кинжал (противником меньше!..) и обнажить меч. Хвала Сатьякалу, Иссканр
догадался не поворачиваться к зандробам спиной и не искать спасения в
бегстве - ибо в таком случае получил бы порцию яда прямо промеж лопаток.
Но четыре махсрая - это все равно очень много для одного запыхавшегося
и изрядно уставшего воина.
Спроси потом кто-нибудь, каким образом ему удалось выжить - Иссканр бы
только пожал плечами. Тогда же, в переулке, он попросту отбросил все мысли,
как откладывают, войдя в комнату, теплый плащ. Годы вышибалой в борделе и
несколько ходок с караваном придали его телу способность "размышлять" в
подобных ситуациях самостоятельно - и действовать, не тратя времени на
сомнения.
Ложное движение влево, молниеносная пробежка в противоположную сторону
(воздух рассекают сгустки ядовитой слюны - мимо, пока мимо!..), удар, еще -
второй оказался чуть смазанным, махсрай цепляется тебе в плечо, когти рвут
шерсть куртки, повернуться, подставить тварь под плевки его же собратьев...
брызги на руке - Дракон Огненосный, как же больно! - потом, об этом - потом;
стряхнуть с себя полудохлого махсрая, свободной рукой прикрыться от
очередного плевка (больно!.. потом!!!) - взмах клинком - попал! - добить! -
присесть, выпад, выдернуть клинок... всё!
Гостиница ступениатов, при которой живет Танайя, уже рядом, уже... вот
она, ворота открыты, входи, но осторожно, кто знает, какие твари...
Он зашипел от боли и лишь в последний момент остановил руку с
занесенным для удара мечом - когда понял, что перед ним не очередные
порождения Внешних Пустот, а всего лишь госпожа Бриноклар, управительница
ступениатской гостиницы, за руку же Иссканра держит один из ее "засовов",
как она любит называть парней из охраны.
На освещенном фонарями и факелами гостиничном дворе царил такой же
беспорядок, как и во всем Северном Сна-Тонре - похоже, здесь устроили
госпиталь для раненых, и постояльцы, чем могли, помогали пострадавшим.
Последних становилось все больше: люди постепенно приходили в себя и
принимались растаскивать завалы, спасая тех, кого еще можно было спасти, и
относили их в такие вот на скорую руку устроенные лечебницы.
- Э, да я тебя знаю, - заявила Иссканру госпожа Бриноклар. И велела
"засову": - Отпусти его, это парень, который наведывался к Танайе... а-а, ты
же ее не помнишь. Одна из кухонных работниц... неважно, ступай, помоги, вон,
кажется, привезли новых клиентов. - "Засов" поспешил к группе мужчин и
женщин, тянувших за собой двухколесную арбу, на которой лежали раненые.
Госпожа Бриноклар повернулась к Иссканру: - Уехала Танайя. Ты ж, наверное,
знаешь, что она не отсюда родом. Матушка у нее при смерти была, дядюшку и
его жену вообще желтая мокрень скосила - так что собрала Танайя вещички и
подалась в свою деревушку, хозяйство-то нужно кому-то вести, верно?
- Когда вернется? - только и догадался спросить Иссканр.
- Да вроде не собиралась. И как ей вернуться, когда двое малых
племянников да хворая мать? Просила тебе передать, мол, хорошо ей с тобой
было. Ты прости, мне сейчас не до того, видишь, какая беда приключилась.
Адрес она оставила на всякий случай, потом дам тебе... ох, ты ж читать не
умеешь.
- Умею.
- Ага, - она посмотрела на Иссканра с легким удивлением, но промолчала.
Дел действительно было невпроворот, не до странного паренька из караванной
охраны. Умеет читать и умеет, им, небось, в пути все равно заниматься
нечем. - Ты как, сильно торопишься? Поможешь моим "засовам" с больными?
Иссканр согласился - и поступил в полное распоряжение к тому самому
громиле, который встретил его у ворот. Оставшуюся часть ночи парень вместе с
"засовами" госпожи Бриноклар занимался тем, что переносил тяжелораненых,
способным же ходить помогал добраться до врачевателей. Было и много другой
работы, трудной и грязной, не позволявшей задумываться ни о чем больше. И
когда улица внезапно покачнулась, а в глазах потемнело, Иссканр решил, что
просто устал. Голос дежурного врачевателя, на рабочий стол которого он
сейчас оперся, звучал словно из далекого Нуллатона:
- Эй, в чем!.. Приятель, да у тебя же все предплечье обожжено!
Кто-нибудь, помогите его уложить - и несите кипяток, промыть инструменты.
Потом, потом, Кигурш, сам закончи с той дамочкой, заштопай рану, перевяжи и
напои сонным настоем, да, мне сейчас... зверобоги! да вы только поглядите,
что у парня с рукой! Госпожа Бриноклар, как вы вообще могли допустить его к
работе, он же уже не один час ходит с этими ожогами! На стол его,
немедленно!..
Голоса пропали, пропал свет, и только остался во рту металлический
привкус крови, к которому Иссканр уже успел привыкнуть - все это время, пока
помогал больным, он закусывал от боли нижнюю губу, считая, что его-то раны
как раз не смертельные...
Полторы недели он провалялся в гостинице ступениатов, ставшей теперь
госпиталем. Лукьерр и кое-кто из охранников каравана наведывались к
Иссканру - все равно из-за колоссальных разрушений в Северном Сна-Тонре
множество сделок сорвалось и караван вынужден был задержаться дольше
запланированного. "Хуккрэн роет копытом землю, - улыбался Лукьерр. -
Считает, тут дело нечисто, и, кажется, подозревает, что все это устроил ты
один, только из неприязни к нему". Иссканр пожимал плечами: он-то знал...
хотя иногда, вспоминая про тот невидимый колпак... нет, конечно, Держатели
обрушились не из-за Иссканра, тут и думать нечего! И вообще, пора снова
заняться записками брата Гланнаха - жаль, их у Иссканра отобрала госпожа
Бриноклар, когда застала больного за таким "утомительным занятием".
Управительница гостиницы считала себя виноватой, что не сразу заметила ожоги
Иссканра, и всячески старалась вину загладить. Иногда ее старания
представлялись Иссканру чрезмерными - вот как в случае с записками монаха.
Конечно, госпожа Бриноклар обещала вернуть их - пусть только сперва Иссканр
выздоровеет.
Он ругался, умолял, уверял, что чтение ему не повредит - управительница
была непреклонна. В конце концов Иссканр смирился.
Точно так же смирился он и с тем, что в ближайшее время не увидится с
Танайей. Может, оно и к лучшему? Он не знал; в глубине души был рад, что все
решилось само собой, и сам же досадовал на себя за эту радость... хотя - не
слишком.
Он взял у госпожи Бриноклар адрес Танайиной деревушки, чтобы по
окончании поисков, связанных с записками брата Гланнаха, навестить ее. А
можно будет и не навещать. Лежа на госпитальной койке, глядя в потемневший
от времени потолок, Иссканр, как и тогда, на мосту, почувствовал, что жизнь
его меняется - и кто знает, куда приведут записки монаха?.. Меняется жизнь,
меняется сам Иссканр... на мгновение ему показалось, что мир вокруг бешено
завертелся: разноцветные смазанные полосы извивались одуревшими червями,
даже почудилось, что этажом ниже кричит кто-то из больных.
Он помотал головой - и наваждение прошло. Поэтому когда здешний
врачеватель полюбопытствовал, на что больной жалуется, Иссканр честно
ответил: на госпожу Бриноклар, отобравшую мешочек с записками. А больше
жаловаться не на что.
Наконец его отпустили - и вместе с караваном Иссканр поехал обратно на
юг, чтобы в Дьенроке свернуть с привычного пути и направиться к побережью.
_"Мы никогда не можем знать, насколько привлекаем внимание зверобогов -
и угодны ли им наши деяния. А когда узнаём, как правило, бывает слишком
поздно что-либо предпринимать"_, - писал брат Гланнах.
И Иссканру еще предстояло убедиться в этом на собственном примере.
* * *
Публика собралась - столько и на выступлении не каждый раз увидишь.
Кажется, прежние гастроли Кайнора в Трех Соснах не пользовались таким,
скажем прямо, _бешеным_ успехом.
Толпу трясло, толпа неистовствовала. Какое там "хл_е_ба!" - зрелищ и
только зрелищ! Крестьяне, кузнецы, кожевники, рыбаки, пастухи - сегодня все
они превратились в зрителей. Или, если угодно, в прихожан - поскольку
творимым действом руководил господин Хожмур.
Свежесбитый помостец со столбом в центре установили на самом краю
дороги, где не так давно Гвоздь наблюдал за висевшими в небе грачами. Сейчас
они, едва видимые на фоне черного неба, растопырили крылья и вот-вот
собирались взлететь с ветвей, чем-то напуганные. Им, беднягам, тоже сегодня
не дали как следует выспаться.
Под взъерошенное гудение толпы Кайнора привязали к столбу так, что он
мог видеть и три сосны, и грачей на их ветвях, и людей вокруг. Видел он и
дорогу, поле, тонущее в сумраке, повозку, на которой сюда доставили
помостец. И еще - факелы, много факелов и много хвороста. Хватит, чтобы
спалить не одного жонглера.
Как это там в законах Бердальфа Морепашца? _"Певцы и комедианты,
глумословы и артисты всяких мастей есть люди, ни к какому из сословий не
принадлежащие, и хоть к ворам и разбойникам без причины приравнивать их не
следует, однако же и безоглядно доверять им не стоит"_. И еще: _"А если кто
словом или делом обидит артиста, пеней в качестве возмещения тому пусть
служит тень обидчика"_.
Но не наоборот - верно, мудрый Морепашец? Хотя... законы твои
составлены не одним тобой, наверняка за спиной у тебя стояли верховные
иерархи Церкви. И ты знал, что если пойдешь против них, лишишься и земель,
которые завоевал, и головы, которая тебе на плечах отнюдь не мешала...
Но разве мне, Кайнору из Мьекра, легче от этого понимания?!
Ведь я же не герой из баллад и баек, которые сам не раз горланил по
кабакам! Посмотрите на меня: худой, избитый, совсем не зверобогоизбранный!
Меня не запишут в святые мученики, меня даже похоронят за оградой кладбища,
и кости мои станут поживой блохастых псов...
Гвоздь вдруг замер: показалось, что отзываясь на его мысли где-то
далеко залаяла Друлли. Бред какой! Откуда ей здесь взяться?
Неоткуда. И все же...
- ...обвиняешься, - громогласно бубнил господин Хожмур, - в наведении
чар колдовских, вредоносных, способствовании утоплению Кнурша Кружечника
и...
"Ты еще обвини меня, что древоточцы в вашей храмовне идолов
погрызли", - подумал Кайнор.
- ...слово в свое оправдание? Или признаешь ты вину свою?
- Не признаю, - сказал Гвоздь, со скукой разглядывая обступивших его со
всех сторон людей. "И ведь обычные лица, не хари какие-нибудь
непотребные..."
- Доказать свою невинность можешь?
Во-от, тут они дыхание и затаили. В задних рядах встрепыхнулся господин
Туллэк, готовый бороться за свой покой всеми доступными способами. Кайнор
подмигнул ему.
- Не могу. Верьте на слово, что ль? - предложил, обращаясь уже к жрецу.
Тот надулся индюком, покраснел, завращал глазами:
- Ах ты нечестивец! Шутковать решил?! На костер его!..
- Так уже ведь... - напомнил, показывая взглядом на хворост Гвоздь. Он
понимал, что поведи себя иначе - и можно было бы оттянуть неизбежное. Но,
во-первых, Кайнора, как это иногда случалось, "понесло", а во-вторых, если
"неизбежное" - так зачем оттягивать? Главное, что не топить собираются,
верно?
Слова, все это время игравшие в чехарду у него в голове, начали сами
собой складываться в строки:
"Дожить до вечера без увечий"?
Зачем тебе, однодневке, вечность?!
Чужим плащом натирает плечи
возможность мучаться бесконечно.
Круг чертят мелом. Погасли свечи.
Шагаю смело судьбе навстречу!
И время - врал ты, мудрец, - не лечит!
И бремя, радость - уже далече.
Я был наивен, я был доверчив:
я сеял смех, а пожал лишь ветер.
И завсегдатай хмельной таверны
хохочет в спину мою гиеной.
Я прахом был - и я был вселенной -
святой провидец, подлец последний.
Луной кровавой во тьме алею -
такой ли вам я, толпа, милее?!
Так мажьте маслом и ешьте с хлебом
меня, поющего гимн хвалебный!
Сгорю безмолвно, углем дотлею... -
но, может, хоть одного согрею?
Не знаю. Верю...
- Последнее желание будет? - сплюнул господин Хожмур. - Давай скорее,
глумослов!
Гвоздь задумался, всего на секунду.
По-прежнему где-то далеко и в то же время вот здесь, совсем рядом,
лаяла собака.
- Свистнуть хочу, - провозгласил он народу свою последнюю волю.
- Так свисти, - предложили из толпы - без особого, впрочем, радушия.
Кайнор объяснил, что свистнуть ему хочется в свисток, а тот висит на
шее; или развязывайте руки, или пусть кто-нибудь подойдет и вложит ему
свисток в рот.
Господин Хожмур собственной персоной снизошел (вернее, поднялся на
помостец) и, морщась, ткнул Гвоздю в губы свисток. Рыжий двинул бровями,
мол, не заслоняй пейзажа в последние-то минуты, не на тебя же, злыдня,
смотреть во время финального свиста, верно? Жрец отвалил.
Кайнор набрал воздуху в легкие и засвистел, переливчато, узорчато.
Впрочем, свисток предназначался для Друлли, так что народ-то ничего и не
услышал.
Им сейчас не до того было.
Дряхлым занавесом вздернулось и заплясало небо, грачи наконец-то
оторвались от ветвей и с карканьем взмыли вверх, а по дороге, прямо на
помостец, скакали гвардейцы, гвардейцы!.. - "Вы чем тут занимаетесь,
в-вашу!.." - "Да мы... да он... да сами видите..." Гвардейцы видели,
гвардейцы ой как видели и ой как карали, вот уже и девятихвостки пошли
выписывать по спинам и плечам, господин К'Дунель не останавливал, он только
фургонам Жмуновым велел остановиться да, спешившись, скорым шагом направился
к помостцу. Лично резал веревки на Гвозде, улыбался в усы.
"Сейчас еще обниматься полезет", - подумал Кайнор.
И действительно, господин капитан заключил его в свои крепкие, можно
сказать, братские объятия. А заключивши, прошептал на ухо, чтоб другие не
слышали: "Еще раз попытаешься сбежать, я всех твоих акробатов нахрен
повырежу, понял? И псину твою живьем крысам скормлю. Если понял - кивни".
Кайнор - человек негордый и неглупый - понял и кивнул.
И даже похлопал К'Дунеля по спине в приступе ответной братской любви.
Глава шестая:
"Где наследил великий Бердальф..." Что испугало кальмаров. В Шатрах
Захребетников. Гостеприимство монахов. Прогулки по ночному кораблю.
"Неподдельное смущение и искренняя наивность".
Иль по снегу бреду, иль пустыней, в
бреду, -
словно грешник в аду, я пощады не жду.
Кто-то спросит: "Живешь для чего ты,
бродяга?"
"Не живу! Я лечу... пусть - вот-вот
упаду!"
Кайнор из Мьекра
по прозвищу Рыжий Гвоздь
Рыбацкая деревушка со звучным названием След Бердальфа, по сути,
принадлежала монастырю Акулы Неустанной. Считалось, что именно здесь почти
пятьсот лет назад великий мореплаватель и воин, основатель династии
иншгурранских правителей, впервые ступил на берег Ллаургина - тогда еще не
Отсеченного. Он приплыл сюда во главе множества искателей приключений,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг