноклассника получала похоронку, я
уже знал о гибели его близких. Однако молчал. На собственном примере я
убедился, насколько опасны подобные пророчества.
Не успела кончиться война, как мать засобиралась в Ленинград. Она уже
знала, что квартиры нашей не существует, но это ее не смущало. Дед мой к
тому времени умер, и нас в городке ничто не держало. Однако на берега Невы
нам попасть было не суждено. Как-то в городок приехал столичный театр,
неведомо какими судьбами занесенный в эту глушь. Театр был не из ведущих, но
репутация столичного произвела на мать неизгладимое впечатление. Она не
пропускала ни одного спектакля, близко познакомилась с актерами, а когда
узнала, что труппе нужен администратор, предложила свои услуги. Ее охотно
взяли, поскольку в городе она успела вступить в партию и к тому же имела
опыт руководящей работы. Театр двинулся дальше, и мы отправились вместе с
ним. Так мы оказались в Москве. Мать быстро сумела получить жилплощадь, а
вскоре стала заместителем директора театра. Я же поступил в ремесленное
училище.
Владимир Сергеевич замолчал, о чем-то задумался. Молчал и Олег.
- Тебе интересно? - спросил рассказчик.
- Очень, - искренне ответил Олег.
- Дальше будет еще интересней. Ну слушай. Мать вскоре вышла замуж за
режиссера из их театра. Величали его Герард, но он не возражал, когда его
звали просто Герой. Гера был неплохой человек, но какой-то уж очень легкий.
На жизнь он смотрел как на непрерывную цепь развлечений. Мать взирала на
него, как на Бога, а мне он просто нравился своим веселым открытым
характером. К тому же он научил меня играть на гитаре и петь душещипательные
романсы. Я к тому времени уже закончил ремеслуху и работал на заводе
слесарем.
Мать знала про мой дар. После того как пришла похоронка на отца,
отрыдавшись, она потребовала от меня объяснений. Я как мог сбивчиво
рассказал ей о тенях, о том, что вижу то, чего не видят другие. Она с
испугом смотрела на меня и молчала. Видимо, она решила, что я свихнулся.
Потом я часто ловил на себе ее тревожные взгляды, но на ненормального я был
не похож, и она успокоилась.
Между прочим, еще в эвакуации я предсказал ей, что она выйдет замуж за
мужчину по имени Герман. О том, что существует имя Герард, я тогда просто не
знал.
Разговоров о моем даре мы больше не возобновляли, но, видимо, она
проболталась о нем своему Гере.
"Слушай, Вовка, - сказал он мне однажды, - ты, говорят, можешь
предсказывать будущее?"
Я очень не любил толковать с кем-либо на эту тему, поэтому односложно
буркнул, что, кажется, могу.
"А давай проверим?" - предложил он.
"Как это?"
"Поехали на бега".
Идея показалась мне интересной, и я охотно согласился. Никогда раньше я
не бывал на бегах, и ипподром мне ужасно понравился, понравились гомонящая
толпа на трибунах, пиво и раки в буфете, лица знаменитостей в директорской
ложе, а главное - лошади. Лошади были лучше всего.
"Итак, - сказал Гера, - наступило время кардинальной проверки твоих
нечеловеческих способностей (он любил выражаться вычурно). На какую лошадь
будем ставить?" (По дороге он ввел меня в курс беговых страстей).
Я, как сейчас помню, сказал, что надо ставить на лошадь по кличке
Коралл. Он так и сделал, и Коралл пришел первым. "Ого!" - сказал Гера, с
удивлением посмотрел на меня и побежал к кассе. Но лошадь, на которую он
поставил, была фаворитом, выиграли мы какой-то мизер.
На следующие заезды Гера делал ставки по моей рекомендации. Мы
продолжали выигрывать мелочь, и только в предпоследнем заезде нам повезло.
Лошадь, на которую мы поставили, котировалась крайне низко, ставок на нее
почти не было, и, когда она пришла первой, нам отвалили приличный куш.
Словом, выиграли мы в тот раз что-то около тысячи рублей - мою месячную
зарплату слесаря. Домой мы летели как на крыльях. По дороге купили марочного
вина, шикарную закуску и явились к матери в феерическом настроении, по
выражению Геры.
Мать, узнав, что мы выиграли на бегах, отнеслась к нашим подвигам
неодобрительно. И хотя вино с нами выпила, но сказала, что запрещает своему
сыну таскаться по ипподромам, поскольку он еще молод и неопытен.
Гера был не жаден, но без денег красивая жизнь невозможна. И поэтому
тайком от матери мы продолжали ходить на бега. Пробовали, не выходя из
квартиры, предугадать результаты заездов, но ничего не получалось. Только
непосредственно перед началом заездов я мог назвать победителя.
Мы стали завсегдатаями на бегах и вошли в круг избранных. К тому же мы
постоянно выигрывали, и это не осталось незамеченным.
Как-то я возвращался с работы и только вышел с троллейбуса на своей
остановке, как ко мне подошел мужчина, которого я знал по бегам. Звали его
Жан. Была ли это кличка или настоящее имя, не знаю. Это был миниатюрный
человек лет сорока, похожий на бывшего жокея, довольно изысканно по тем
временам одетый. Однако чувствовалось в нем что-то уголовное.
"Здорово! - сказал он мне, будто мы были хорошо знакомы. - Пойдем выпьем
по кружечке".
Я не возражал.
Сдувая высокую пену, он как бы между прочим поинтересовался: "А кто этот
петух, с которым ты кантуешься?"
"Отчим", - сказал я. Он вытянул губы трубочкой: понятно, мол.
"Лекажи, - спросил он напрямик, - почему вы все время выигрываете?"
"Фартит", - пожал я плечами.
"Не заливай, - усмехнулся он, - фартит! Чего ты мне туфту лепишь? Этот
твой отчим и без тебя на бегах бывает, но одному ему почему-то не фартит".
Для меня это было новостью.
"Давно к вам приглядываюсь, - сообщил Жан, - и на бегах я не первый
день. Никогда я не видел, чтоб кому-нибудь так перла масть. С жокеями вы не
корешитесь, тогда откуда поруха?"
Что я мог на это сказать? Он не торопил с ответом, молча отхлебывал пиво
и ждал. Потом неожиданно достал из кармана пиджака колоду карт и положил ее
передо мной.
"Какая карта сверху?" - спросил он.
"Дама треф", - машинально ответил я.
Он перевернул ее: "Верно, а следующая?"
"Я не обязан тебе отвечать", - грубо проговорил я, поняв, что меня
поймали.
"Это точно, - ухмыльнулся он. - Ну что, фраерок, будем вместе шерстить?"
"На хрен ты мне нужен", - ответил я.
"Ой, ой, - процедил он тем блатным говорком, от которого мурашки бегут
по телу, - цаца наша ломается... Придется подколоть сначала петуха твоего, а
потом и тебя. Ну хиляй и подумай..."
Прибежал я домой, отозвал Геру и рассказал ему все.
"Спокойно, - небрежно ответил он, - кто такой этот Жан? Так, шестерка на
подхвате".
"Да нам-то какая разница? Он меня, похоже, раскусил, догадался о даре. А
что ножом пырнуть может, я не сомневаюсь. В общем, на бега я больше не пойду
и тебе не советую".
"Я разберусь, - бодро ответил Гера, - у меня есть знакомые в этом мире".
"Смотри, - сказал я, - как бы твои знакомые не стояли за этим Жаном.
Небось про меня кому-то ляпнул?"
"Что ты, что ты! - он сразу стал серьезным. - Разве про такое говорят!
Но я клянусь, что все будет в порядке".
Дней через пять, вечером, я как раз собирался в ночную смену, прибежала
донельзя взволнованная мать и, заливаясь слезами, сообщила, что Геру сильно
избили и, кажется, ударили ножом.
Все внутри у меня опустилось. Вот тебе и "связи в этом мире"! Я не
сомневался, что это дело рук Жана.
Отчиму действительно крепко досталось, вставать он не мог, при встрече
сообщил, что били его трое, но Жана среди них не было.
Естественно, подумал я, сам он, конечно, бить не станет, к чему
светиться?
"Ты ведь говорил, что все устроишь", - сказал я Гере. Он как-то жалко
скривился, но потом с обычным своим апломбом заявил, что обязательно с этим
делом разберется и накажет обидчиков.
"Уж ты накажешь!" - грустно подумал я.
Первой моей мыслью, когда я узнал, что случилось с Герой, было сбежать
куда-нибудь. Поразмышляв некоторое время, я пришел к выводу, что это
неразумно. Нужно было найти Жана и попробовать откупиться от него. Я,
конечно, понимал, что мысль эта весьма наивна, но что оставалось делать? В
следующее воскресенье я отправился на ипподром. Пробрался туда окольными
путями, стараясь, чтобы меня не заметили. Жана я увидел сразу. Он стоял
среди "жучков" и что-то взволнованно обсуждал... Одновременно он все время
озирался, кого-то высматривая, скорее всего меня. Я постарался быть не на
виду, но он меня заметил. Подленькая улыбочка заиграла на его лице, он
кивнул головой, не то давая мне понять, что я замечен, не то констатируя сам
факт моего появления.
Поняв, что обнаружен, я сел на трибуну. Бежать не было смысла. В это
время ударил колокол - заезд начался. Я следил глазами за Жаном, и у меня от
ненависти тряслись руки. "Сволочь, - думал я, - не выйдет у тебя, гад,
ничего". В это мгновение будто что-то меня толкнуло: а ведь от него можно
избавиться. Мысль эта пришла как бы со стороны, родилась вне моего сознания.
Я сосредоточил взгляд на Жане и стал про себя повторять: "Беги на поле, беги
на поле..." Сначала, я чувствовал, ничего не получалось, но потом оболочка
мозга как бы растворилась, и раскаленный импульс ударил по чужому сознанию.
Я сразу заметил по поведению Жана, что задуманное начинает получаться. Он
отошел от группы "жучков" и начал растерянно вертеть головой. Несколько раз
он взглянул на меня. Неожиданно он стал похож на затравленного, попавшего в
капкан зверька. Его тщедушное тело ходило ходуном, голова на тонкой шее
вращалась, как у кукольного паяца.
Медленно двинулся он к ограждению, отделяющему трибуны от бегового поля.
Подошел к нему вплотную. И застыл. Видимо, его сознание сделало последнюю
попытку справиться с чужой волей. Неожиданно он легко перепрыгнул через
ограждение и побежал по полю.
- Куда, куда! - закричали кругом. - Держи его!
Лошади как раз сделали круг. Жан бросился прямо под копыта лидера. Конь
отшвырнул его передними ногами под ноги идущего следом. Я прекрасно видел,
как подковы лошади, а потом колеса коляски прошлись по нему. При этом
коляска накренилась, и жокей вылетел на землю. Общий вопль ужаса пронесся
над ипподромом. Жокей мгновенно вскочил и побежал в сторону, а следом идущие
лошади, не в силах сразу остановиться, налетали друг на друга, расшибались и
падали.
Все кругом бесновались. Рядом со мной, помню, визжала какая-то женщина.
В лице у нее не было ничего человеческого. Я сидел оцепенев. Не было сил
подняться. В эту минуту я чувствовал невероятную мощь коллективной
психической энергии. Энергии зла! Направь ее, и она все сметет на своем
пути. И выпустил ее я! Волны кровожадного восторга бушевали вокруг. Кровавое
зрелище донельзя возбудило толпу, выплеснуло первобытное исступление,
дремавшее в глубине подсознания. Как часто приходится видеть жадное
любопытство при виде чужой крови!
Между тем лошадей растащили. На поле выбежали люди с носилками.
Подхватили труп Жана, вернее, кровавое месиво. Толпа ринулась смотреть на
это зрелище.
Ну вот, думал я, своего добился, избавился от этого скота. Но ни
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг