радости, ни удовлетворения я не ощущал. Медленно поплелся домой. Перед
глазами стояла голова Жана на цыплячьей шее, беспрерывно вращавшаяся из
стороны в сторону.
До меня дошло, какой невероятной силой я обладаю. И одновременно я
понял, что использование этой силы кому-нибудь во вред, может, и с благими
намерениями, превращает ее носителя в монстра. Может быть, то странное
существо, которое я встретил в первые дня моего озарения на кладбище, и
стало порождением бездумного использования подобного могущества. В тот день
я дал себе слово никогда не использовать силу, данную мне, во вред
кому-нибудь, даже если мне будет угрожать смерть.
Гера скоро выписался из больницы. О смерти Жана он узнал стороной, я ему
ничего не рассказал. Как-то раз он пригласил меня на ипподром. "Бояться
нечего, - весело сообщил он, - этот дурак, оказывается, бросился под
лошадь".
"Я видел".
"Ты был там, - удивленно спросил он, - а почему не рассказал? Неужели он
действительно выбежал на поле, с ума, что ли, сошел?"
Внезапно его осенило. Он пристально посмотрел на меня: "Не ты ли..." Он
не договорил и слегка побледнел.
Ничего я ему не ответил, но с этой минуты он стал сторониться меня,
однако на ипподром продолжал ходить, хотя, кажется, без особого успеха.
Все эти события настолько выбили меня из привычной колеи, что я начал
подумывать о самоубийстве. Глупо, конечно, но мысли эти посещали меня все
чаще, и тогда я решил уехать.
Надо сказать, что еще в то время, когда я учился в ремеслухе, мать часто
говорила, что неплохо бы мне вступить в партию. Я относился к этому
скептически. Не то чтобы чувствовал неприязнь к коммунистам, напротив,
никакой другой идеологии я себе даже не представлял, но понимал, что
подобный поступок может иметь далеко идущие последствия. Проще говоря, я не
хотел себя связывать.
Однако мать настояла, и через полгода работы я подал заявление. Приняли
меня без проволочек, поскольку происхождение мое с марксистской точки зрения
было безупречно. Честно говоря, от того, что стал членом КПСС, большого
восторга я не испытал. Как раз в этот момент я начал посещать ипподром,
красивая жизнь полностью захватила мое юношеское сознание, но мать была
довольна.
"Наконец-то ты стал человеком", - удовлетворенно констатировала она. И
когда я возразил, что от наличия партбилета мне ни жарко ни холодно, она
сказала: "Держись, сынок, партии, не пропадешь. И учиться тебе нужно". Эти
ее слова я вообще пропустил мимо ушей, поскольку нынешнее положение меня
очень устраивало. И вот когда после всех этих беговых страстей я ходил как в
воду опущенный, подходит ко мне как-то парторг.
"Слушай, Володя, - говорит он, - а не хочешь ли ты учиться на
милиционера?"
Я вытаращил на него глаза.
"А что, - продолжает он, - парнишка ты неглупый, у тебя, я думаю,
получится".
"Да ну вас, - говорю, - какой из меня милиционер?"
"Все будет нормально, - отвечает, - это партийное поручение. Да не
расстраивайся ты, не на простого постового учиться будешь, на офицера или
там на следователя, не знаю. Тут разнарядка пришла, я и решил, что ты
подходишь, уже и документы отослал".
"Вот спасибо, - говорю, - без меня меня женили".
Рассказал дома. Гера встретил это сообщение без особого восторга, а мать
обрадовалась. Я долго раздумывал, хорошо это или плохо, но решил, что
все-таки хорошо. Смена обстановки и все такое... К тому же учреждение, где
мне предстояло учиться, находилось не в Москве, значит, надо было уезжать из
дома, а мне этого как раз и хотелось. С легким сердцем собрал я свои
манатки, попрощался с матерью, с Герой и поехал учиться. Почему-то меня
отправили учиться в Сибирь, хотя в столице тоже было подобное учреждение,
называемое нынче Высшей школой милиции. Проучился я там положенное время,
получил лейтенантские погоны и отправился к месту назначения.
К тому времени в стране произошли огромные изменения. Умер "вождь и
учитель", расстреляли Берию, из лагерей стали выпускать безвинно посаженных.
Меня направили в районный уголовный розыск одного большого областного
города. Из лагерей освобождали не только невинных, хватало и разной шпаны.
И, надо сказать, мой дар тут очень пригодился. Обо всем, конечно, не
расскажешь, но вот, к примеру, один случай. Дело это попало сначала не ко
мне.
Нашли в пригородной лесополосе труп задушенной девушки со следами
насилия. Быстро установили ее личность - оказалась студенткой одного из
институтов города. Девица эта встречалась со своим сокурсником, парнем
довольно непутевым.
На него, естественно, сразу пало подозрение. Чем больше копало
следствие, тем вина парня становилась очевиднее. Последний раз ее видели
именно с ним. Они часто ссорились, раз даже он ее ударил - тому были
свидетели, но самое главное, возле трупа была найдена его кепка. Он,
собственно, и не отрицал, что это его кепка, но в убийстве не признавался.
"Я, - говорит, - когда мы с ней гуляли, залез в чужой сад, набрал яблок и в
эту кепку положил и ей отдал, а проводил ее до самого дома, даже до
квартирной двери".
И вот мытарят его, а он не признается. Как-то я зашел случайно во время
допроса. Следователь жалуется, вот, говорит, мерзавец, отрицает, и все тут.
Я глянул на этого парня и сразу понял: не он!
Конечно, даже смешно звучит, две недели его допрашивают, и вдруг
приходит, заметь, случайно, посторонний дядя и с первого раза определяет
невиновность.
"Послушай, - говорю я следователю, - дай мне дело почитать". Он,
конечно, восторга не проявил, но возражать не стал.
Прочитал я дело, согласно ему, вне всякого сомнения, этот парень-студент
был виновен. Вызвал я его, побеседовал, и уверенность моя в его невиновности
окрепла. Но кто же укокошил девицу? Среди вещественных доказательств была
пресловутая кепка. А также все ее вещи. Стал я их перебирать, и вся картина
преступления встала перед моими глазами.
Убил девушку ее двоюродный брат - местный шпаненок. Он давно приставал к
ней. В ту ночь родители ее работали в ночную смену. Он об этом знал и,
видно, решил воспользоваться. Пришла она со свидания, полезла купаться, о
том, что он в квартире, она не знала. Вышла после ванны, он на нее и
набросился. Но она сопротивлялась, и он ее задушил. Потом кое-как одел,
одежду изорвал и утащил в лесополосу. Это потом он мне сам рассказал.
- Неужели, - спросил Олег, - взяли вы ее вещи в руки и сразу поняли,
кто убийца?
- Тут интересный механизм, - объяснил Владимир Сергеевич, - когда я
дотронулся до вещей, то как бы впал в транс, но не внезапно. Я сам настроил
себя на это. Механизм я объяснить не могу. Но в сознании возникло помещение,
в котором происходит борьба, лицо девушки, которое я знал по фотографиям, и
лицо убийцы, совершенно не похожее на лицо подозреваемого. Кто это такой,
нетрудно было выяснить.
Когда парня доставили ко мне, он даже не запирался.
"Да, - говорит, - я ее убил и кепку подбросил. Но на официальном
следствии все буду отрицать, доказательств у вас нет".
"Посмотрим", - думал я. Отпустил его восвояси. Через два дня прибегает
он с повинной, руки трясутся... Что с ним произошло, не рассказывает, но во
всем сознается. А еще через два дня вешается в КПЗ. Такая вот история.
Откровенно говоря, очень я расстроился. Вроде все правильно, в
виновности его я не сомневался, но вспомнил свой зарок не использовать дар.
С одной стороны, отпетый мерзавец, наказал себя сам, но с другой - сам ли?
Не с моей ли помощью залез в петлю? Что я, Господь Бог, чтобы карать и
миловать? Эти мысли не давали мне покоя, но все это было только ягодки...
Я быстро продвигался по службе, мне было двадцать пять, но сомнения
обуревали меня: для чего я послан на этот свет. Кто я и откуда эти
способности: от Бога, от дьявола или еще от какой неведомой силы? В Бога
тогда я, конечно, не верил, не принято было верить, но должен же быть ответ.
Начал я читать философские труды: Спинозу, Гегеля - и вообще запутался. Как
раз в этот момент исканий и сомнений я женился. Тут тоже все было довольно
странно. С женщинами я, естественно, встречался. Казановой не был, но и
скромником особым тоже... А тут на одной вечеринке увидел ее, и будто кто
меня толкнул: твоя, мол! И она на меня обратила внимание. Пошел я ее
провожать, раз проводил, другой. И вот уже у нас роман. И главное, не пойму,
почему меня к ней тянет. Неглупа, но и особым интеллектом не блещет, недурна
собой, но и не красавица, были у меня и покрасивей. О родителях ее я тогда и
не знал: студентка и студентка. Жила она в центре города, в районе, где
проживало в основном городское начальство, но я как-то не придавал этому
значения. Встречались мы у меня. Я к тому времени имел отдельное жилье. И
вдруг она заявляет: я беременна!
Это было несколько неожиданно, я так ей и сказал. Но тут она встала в
позу: я тебя насильно под венец не тяну, я не какая-нибудь мещанка
(мещанин - тогда было самым страшным обвинением в среде интеллигентной
молодежи).
Меня это сильно обидело. Ушла она в слезах, да и у меня на сердце кошки
скребли. Не встречаемся неделю, уже другая пошла... И главное, меня страшно
тянет ее увидеть, места себе не нахожу.
Пришел я как-то вечером с дежурства, только переоделся в штатское,
стучат. Открываю, на пороге незнакомый молодой человек.
"Такой-то? - говорит официальным тоном. - Пойдемте со мной".
"А в чем дело?"
"Скоро узнаете".
Я привык вопросов много не задавать, только спрашиваю:
"В штатском можно идти или форму надеть?"
Он прищурился, оглядел меня и говорит:
"Лучше форму надень".
Выходим мы из подъезда, гляжу, "ЗИМ" стоит. Подводит он меня к нему, мы
садимся.
Я в легком недоумении:
"Куда это мы едем?"
"Вас желает видеть первый секретарь обкома".
"Вот это да!" - думаю.
Приехали. Выхожу из машины, смотрю, вроде дом знакомый. Заходим в
подъезд, возле лифта милиционер сидит, козырнул нам. Поднимаемся на третий
этаж, провожатый нажимает кнопку звонка, распахивается дверь, и на пороге
возникает первый секретарь обкома партии товарищ Думин собственной персоной.
Я его изредка видел на торжественных заседаниях.
"Вот, доставил", - сообщает молодой человек.
Думин небрежно машет ручкой: мол, свободен. Молодой человек исчезает.
Стою в огромной прихожей и не пойму, в чем дело? С чего это меня
захотело увидеть столь высокое начальство, да еще в собственном доме?
"Батюшки, - думаю, - уж не отец ли это моей Аллы? Но у нее другая
фамилия".
В этот момент рассказчик сделал паузу, а потом спросил у Олега:
- Я чувствую, вы опять в недоумении? Как же так: прорицатель - такой
простой вещи не знал? А вот не догадывался! Я уже говорил, что по отношению
к себе чрезвычайно редко испытываю пророческий дар. И, честно говоря, очень
рад этому, иначе давно бы пустил пулю в висок.
Так вот. Я продолжаю. Смотрит на меня сей высокий начальник, извиняюсь,
как солдат на вошь. Оглядел с ног до головы и цедит сквозь зубы:
"Так вы и есть Володя?" - Я кивнул.
"Точно, - думаю, - ейный папаша, влип!" - и ситуация меня так
рассмешила, что я, забыв о субординации, позволил себе чуть улыбнуться.
Что тут началось! Страшно даже вспомнить. Думин кричал, топал ногами...
Откуда-то выскочила представительная дама в китайском халате, расшитом
драконами.
"Паша! - завопила она. - У тебя гипертония, успокойся!" На меня она даже
не взглянула.
И действительно, Думин внезапно успокоился, посмотрел на меня вроде даже
милостиво, взял за рукав и потащил за собой. Привел в кабинет, заставленный
тяжеловесной мебелью, как я потом узнал, вывезенной из Германии, молча
пододвинул стул, налил коньяка, себя при этом тоже не забыл. Выпил. Крякнул.
И внезапно изо всей силы ударил кулаком по столу. После этого он некоторое
время сопел, а потом тихо и даже как-то жалобно:
"Ты почему на моей Алле жениться не хочешь?"
Я молча смотрел на него. "Кто нами руководит, - думал я, - клоун". В
этот момент включился дар. Человек, сидевший передо мной, понял я,
совершенно не обладал волей. Ее заменяли эмоции. Странное это ощущение -
проникать в чужое сознание. Не со всяким удается. Помнишь сказку Андерсена
"Калоши счастья"? Там волшебным образом молодой человек получил возможность
путешествовать по чужим сердцам. Причем они представлялись ему в виде то
старой голубятни, то комнаты, полной зеркал... Если использовать это
сравнение, то передо мной было сердце, напоминавшее курятник. Командовал
здесь роскошный петух, орущий во все горло и совершенно уверенный, что без
него солнце не взойдет. Я мог сделать сейчас с ним все, что угодно,
заставить, скажем, выпрыгнуть из окна. Он был полностью подчинен моей воле.
Но, естественно, ничего подобного я не сделал, а с интересом ожидал, что же
будет дальше.
"Ты почему не пьешь?" - неожиданно спросил Думин.
"Без закуски не привык", - нагло ответил я.
"Это мы сейчас... - будничным тоном сказал мой будущий тесть. - Эй,
Дарья!" - крикнул он.
Вошла степенная старуха, судя по всему, домработница.
"Принеси-ка нам чего-нибудь закусить".
Старуха с любопытством глянула на меня и вышла. Через пять минут стол
ломился от разносолов.
"Ну вот, - удовлетворенно произнес Думин, - давай-ка, голубь ты мой,
поговорим".
Завязалась непринужденная беседа, прерывавшаяся поднятием рюмок. В конце
концов Думин развеселился и полез обниматься.
"Женись на Алке, - слюнявил он меня, - хорошая девка..."
"А я, собственно, и не отказываюсь", - ответил я.
"Вот и хорошо, вот и славно!" - заревел Думин.
В этот момент в кабинет вбежала "хорошая девка". Увидев меня, она сильно
покраснела.
"Я же просила, папа!" - трагическим голосом промолвила она.
"А что! - снова впал в ярость Думин. - Неужели я позволю кому попало...
брюхатить собственную дочь и при этом сигать в кусты?!"
"Что ты говоришь, папа?!"
Пора было подавать голос. Я встал и, глядя на Думина, торжественно
сказал:
"Позвольте, Павел Митрофанович, просить руки вашей дочери!"
Думин тоже поднялся.
"Тамара!" - крикнул он. Появилась давешняя представительная дама. На
этот раз она была не в халате, а в темно-вишневом бархатном платье, в каких
обычно выступают оперные певицы. Она надменно, но с интересом посмотрела на
меня. За ее спиной маячила Дарья.
"Вот будущий муж нашей дочери! - громко и отчетливо сказал Думин. -
Прошу любить и жаловать!"
На службе скоро узнали о моих матримониальных успехах. Я стал ловить на
себе завистливые взгляды, а кое-кто и прямо в глаза говорил: "Везет же
некоторым".
Сыграли свадьбу, а вскоре родилась Анюта. С тестем отношения у меня
складывались неплохо. И без его протекции я быстро продвигался по служебной
лестнице, а тут и вовсе в гору пошел.
А времена менялись. Состоялся двадцатый съезд партии, на нем Хрущев
сделал свой знаменитый доклад, который произвел во всем мире впечатление
разорвавшейся бомбы. Но у тестя с Никитой были хорошие, чуть ли не дружеские
отношения. Работали они вместе на Украине, тесть был сначала каким-то
деятелем в тамошнем ЦК комсомола, потом в ЦК партии. Поэтому пресловутый
доклад его с толку не сбил.
"Все верно, - говорил он, - Никита Сергеевич правильным курсом идет...
Мудро сделал, что расправился с этими подлецами: Берией, Маленковым,
Кагановичем".
"Послушай, Вовка, - как-то говорит он мне, - пора тебе в Москву
перебираться, засиделся ты в этой дыре. А за тобой, глядишь и я. Кое с кем
переговорил, возьмут тебя сначала на Петровку, а уж там..."
Ходил я в это время уже в капитанах, работал в областном управлении и
сам подумывал о дальнейших перспективах. Переехать в Москву, конечно, было
заманчиво, да и жена сразу же ухватилась за это предложение. Я бывал в
столице в командировках, в гостях у матери и, приезжая в Москву, всегда
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг